Питер непонимающе хмурился – он не был уверен, что слово “правда” вообще здесь уместно. В этом самом кабинете, где даже стены были пропитаны тайнами, сплошь сотканными из замысловатой лжи. Но Дерек был прав – Питеру было бы так удобней. Вчера. Сегодня он силился и не мог припомнить Стайлза-мальчишку, как будто по голове его кто ударил, вызвав потерю памяти. Перед глазами стояло накрашенное, заплаканное девичье лицо и колыхались маленькие груди. Женские.

- Так что там о наших отношениях, Питер? – окликнул его Дерек. – Что наговорил тебе о нас мальчишка? Наверняка его преинтересный рассказ открыл тебе глаза. Много нового услышал? С подробностями, которые я от тебя, естественно, утаил.

- Да. Утаил, – кивнул Питер со злостью, – одна только сцена в гинекологическом чего стоила...

Дерек приподнял бровь и, совершенно не смутившись, поинтересовался деталями. Питер сказал. Немного спотыкаясь в повествовании на самых гадких моментах.

Дерек спокойно выслушал его, потом взял за руку:

- Пойдем.

- Куда? – вырвал руку Питер.

- Увидишь – куда, – таинственно ответил Дерек, железными пальцами снова схватил чужой локоть, и они все же вышли из кабинета.

Пошли по длинному коридору к процедурному блоку.

Зайдя в самую дальнюю дверь, оказались в белой и почти пустой комнате. Дерек показал Питеру рукой на ширму, стоящую у стены, тут же откатил ее в сторону и предоставил дяде обозревать обыкновенное, обитое черным дермантином, гинекологическое кресло.

- Женская смотровая, – торжественно объявил он.

Питер недоуменно обернулся к нему, почему-то смутившись этого поганого кресла и спросил:

- И что? Хочешь напомнить мне, как сладко вы тут игрались со Стайлзом?

- Нет, – уже немного раздраженно отмахнулся от него Дерек. – Хочу, чтобы ты представил в красках то, о чем тебе рассказывал наш фантазёр.

Он встал рядышком со сверкающей распоркой, потом придвинулся ближе, вальяжно облокотившись о нее и поза вышла более, чем импозантной.

Питер смотрел.

Смотрел.

И смотрел.

- Представил? – иронично поинтересовался Дерек. – Кресло и я. Я и кресло. Я, кресло и слово “пизда”.

Питер отвел глаза, тихо матерясь в сторону.

- А вот теперь, дядя, представь, что я на него залеза-аю...

Дерек изобразил попытку вскарабкаться на кресло, и Питер его прервал с грязным ругательством, которое наконец сорвалось с его губ.

- Да перестань ты, блять, паясничать, Дерек, – воскликнул он. – И отойди от этого кошмара!

Дерек был прав: каким бы ни был он в фантазиях Питера – злым психиатром, жестоким папочкой, садистом-урологом и просто извращенцем, ни в одной из них он не смог бы представить, как обнаженный – полностью – племянник, проворно взгромождается на женское смотровое кресло, раскладывает ляжки на распорки и демонстрирует гениталии и приоткрытый волосатый анус своей обожаемой принцессе Лее. И после гадостного акта эксгибиционизма требует от нее в приказном порядке качественный слюнявый римминг...

- Я понял... Понял, чёрт... – пробормотал Питер и потянул Дерека к выходу.

Уже в кабинете Дерек попытался Питеру объяснить происходящее.

- Я понимаю, почему ты поверил ему, а не мне. Я с самого начала был антагонистом, твоим оппонентом, соперником и даже врагом. Стайлз всегда гениально играл жертв, а тебе так хотелось поверить в мое злодейство, что ты использовал любую возможность, любую улику против меня, даже такую, мягко говоря, грубо сфабрикованную. И, кстати, не вижу ничего криминального в римминге, если кто любит такое. Ты же его практикуешь? Вот почему ты меня осудил?

- Это звучало... отвратительно, – припомнил ошарашенный Питер.

- Представляю, – кивнул согласно Дерек. – Стайлз был всегда подчеркнуто груб, когда дело касалось обозначения половых органов. И ласковый до тошноты термин “киска” был не из его лексикона. Только “пизда” и “хуй”. Прости.

Питер поморщился одновременно с Дереком.

- Но в остальном-то... – напомнил он племяннику.

- Но в остальном, – подхватил младший Хейл, – вся информация, тебе рассказанная, была такая же ложь. Поэтому предлагаю немедленно решить, кому из нас ты будешь верить. Иначе разговора не выйдет.

Питер не знал. Он снова не понимал, где правда.

- Судя по сомнению на твоем лице, у меня есть шанс, – подытожил Дерек и спросил что-то странное, – давай определим границы проблемы. Она для тебя, я полагаю, состоит в том, что ты против операции. В первую очередь потому, что, как хирург, понимаешь, какие риски следует ожидать от столь грубого вмешательства. Ты элементарно за Стайлза переживаешь. Я прав?

Питер, подумав, согласно кивнул. Он кивнул бы в любом случае, боясь нарушить это новое, странное состояние несопротивляющегося, покладистого Дерека и прервать поток его откровений, направленность которых неуловимо изменилась, как будто бы теперь все подозрения Питера были им приняты, учтены и не оспорены только потому, что оказались тщательно скрываемой ранее правдой.

- Хорошо, значит мы говорим об операции, – кивнул в ответ Дерек. – И я мог бы продолжить наш долгий, ни к чему не ведущий профессиональный спор, сказав тебе, что операция в любом случае необходима. Ты-то должен знать, что мирное сосуществование двух половых систем в организме – редкость. Второе недоразвитое яичко часто трансформируется в опухоль. Злокачественную в девяноста процентах случаев. Яичник же может начать продуцировать черт знает что. Повышенные дозы гормонов, например. Двуполость – аномалия. И эту аномалию нужно корректировать. Я был рядом с ним несколько дольше, чем ты, поэтому и видел его проблемы глубже. Ты же, прости, кроме его члена, ни на что больше не смотрел.

- Конечно, глубже. На глубину вагины... – буркнул уязвленный Питер. – Насколько я понял, его организм не собирался растить внутри себя что-то злокачественное, и подвергать его сложной трансформации не было смысла. По физическим показаниям.

- Признайся честно, дядя, – проницательно заметил Дерек, снова не обратив внимания на тяжкие обвинения, какими обидно бросался его родственник, – была еще одна причина, по которой ты не мог принять трансперехода мальчика – тебя просто с души воротило, как только ты представлял, что Стайлзу отрежут член.

Питер побледнел, а Дерек гадко усмехнулся – имел право, угадал.

Сказал с серьезной миной на лице, едва удерживаясь от приступов смеха:

- После операции можно договориться с хирургами и забрать его, чтобы торжественно похоронить...

- Урод, – психанул Питер. – И явный невежда. Из пениса, который ты так ненавидишь, как раз и будут ваять вагину. Про хирургическую инверсию слышал?

- Да знаю, – отмахнулся все еще хихикающий Дерек, – извини.

- Извиняться тебе придется не передо мной, – мрачно предупредил Питер. – Статистика говорит о том, что процент трансгендеров, сожалеющих, что им отрезали член, слишком велик.

- Ой, было бы что там у Стайлза резать, – сказал опасно легкомысленно Дерек, – ты же видел абсолютное недоразвитие генитальной области.

- Прости, племянник, но член есть член, – зло ответил Питер и злорадно добавил, – да я ему самолично имплант поставлю, и в пенис и в мошонку, сантиметры девать некуда будет.

- Боже, ты просто невыносим со своей любовью к членам! – скривился Дерек.

Питер не подхватил шутки.

- Пока мы обсуждаем это гипотетически – это весело, – вернулся он к началу их разговора. – Но мальчик по каким-то причинам хочет сменить пол в действительности. Физическое состояние его тела в этом не нуждается. Еще, как причина, остается психологический дискомфорт. Так неужели тебе, как специалисту, сложно было ему внушить, что он желанен даже без операции? Пусть не тебе, но кому-то еще?

- Ты смог?

- Я...

- Смог внушить это? Ты же с ним спал! Желал его. Вожделел. Значит смог принять его полностью? С его пенисом, с маленькой женской грудью и девчоночьими закидонами?

Питер молчал, смущенно вспоминая, как эту самую грудь практически всегда удачно скрывала футболка. Она не мешала ему желать мальчишку, пока в эти холмики его не ткнули лицом. И тут уж неважно было – кто хирург, а кто – психолог.