Стайлз удивленно вслушивался, краснел от одних слов и не понимал слова другие, кого там Питер ненавидел, например, но перевернутый на живот, рывком поставленный на четвереньки, все никак не мог полноценно повернуть голову, чтобы посмотреть на Хейла, задавая безмолвный вопрос.

Потом не до того стало – Питер резко замолчал, вжавшись лицом в задницу дрожащего под руками Стайлза. Несколько раз провел языком по всей промежности – торопливо и без изысков увлажняя, собирая пряный запах с утра немытой кожи, запах особенный, специфичный, но именно от него, такого стыдного, возбуждаясь еще сильней. Шумно зубами порвал обертку презерватива. Пока раскатывал его по члену, вогнал два пальца в подсыхающий от слюны анус. Немного нервно и торопливо вогнал, но Стайлз стерпел, как будто понимал – сейчас опять не время нежности. Сейчас опять не время красиво ебаться.

В кишечнике было жарко и чисто. Питер с хлюпаньем пальцы вынул, привычным жестом похлопал тяжелой головкой по темным морщинкам входа, выдавил на них прозрачный гель, спешно найденный в тумбочке, и, надавив, медленно вошел.

Раскрывался Стайлз неохотно. Головка прошла первое сфинктеральное кольцо, которое тут же испуганно сомкнулось, сделав больно и Стайлзу, и Питеру. Хейл, поморщившись, ласково погладил мальчишескую спину, без слов успокаивая, и снова вернул руку на ягодицу, другой придерживая свой тяжелый член. Оттянул половинку в сторону, раскрыв Стайлза максимально, толкнулся снова и, проходя сквозь жар и узость внутреннего кольца, врываясь плотью в красное багряное нутро мальчика, уже понимал, как не хотелось отказываться ему именно от этого, жаркого и нелогичного, которое аннулировало разом все диагнозы, оставляя действительным лишь один.

Питер был влюбленным. Питер был зверем. Питер оказался тем, кто был первым. Единственным. Настоящим. Любовником.

В этот раз скользить внутри было удобней – узость физическая присутствовала, куда ей деваться, и инстинктивные неопытные сжатия, от которых только лишь дискомфортнее себе делаешь, тоже. Но им не мешала другая, куда бОльшая беда – нынешний Стайлз отдавался все так же болезненно, но спокойно. Уверенно, послушно и не сомневаясь в себе. Да, стеснялся, смешно закрывался рукой от яркого света, когда Питер, дернув его за обе его руки, жестоко лишил опоры, и тот вынужден был упасть на софу щекой, вывернув лицо. Оно было красным, сосредоточенным, серьезным. Нездешним каким-то, словно позволил себе Стайлз мечтать о чем-то несбыточном, а мечта взяла и сбылась. Вот прямо сейчас.

...Как же хотелось спустить в мальчишку, доебать без резинки!

Но в этот раз Питер не стал срывать с себя латекс. Зажмурившись от нестерпимой узости, с усилием двигался, скользил в анусе намного дольше обычного, специальной техникой отдаляя накатывающий оргазм. То ли момент единения хотел продлить, то ли сделать зачем-то больно.

Минут пять долбился, как в примитивной порнухе, эгоистично не меняя позы, да так и стал кончать в стоящего перед ним на четвереньках, покорного Стайлза.

Чуть позже лежали уже в спальне – Стайлз никуда не собирался убегать.

Обтертый влажным полотенцем, в одной футболке сверху, но без трусов и только стыдливо кончиком простыни прикрытый в причинном месте, Стайлз медленно и бездумно водил рукой по бедру раскинувшегося рядом Питера. Рука все ближе и ближе подползала к лежащему на животе мягкому пенису – выжатому и пока спящему. Свой маленький перчик показывать мальчишка не спешил – тот снова, не впечатлившись грубыми неприхотливыми ласками, перестал участвовать в происходящем на первой же фрикции.

- Тебе больно было? – участливо спросил Питер, неделикатно не собираясь оставлять без внимания сей момент.

- Немножко совсем, – соврал мальчишка и покосился на крупный даже в спокойном состоянии член Питера. Поправился: – Ну, было. Это же, как в первый раз, когда давно не трахался в задницу. Потом наверно легче будет...

Питер лежал и не смел пошевелиться.

- Ты бы хотел попробовать снова? – спросил и замер, вдруг понимая, что мир потихоньку переворачивается, что сметь не смел думать о чем-то таком простом, как просто лежать в постели и по-мужски лениво болтать про секс после такого-то, когда, открыв дверь, увидел, налетел и поспешил забрать то, что молчаливо предлагали.

- Ты думал, я опять сбегу, Питер? – смешком выдавил из себя вопрос Стайлз, чем-то напомнив ему противную девчонку Одри.

Но Питер запретил думать себе об этом. Девчонки стали неинтересны, и он немного обалдело стал припоминать – а сколько женщин было у него с момента возвращения? Нисколько, верно.

- Думал, не думал, – фыркнул он легкомысленно, – я ни о чем не думал сейчас. Я трахаться хочу снова.

- Я тоже, – выдохнул Стайлз. – Я тоже хочу. И кончить. Еще я очень хочу с тобой кончить, Питер.

Какое странное признание, думал Хейл, хищно присматриваясь к мальчишке. Непреодолимой силой надвигаясь на него, лежащего рядом.

Белый треугольничек сатиновой простыни давно соскользнул с бедер Стайлза, но он будто не замечал. Смотрел на любовника. Который, встав перед ним на колени, опирался рукой в изголовье кровати, нависал над ним, пугая в полумраке громадой мощного, мускулистого тела и особенно выпуклыми его фрагментами. Член от краткого разговора налился кровью слишком быстро, показывая результат для сорокалетнего Питера более чем удовлетворительный. И теперь на уровне глаз Стайлза покачивался полностью освобожденный от крайней плоти крупный эрегированный пенис.

- Блять, – выдохнул Стайлз ругательство восхищенно, – какой же у тебя все-таки красивый хуй...

Если бы в вены Питеру напрямую, инъекционно ввели жгучего афродизиака, он бы наверно, не обезумел бы так, как обезумел сейчас, услышав от своего желанного мальчишки столь грязную и пошлую похвалу. Это заставило его самого опустить глаза вниз, на обнаженные бедра Стайлза и заметить, как сам он возбужден.

Ставший за время разлуки как будто еще мельче, пенис его задорно торчал вверх, поджавшаяся мошонка болталась между раздвинутых ног крепким грецким орешком, немножко кривоватым с одного бока, а в паху, как-то не замеченные Питером ранее, курчавились нетронутые бритвой черные волосики – редкие и шелковые на вид.

- Чёрт, детка, ты... ты... – пробормотал Хейл ласково, ничуть не разочаровываясь маленькими размерами у партнера, когда, в принципе, это всегда имело значение. – Что мне для тебя сделать, мальчик? Что?

Питер предлагал свои умения и себя совершенно искренне, боялся только, что спугнет простым, но каким-нибудь дурацким вопросом; да просто выдохом своим медвежьим спугнет, чрезмерно горячим и возбужденным собьет с розового перчика твердость, собьет настрой, все испортит, испортит...

- Пососешь мне? – тем временем робко, но одновременно уверенно попросил у него Стайлз, будто хотел, фантазировал, в одиночестве представлял всякое, быть может, таранящий его будущую пизду большой безымянный хуй, а может, и себя реального – вот с этим нежным тонким пенисом, который погружается в умелый рот опытного любовника, и почему не Питера?

Хейл не стал медлить – сдвинулся ниже, склонился над распахнутыми бедрами, раздвинул руками их шире и вжал лицо в миниатюрные гениталии, впервые разглядывая их так близко.

Девочки пахнут небесным лотосом, они источают аромат розы и нектар: возможности нынешней парфюмерии очень впечатляют. Ну и что, что нечестно и неестественно, зато вкусно.

Мальчики пахнут иначе. Сразу честно и сразу густо. Особенно после того, как только что в них накончали. Питер не мог не думать о том, как было бы замечательно доверху наспускать в мальчишку без резинки, потом расслабленно наблюдать, как медленно сочится из его отверстия густое семя. Как можно прямо по нему – скользкому и еще теплому – вставить снова. И снова накончать.

И безусловно, делая минет после, вдыхать натуральный аромат натруженных гениталий и терпкие испарения собственной спермы, касаясь входа подбородком, чувствуя, как сперма пачкает тебе лицо.