- Кому? – страшно рассмеялся изменившийся до неузнаваемости маленький демон. – Вы что там, у себя в клане решили, что Хейлы – святое семейство, членам которого нельзя сказать правды? Вот ты на меня свою вывалил. Сказал, что Дерек – сволочь, а я обманутый дурачок, которого не любят, а используют. Так почему мне нельзя сказать тебе того же? Что я о тебе думаю?

- Ну так скажи! – психанул Питер. – Скажи уже все, что еще не сказал! Давай, не церемонься, мальчик, я весь внимание!

Он никогда не позволял с собой так разговаривать. Да просто не доходило до этого – Питер не затягивал отношений до критических отметок, за границами которых намечались драмы. И только сейчас понимал, насколько долго сох по гадкому мальчишке. Он целый год не мог думать ни о ком другом, периодически сходя с ума от противоречивых чувств, полярность которых напрямую намекала самому Питеру, поднаторевшему в психиатрических науках, что и сам он уже немного того.

Стайлз свободе слова обрадовался. Он зловеще улыбнулся и выполнил последнее желание Питера Хейла: все ему сказал.

- Я верил тебе. Когда писал, когда отдавался. Я понимал, что мы не будем вместе. Я просто думал, что в те моменты, когда мы были вдвоем, ты ценил во мне меня, а не тот ворох проблем, аномалий и диагнозов, которыми моя персона обрастала со скоростью света, начиная с тринадцати. Но ты узнавал не меня – мои отклонения. Ну, и попутно трахал. Я думал, что когда приеду к тебе, ты меня поймешь, а не примешь приезд за симптом. Но ты увидел лишь доказательство своей правоты... А мне на это плевать! Мне нужно было совсем не это!!! Вот ты стоишь сейчас здесь, передо мной – жалкий, немощный и ни на что не способный. Даже на то, чтобы доказать свою мужскую состоятельность. А говорил, что бисексуален. Но это оказалась ложь. Это вранье, Питер!!! Ты импотент! Ты просто долбанный импотент!!!

- Какая же ты сука, Одри, – вырвалось у Питера, как ни пытался он сдерживаться, уже понимая – уже попрощавшись с мальчишкой, который его даже не любит, мысленно отдав его Дереку и безымянным хирургам, ампутирующим его член, он все еще воюет за него, как средневековый рыцарь, давший клятву спасать всех попавшихся под руку принцесс, пусть они и распоследние стервы.

- Сука, – еще раз повторил он со вкусом, вторя своим мыслям.

- И всё? – неожиданно раздраженно спросил Стайлз его. – Ты даже не попытаешься что-то сделать?

И после неожиданных своих слов он грубо, рывком притянул к себе не такого уж хрупкого Хейла, впечатавшись в него своим стройным угловатым телом, и в губы развязно шепнул:

- Ты что, больше не хочешь мне ничего доказать? Не хочешь трахнуть такую красивую девочку? Батарейки сели, Питер? Ты же сам говорил мне однажды, что трахал женщин? Почему не меня? Трахни меня, милый. Можешь потом кончить на грудь. У меня есть грудь. И есть огромный клитор. Ты можешь думать о моем маленьком члене именно так. Вот Дерек иногда думал. Представлял. В конце концов, ты можешь поиметь меня в рот, как любил делать он. Знаешь, как жестко он ебал меня в глотку? Как глубоко вставлял туда свой толстый член? Как часто делал это? Потому что мог?

Это был не Стайлз. Это была не Одри. Питер с трудом, но припоминал разговор про какую-то чертовщину, о которой говорил ему Дерек, и которая жила внутри этого странного, больного мальчишки. Бес его сейчас выглядывал наружу, и Питер совершенно не мог ему противостоять, выпустив в ответ своих собственных.

- Если хочешь, чтобы я тебя трахнул, – не церемонясь, ответил он, – тебе придется стать для меня мальчиком, дорогая. Как я и сказал пять минут назад. Мне совершенно не нужна какая-то девка, которая живет внутри тебя по желанию моего племянника. Сначала я приведу тебя в божеский вид, а после ты увидишь, что импотентов здесь нет: нам придется кончить обоим, но тебя я заставлю сделать это первой.

Он намеренно тасовал в своей речи мужской и женский род. Намеренно делал все медленно. Рвал например, шелковую юбку на Стайлзе, от самого подола до пояса. Так же тщательно и не торопясь выдирал из корсета крючки, что его стягивали, намеренно портя дорогую вещицу и лишая поддержки маленькие грудки. Намеренно не касался чулок, решив их оставить – в далекие молодые времена мальчишки в капроне его возбуждали. И только с трусами не смог ничего поделать – плотный трикотаж сидел, как вторая кожа, сдавливая то, до чего необходимо Питеру было добраться.

Стайлз молча и отчаянно сопротивлялся, когда Хейл волок его в сторону спальни, но так и не доволок, бросив на пол в кухне. Склонившись на ним, как вампир, колдуя над телом и все еще пытаясь разорвать трусы. Потом дотянулся с усилием до стола, схватил с него нож и, удерживая мальчишку за шею, поддел кончиком край толстого трикотажа.

- Не смей... Не смей... – задыхался мальчишка, совсем не боясь острого лезвия.

Извивался и пытался уползти, охраняя последний оплот своей чести, но как только послышался треск разрезаемой ткани, сразу затих, раскинув ноги, предоставив Питеру лицезреть в разрезе расползшегося шва свои смятые плотной утяжкой гениталии – чисто выбритые – и прикрывая зачем-то руками маленькую грудь.

- Не делай вид, что все еще девственница, детка. Ты сам этого хотел, – с издевкой сказал Питер, прижав ладонь к маленькому пенису и отрывая поочередно руки от двух запрятанных под ними грудей.

Стайлз выглядел странно, спасительной футболки не было, чтобы прикрыть маленькую грудь, а заплаканное красивое лицо, умело накрашенное, смотрелось бесполым. Сейчас он казался тем, кем и был на самом деле. Выдранной насильно руками Питера из спасительной куколки мокрой, недоразвитой бабочкой, беспомощной и некрасивой.

- Не надо, – умоляюще произнесло это существо, когда Питер, перевернув его на живот, с силой развел ему ляжки, распихав их рукой в стороны и наподдав еще коленом; сжал шею, вжимая голову Стайлза щекой в пол, а второй рукой смахнул остатки разорванных трусов с задницы, пытаясь нащупать анус среди сжатых половинок.

- Пусти, – потребовал жестко. – Пусти, все равно же возьму.

Растраханное им же отверстие охотно раскрылось – мягкое, напоминающее о том, как гостеприимно встречало оно еще сегодня утром и пальцы, и член.

Питер приподнял мальчика за бедра вверх, как мог зафиксировал одной рукой, чтобы не дергался, а пальцы второй без всяких прелюдий вогнал внутрь.

- Ты не хотел вчера кончать вот так, хороший мой мальчик, – сказал почти ласково, – сейчас тебе придется это сделать. Потому что у тебя в заднице, в отличие от девчонок, есть кое-что особенное, от чего тебе захочется стонать.

- Что? Что? – непонимающе повторял Стайлз, уже перестав дергаться. – Зачем? Что ты...

Питер молчал, нежно вращал двумя пальцами в дырке, касался правильно крохотного бугорка, наполняясь торжеством победы, едва почуяв, как этот самый бугорок неумолимо набухает; как выпрямляется, наливаясь кровью, тоненький пенис мальчишки и маленькое яичко поджимается в усилии исторгнуть из себя эякулят.

- Давай, принцесса, не стесняйся, – проворковал Питер, – кончай своей рабочей попкой. Ну же!

- Я не... – хрипло проговорил Стайлз, – не буду... Сволочь... Нет, нет...

Он мог бы убежать, вывернуться, уползти в сторону. Он мог сняться с пальцев Питера и, повернувшись к насильнику, ударить его по лицу. Он мог бы быть мужиком и навалять Хейлу. Но Стайлз мужиком не был. Он был красивым накрашенным педиком, каким и увидел его Питер в первый свой раз тогда, в психушке.

- Давай, кончай, – потребовал он снова, и из Стайлза, обессиленного лаской, смешанной с насилием, обильно потекло.

Член дергался медленными рывками, из приоткрытой уретры сочилось мутное семя, вязкой ниточкой соединяя красную головку пениса и пол. Стайлз тихо стонал на одной ноте, немного прогибался в спине, желая и стыдясь насаживаться в нужном ему темпе, но Питер догадливо, как хороший любовник, читал его молчаливые просьбы, засаживал пальцы глубже, быстрее, надавливая костяшками на морщинистые края ануса, стимулируя их дополнительно, второй рукой перестав уже удерживать никуда не собирающегося убегать Стайлза и наглаживая его по вспотевшей спине...