Дерек в конце разговора даже поблагодарил его, пробормотав что-то о крайне несвойственном для Стайлза поведении.
Питер кивал. Кивал и думал о несвойственном. Ему-то совсем не казалось это странным, сейчас наблюдающему, как завернутый в махровое полотенце по самые подмышки Стилински выходит из душа – молодой, утренний.
Жаркая ночь, пустота внизу живота, теплом чужого тела наполненная постель, юный любовник в душе, и запах влажного воздуха, тонкой струйкой сочащийся в спальню, пропахшую душноватым дурманом концентрированной страсти – ничего необычного и несвойственного!
Прекрасное утро! Прекраснее не бывает!
В такое утро не хочется выходить из дома, не хочется делиться с городом своей ночной историей, теряя в многолюдье интимный аромат, все еще щекочущий возбуждением ноздри. Хочется в обнимку валяться весь день под одним пледом, голыми, полу-возбужденными, всегда в шаге от того, чтобы накинуться друг на друга снова. И снова, и снова...
Но все это было, к сожалению, не про них. И оставаться дома не хотелось.
Питер молча кивнул любовнику, безмолвно здороваясь и молча же проследил, как Стайлз чуть смущенно взял несвежий ком своей одежды и снова удалился в ванную. И только убедившись, что он его не слышит, набрал номер госпиталя.
- Есть операции на сегодня? Могу заменить. Могу ассистировать, могу... Да в общем, я даже с патологоанатомом могу поработать... Есть срочная? Прекрасно. Еду.
Он быстро поменялся с любовником местами – закрылся в ванной, привел себя в порядок, вдруг с горечью отметив, как сильно пробороздили морщины лицо, и как отчетливо видны они в ярком утреннем свете. Потом вышел, прошел в гардеробную, удачно с мальчишкой не столкнувшись – Стайлз что-то долго сидел в уборной. Тут Питер довольно хмыкнул – они вчера существенно разработали ему зад, наверняка немного снижен анальный тонус – свободно выходят избытки слизи, смазки, слюны. Жаль, что не спермы, конечно.
И встретились уже на кухне, когда сам Питер был задраен в костюм, чрезмерно официозный и совершенно не домашний. Стайлз стесненно присел на краешек барного стула, подсунул под задницу ладони и выжидающе на недосягаемого Хейла взглянул.
- Привет, привет, – кивнул ему Питер, здороваясь еще раз. – В шкафчиках должен быть кофе и... вроде когда-то я покупал хлопья. Молока, к сожалению, нет.
Он бросил взгляд на Стайлза, но запретил себе его жалеть – с какой стати? У них был страстный вечер, бессонная жаркая ночь, но ласковое влюбленное утро в этот список не входило. В конце концов он ничего ему и не обещал, пусть и понимал, что слишком холоден сегодня, после вчерашнего-то. Но, знаете, имел право.
- Вот... деньги, – сказал немного смущенно, – захочешь нормально поесть, сходи в бистро через две улицы, так вкусно готовят. А я... Я должен уехать – срочная операция. Давай, не очень тут скучай, я скоро буду.
Он подошел к нему, все так же тихо сидящему на неудобном стуле и смазано поцеловал в щеку, сделав вид, что не заметил, как вскинул радостно Стайлз лицо навстречу его губам и как подставил именно губы. Это лишь разозлило. Вот незачем было ломать комедию положений. Питер понял это, еще не закрыв дверь, и оттуда же, из коридора, крикнул:
- Дерек до тебя не мог дозвониться! Он переживает. Я час назад с ним поговорил. Сказал, что все нормально, и ты... скоро уедешь. Куда надо.
- Он знает, что мы... – несчастно донеслось с кухни, и Питера передёрнуло – какой, все-таки, гадёныш!
- А как ты думаешь? – спросил жестко. – Дерек иллюзий не питает. Он понимает, что я с тобой здесь не сказки на ночь читал.
- И что он... по поводу этого... Что тебе сказал? – спросил Стайлз с какой-то непонятной дурацкой надеждой, мотивов которой Питер совсем не понял.
- Он сказал, что обязательно тебя убьет, когда вернешься, – сказать получилось грозно и страшно – Стайлз, появившись в проеме двери, отшатнулся.
Потом улыбнулся краешками губ, как будто изнутри засветился.
Питер с удивлением вглядывался в эту довольную улыбку и неожиданно для себя понимал ее природу, эту странную радость скалящегося мальчишки, которого хотел ненастоящей угрозой немного напугать, а вот не вышло. Наоборот, Стайлзу до жути понравилась такая отчаянная мера, и Питер запоздало подумал о том, что маленький интриган прав – всегда приятно, когда тобой дорожат настолько, что даже хотят убить.
Это уже потом он вспомнил, каким холодным деловым тоном говорил с ним Дерек, не позволяя ревности, которая – была ли? – встать между ними и испортить всё. Ненужными разборками затормозить процесс достижения пятилетней цели, например.
Чужие игры – а Питеру однозначно сейчас не было места между этими двумя – ужасно разозлили. У него было две минуты – такси могло подождать. А Стайлз слишком самодовольно улыбался, фантазируя, наверно, о всевозможных способах, которыми стал бы убивать его Дерек – его любимый, дорогой Дерек Хейл.
Эту не предназначенную другому Хейлу улыбочку необходимо было стереть.
Питер порывисто шагнул в глубину коридора, не дав мальчишке сбежать, прижал к стене и нелогично для столь прохладного их утра, впился в его губы злым поцелуем, собирая со слизистой мелкие частички хлопьев, прилипшие к нёбу; чуя отголоски мятной пасты, которая застряла между зубов, и мягкие, удовлетворенные медовые выдохи молодой гортани, в которой – Питер ощутил это рукой, сжимавшей Стайлзу шею – учащенно билось мальчишеское сердце, не принадлежащее ему.
Да и плевать, подумал он, ошалело чувствуя эрекцию от поцелуя, приеду – трахну. Несколько раз.
Стайлз губы сначала не давал, Стайлз сопротивлялся. Секунд пять.
Потом он разомкнул зубы, впуская язык Питера внутрь, столкнулся с ним языком собственным, зацепив кончиком кончик хейловского; дав всего себя его рукам, что сжимали тело и даже чуть раздвинул колени, когда Питер машинально втолкнул своё между мальчишеских ног...
“Вот, значит, как сильно ты любишь своего Дерека...” – язвительно обвинил сейчас его Питер, если бы мог.
Но он не мог – он целовался. А поцелуй почему-то казался важнее, чем пошлое соперничество с племянником за этого гадкого, странного, неправильного мальчишку, которого не целовать, а пороть надо было.
Питер, вылизывая его рот, пообещал себе подумать о порке несколько позже, возможно, вписав эту весьма соблазнительную практику в те краткие сорок восемь часов, что им еще оставались.
Он вдруг позволил себе примерить к своей холостяцкой жизни обыкновенные отношения, в которых они жили бы долго и счастливо, доверяли друг другу, любили друг друга, и не было нужды считать минуты до предстоящей им окончательной разлуки. И уж тем более, убегать в работу от общества друг друга.
Но Питер отчетливо понимал – убегать ему сейчас хочется куда больше, чем оставаться. И даже поцелуй не спасёт уже ничего.
Он через силу разорвал эту неправильную, нелогичную ласку и уже через минуту выходил на улицу, к давно ожидающему его такси.
Выходя из операционной с удовлетворением от хорошо проделанной работы, от полноты которого даже сердце немного тянуло, он пассивно участвовал в живой беседе своего анестезиолога и второго хирурга.
- ... вот бывают же дотошные родственнички, – вещал незнакомый врач, вызванный на подмогу основной их бригаде из соседней клиники.
Питер его не знал, поэтому с интересом прислушивался – а вдруг чего интересного расскажет.
- ... у мальчика, значит, во-от такой жировик в забрюшинном пространстве, прелестная на вид липома, так и каталась под пальцами, – продолжал он пока что малопонятный рассказ, – и пункцию брали, и МРТ делали по просьбе мамаши, или она ему мачехой была, не помню... Так вот. Вообразила себе, что это рак. Мы ей и так и сяк объясняли – маман, рак не может так спокойно существовать рядом со здоровыми клетками. Рак – явление агрессивное, он будет расти и уничтожать ткани! Это жалкая беспомощная липома, ей, бедной, понадобится лет двадцать, чтобы вырасти хотя бы с кулак. Мальчик не виноват, липома не виновата, не стоит даже внимания ни вашего, ни, тем более, моего... А эта дура – режьте, извлекайте! И как объяснить ей, что нет необходимости? Что нетипичное же поведение!!! Несвойственное болезни! А значит, и болезни нет. И что вы думаете, нашла же подпольного врача, вскрыли мальчишке живот, задели в ходе операции сосуд, чуть не убили. Вовремя к нам, прости господи, привезли всего порезанного... Я это о чем... Надо слушать не только рвущихся к скальпелю мясников, но и хирургов-диагностов. Нужно понимать, что есть во всем своя система, и даже у болезней есть собственная, уникальная модель поведения. И если она нетипичная, не стоит торопиться и браться за нож...
