- Насколько я помню, ты уже давно не бегаешь за женственными мальчишками, – напомнил ему Дерек услужливо. – Особенно с грудью. Или на неё у тебя тоже беспрерывно стояло?

- Стояло, представь себе!!! – с отчаянием бесталанного лжеца выкрикнул Питер, тревожно подсчитывая, сколько же раз за последние два дня его заподозрили в импотенции.

- И после того, как вы разобрались с... кхм, этим, – иронично продолжил Дерек, – ты, наслушавшись обиженного ребенка – обиженного на меня в тот момент – схватил свою базуку и поехал соперника убивать.

- Не убивать, нужен ты мне... – возразил Питер. – Я хотел посмотреть в лицо психиатру, который не смог привить пациенту терпимость к собственному телу, до кучи внушив ему ненависть к анальному проникновению.

- Которое, судя по твоей довольной роже, у вас случилось несколько раз... – насмешливо предположил Дерек.

- Довольно успешно завершившись логическим оргазмом, – не удержался от шпильки Питер.

- И хорошо, – пожал плечами странно неревнивый Дерек. – Оргазмы – это прекрасно. И возвращаясь к нашему спору, спрошу – как думаешь, случились бы они у него, если бы Стайлз своё тело не любил? С чего ты взял, что он его ненавидел? Что этому мальчишке нужно было что-то там прививать? Стайлз очень хорошо понимал свою уникальность. Он мог говорить другое, вести себя иначе, но поверь, его не нужно было учить любить себя. Двуполость была его оружием и очень эффективным.

Странно, но Питер ничего не мог возразить ему на это: как бы ни был зажат и несчастен Стайлз калифорнийский, всем своим видом выдающий наличие комплексов по отношению к собственному телу, настолько же Стайлз нью-йоркский был открыт. Стеснителен, робок, но очень естественен. Как и его оргазмы.

- Какого черта ты говоришь мне об этом сейчас? Когда несколько месяцев назад говорил совершенно другое?- спросил он у Дерека, уже понимая – они уходят от темы куда-то не туда. Дерек, не задумываясь, противоречит себе же и словно не замечает этого. Он не заботится теперь о том, чтобы доказать всё то, что доказывал Питеру раньше.

Скандала не получалось. Дерек не сопротивлялся. Но Питеру по-прежнему хотелось кричать.

- Как ты вообще можешь спокойно рассуждать о сексе между нами? – нашел он новое противоречие между Дереком прошлым и нынешним. – Ты что, совсем его не ревнуешь?

Мысль была верной, логичной. Питер возмущался там, где мог он возмущаться, впервые чувствуя себя среди всей этой уникальщины нормальным, обыкновенным мужиком, не понимая, как можно любить, делиться любимым и не ревновать. Отгоняя от себя мысль о том, что это возможно только в одном случае – когда любви нет.

Дерек о ней в эту встречу и не говорил.

- Послушай, Питер, я варюсь во всем этом уже более пяти лет. Стайлз не пай-девочка, да и я не очень хороший мальчик. Что ты о нас знаешь? Что ты знаешь о нем? Я говорил тебе раньше и говорю сейчас – ты зря защищаешь этого обманщика. Он не нуждается в адвокате. Припомни, он тебе врал. Манипулировал. Он...

- Зачем? – вдруг непонимающе спросил Питер. – Зачем он делал всё это? Он никогда таким не был со мной! Раньше... не был...

- Он оказался полон сюрпризов, да? – нехорошо улыбнулся Дерек. – А он такой. Разный. Зависимый от обстоятельств, которые изменились, а я-то, дурак, и не заметил. Полгода назад я не особо это понимал, поэтому был беспечен и невнимателен. Теперь я не могу отрицать, что он влюбился в тебя. И очень сильно. Он изменился специально для Питера Хейла. Не знаю, как понятнее сформулировать, но природа Стайлза позволяет ему использовать его анатомический феномен в личных целях. Сейчас ты скажешь – где же здесь диагностированная трансгендерность? Где психологическая дисфория? Где желание быть женщиной, если желание быть мужчиной проявляется тоже?

- Да, – поддакнул Питер, удивленный почти свершившейся капитуляцией опытного психиатра перед каким-то мало что понимающим хирургом. – Да, где она, трансгендерность эта?

- А нет её, – спокойно резюмировал Дерек и грустно на Питера посмотрел.

Взгляд говорил о многом: ты выиграл, а я проиграл. Ты был прав, а я нет.

Но Питер чувствовал – это было поражение, подобное победе. Самое сложное и самое странное из всех, какие он видел.

Себя победившим уже не считал. Сейчас он был всего в одном шаге от догадки, но как мог, этот шаг отдалял.

Дерек, тем не менее, в тот самый миг, когда Питер готов был просить пощады и остаться в неведении, его не пощадил.

Он начал говорить правду.

- Тебе никогда не казалось странным, когда ты просмотрел весь его анамнез, – спросил он Питера, – что физические показатели почти все в пределах нормы? Нет никаких грубых нарушений в работе систем, нет умственных пороков, хотя у генетически измененных особей присутствие патологий – это практически норма? Стайлз оказался слишком здоровым мальчишкой. Более того – и очень здоровой девочкой.

Питер слушал и вспоминал, как схожие мысли его посещали, наталкивая на разгадку, но только тогда он разгадывать Стайлза особо не хотел. Теперь Дерек не интересовался его мнением – рассказывал всё добровольно, словно своей настойчивостью Питер ему что-то доказал и вот теперь был признан годным для посвящения в главную тайну Дома Эха.

- Наличие дефектов ДНК, – продолжил Дерек, – какие всегда присутствуют при истинном гермафродитизме, накладывают отпечаток и на внешность пациента. Ты видел наверно, Питер, если изучал вопрос, множество изображений гермафродитов. Ты должен понимать, о чем я говорю. Они... странные, эти люди. А Стайлз – нет. Их лица неуловимо несимпатичны и даже где-то омерзительны. А лицо Стайлза – нет.

Питер улыбнулся, вспоминая красивого накрашенного мальчишку. Дерек, как ни странно, улыбнулся в ответ.

- Только чудес так просто не бывает, – закончил краткую передышку он. – Не выглядя как гермафродит, Стайлз так или иначе имел в организме генетический сбой. А это означало нездоровье. Его очаг необходимо было искать.

- И ты нашел, – почти утвердительно предположил Питер.

- И я нашел, – серьезно кивнул Дерек, прекрасный уролог и опытный психиатр.

Питер бы даже сказал – блестящий.

Его лицо менялось от удивленного к тревожному, Дерек молча на эти перемены смотрел, как настоящий психолог верно понимая их причину. И только когда Питер тихо прошептал безнадежное “Только не говори, что...”, он снова вздохнул и начал спрашивать.

- Ты помнишь, где впервые его увидел?

- В твоей дурацкой мрачной психушке.

- Где ты еще сказал мне – в первую же вашу встречу, заметь – что мальчик, так тебя заинтересовавший, выглядел куда более сумасшедшим среди всех остальных.

- Он был... блять, – выругался Питер, припоминая.

- Ты помнишь, как я пытался сказать тебе, что он мой и одновременно не мой пациент?

- Ты просто не мог заявить этого официально? Потому что...

- ...наблюдал его в частном порядке, как и просил меня его отец, да и обстоятельства... заставили, – ответил непонятно Дерек, задавая следующий вопрос. – Ты помнишь, как он часто находился на территории лечебницы? Как ночевал там? Иногда мне приходилось приглядывать за ним круглосуточно, потому что состояние моего не-пациента периодически ухудшалось. Скажи мне, Питер, как называется ухудшение состояния в медицине?

- Рецидив, – послушно произнес Питер, не замечая, как его, дипломированного хирурга, невежливо экзаменуют.

И тут же сердито поинтересовался:

- Какой, к черту, может быть рецидив у врожденной патологии? При чем здесь гермафродитизм и...

- Ни при чем, – тихо ответил Дерек, поправившись, – то есть он и есть причина отклонений Стайлза, которые рецидивируют.

- Рецидивируют, – машинально повторил за ним Питер, пытаясь не думать о том, что было очевидным с самого начала. – Ты же не говоришь о... Нет. Да нет же!!!

В его бессвязных восклицаниях было сомнение и много вопросительных интонаций, словно Питер все еще надеялся на то, что Дерек ему возразит.

Дерек не возразил.