Была еще жива надежда обойтись без драм.

Два парня, вино и добротное анальное совокупление.

Но если женщина хочет воевать...

- Завтра будет завтра. А мы с тобой пока в нашем “сегодня”, Питер, – с усмешкой ответил ему на это Стайлз и вызывающе улыбнулся.

Истина, даже если и произносит ее двадцатилетний ребенок, истиной быть не перестаёт. Питер знал, насколько прав Стайлз, с отчаянной пацанской простотой приглашая его повоевать за свою брутальность. И эти двадцать четыре часа могли, могли бы что-то изменить! Перетянуть мальчишку на свой берег, прививая собственную религию, погружая в голубую вселенную, доказывая торжество мужского начала...

- Хорошо, – ответно усмехнулся Питер и мысленно продолжил – поиграем, прекрасно осознавая – его банально берут на “слабо”.

Он подошел и обнял Стайлза сзади, прижимаясь к туго затянутой в корсет спине и шелковым ягодицам. Обнимая за плечи, старался не смотреть ниже, на аппетитные грудки и талию, слишком тонкую для мальчишки. Но именно сейчас не получалось настроиться правильно – на это всё – на шпильки, на стрелки, на бретельки...

Его не возбуждала эта женщина. Никак. Она была подобна элитарным духам в изысканном флаконе – та признаёшь их эксклюзивность, признаёшь, что компоненты в составе высококлассные, да и сама оболочка – прекраснее некуда, но сам аромат не из тех, каким будешь пользоваться. Не тот совсем, что хочется нанести на тело и упиваться им, вдыхая невидимые молекулы. Тебе будет жаль, но ты передаришь эти духи кому-то другому. И Питер, конечно, знал – кому. Вот только сдаваться так просто не хотел.

Он признавал эстетику перевоплощения, но ему нужен был какой-то дополнительный толчок – он опустил одну руку к лобку Стайлза, с нажимом провел ладонью по шелковой ляжке, подбираясь к паховым складочкам и был мальчишкой обидно остановлен:

- Не смей, – сказал тот очень твердо, отводя его руку. – Не смей лезть мне под юбку.

- Вчера ты не был так категоричен, как и сегодня утром, – попробовал упрекнуть Питер, все еще старающийся удержать ситуацию на грани легкой шутки.

Надеющийся, что его проклятый организм как-то отреагирует. И очень удивленный тем, что вместо того, чтобы послать мальчишку куда подальше, выпороть, отправить домой, сдать на руки Дереку, он все еще предпринимает попытки вернуться к ним, прежним. И почему-то с дурацкой сентиментальностью невовремя вспоминает ту бестолковую их переписку, которая единственная из всего происходящего не была чем-то неправильным.

Он вновь придвинул свою руку к зажатому бельем члену Стайлза, безмолвно прося – дай. Но Стайлз не позволил.

- Вчера тебе не нужно было трогать меня там, чтобы что-то доказать, – подловил он его тут же, и это был провал.

Мальчик был прав. Питер смотрел на мальчишеское тело в мужском облачении и возбуждался просто и естественно, даже будучи на расстоянии вытянутой руки от него. Сейчас, глядя на торжество Фемины, Питеру необходимо было прикоснуться к промежности любовника, чтобы напомнить себе и своему неверящему телу о том, что эта красивая девка все еще мальчик, и у него есть член.

- Даже не думай трогать меня там, Питер, – еще раз сердито предупредил Стайлз, – тем более, что мои пять жалких сантиметров утянуты так сильно, что ты их просто не почувствуешь. Как чувствую тебя я, например. Твой вялый, незаинтересованный член. Которому я не нравлюсь, такая, совершенно. Настолько, что ты неожиданно стал импотентом. Поэтому не надо тут говорить мне, насколько я прекрасна и желанна. Это всё сраная ложь.

Шутка, как и игра, не удалась. Слова были обидными и грубыми. Оскорбительными снова. Именно такими, которые позволили потерявшему всякое терпение Питеру влепить мальчишке заслуженную пощечину.

Стайлз от удара пошатнулся, сделал шаг назад, покачнувшись на шпильках. Медленно коснулся своей разбитой губы, без истерик оценивая нанесенный ему ущерб. Покривился на смазанную помаду.

- Когда мне будут ампутировать член, мне будет потом так же больно, Питер? – спросил какую-то ерунду, никак не относящуюся к делу.

Но Питер почему-то вздрогнул, успев удивиться, как верно определил его болевую точку Стайлз. Как вовремя надавил на нее, пресекая дальнейшие разборки и уходя из-под удара. Ударив Питера сам так сильно, что прямо сейчас захотелось Хейлу упасть перед ним на колени и жалко умолять не делать этого, не причинять себе такую боль, не причинять эту боль самому Питеру...

Он тихо проклинал свою специализацию, потому что как раз-таки знал, насколько больно может быть человеку с ампутированным органом. Он старался не думать, что именно отрежут этому мальчику, когда он подпишет определенные бумаги. Сил больше не было смотреть на того, кто с юношеской беспечностью в скором времени собирался изменить свой мир под скальпелем чужого и, возможно, некомпетентного хирурга.

- Ты окончательно решил? Насчет всей этой вашей глупости? – спросил вместо того, чтобы рассказывать о последствиях. Спросил нужным тоном, дав Стайлзу понять – теперь его очередь отвечать “да” или “нет”, и в ответ должна прозвучать исключительно правда.

- Я...

Стайлз запнулся всего на миг, но и того оказалось достаточно: Питер схватил его за промежность внезапно сильно и больно, уже понимая – мальчишка волнуется, сомневается и надо хватать его, держать крепко-крепко и доказывать, доказывать...

Воевать.

- Тебе не нужно ничего менять! Как ты не видишь, ты же умный мальчишка! Ну, нравится дразнить серьезных дядечек-геев, переодеваясь в девчонку – дразни на здоровье. Носи свой корсет, показывай сиськи! Только не режь себя!!! Симптомы ложные, навязанные тебе принудительно! Ты должен понимать, что Дерек... строго гетеросексуален. Да у него на член на твой не стоит! И к черту его!

Питер не мог или не хотел вплетать сейчас в их постельную историю третьего. Дерек и так больше нужного всё это время маячил между ними. И все эти обвинения, которые снова хотелось кричать, Питер готовил исключительно для племянника, а Стайлз... Стайлз был ни в чем не виноват. Быть может, только в том, что оставаться с Питером, который не умел говорить о любви и терпеть не мог капроновые колготки, не собирался.

Питер с ненавистью, которую никогда не испытывал по отношению к женской вагине, выматерился и снова сжал ладонь на промежности Стайлза, только грубее, сильней. Тот пискнул задушенно и стал вырываться.

- Пусти, ты делаешь мне больно!

- Я делаю тебе любовь, мой дорогой, – ответил Хейл, почувствовав, как гнев стирает границы дозволенного, – и эта любовь сейчас незамедлительно случится у нас с тобой в анальной форме, как и должно это происходить у двоих парней. Может тогда ты поймешь, когда снова кончишь, что надо жить и наслаждаться жизнью в настоящем теле, а не в переделанном.

Стайлз даже не подумал испугаться – глаза его налились сияющим светом, словно каждое злое слово взбешенного Питера вливало в него новую порцию магической силы.

Он и не собирался гасить этого пламени, только раздувать.

- И чем ты будешь делать мне любовь, дорогой, вот этим? – ответно схватил он Питера за промежность, стискивая в сильной, не женской ладони его мягкие гениталии.

Питер дернулся, не ожидая такого маневра, и так они и застыли в смешной позе, терзая в руках вялые пенисы друг друга.

- Чтобы ебать таких девок, как я, – злобно прошипел ему Стайлз прямо в губы, – нужно иметь между ног кое-что потверже, чем твой выжатый член, Хейл.

Если бы Питеру сказали, что приезд его нежного мальчика к нему закончится вот этим, он не поверил бы. И он не верил до сих пор в реальность происходящего, возможно ожидая, что Стайлз перестанет так жестко и беспощадно сжимать ему рукой член, рассмеётся и ляпнет глупую шутку.

- Да что на тебя нашло, Стайлз? – почти выкрикнул он. – Ты соображаешь, что говоришь? И кому?

Он имел в виду, что уже не считает себя в судьбе пациента кем-то важным и никак не претендует на пожизненную благосклонность принцессы, не планирует становиться для мальчика Стайлза кем-то бОльшим, чем просто любовником. Просто потому, что ему и не обещали иного статуса, обидно все это время, проведенное здесь, воспевая любовь к другому мужчине. Но Стайлз кажется, понял его вопрос по-своему. Он понял все опять как-то извращенно и нелогично. Как будто бы внезапно снова потерял разум.