- В моем кабинете нельзя, я.. это не очень... удобно, понимаешь? – шептал он мальчишке, который все еще был мальчишкой, не преображенный женским бельем и косметикой, и все еще – его подопечным.

Дерек не успел разобраться с бумагами, на которых Стайлз Стилински по факту числился его пациентом. Сделал он это позже, успев за короткий промежуток времени побыть настоящим преступником. Но и потом, когда их связь стала возможной, она оставалась неправильной и преступной. Все долгие пять лет.

...Дерек с первого раза привык целовать Одри глубоко и с языком, как давнюю любовницу. Быть может, и получалось у него это хорошо, гораздо лучше всего остального, потому что в поцелуе он, как положено, спасительно закрывал глаза?

Целуя, Дерек кожей ощущал гладкую кожу щек Стайлза, мягкие, податливые губы и тонкие пальцы, что зарывались ему в волосы, ероша их на затылке. Потом заученным машинальным движением Хейл запускал руку в расстёгнутый ворот рубашки Стайлза. Выковыривал пуговичку из петли и находил под мужской сорочкой шелковое белье. Оно ласкало ладонь, струилось по коже, и маленькая, чуть припухшая грудь автоматически казалась женской и даже очень пикантной именно из-за своей мальчишеской плоскости. Торчащий сосок добавлял необходимого тактильного жара, сразу хотелось трахаться, и Дерек, когда они уже перебирались втихую в пустующий процедурный, неожиданно оказывался почему-то более раздетым и более возбужденным. Ширинка была расстегнута, а Одри уже была на коленях.

Минет был обязательным пунктом их секса. Точнее, единственным для них возможным.

Хотя Дерек пытался, проделав тот же трюк и закрыв глаза, доставить своей девушке с членом удовольствие. Он был готов преодолеть себя. Но Стайлзу противно было намного больше. Он тихо и яростно ненавидел свое тело. Он не позволял прикасаться к себе. Он боготворил мужскую анатомию своего бойфренда и не воспринимал никак свою. Поэтому и мастерство глотать член освоил настолько быстро, что вскоре Дерек мог похвастаться устойчивой эрекцией, которая в их первые разы была лишь только намеком. Дереку было стыдно, а Одри почти по-матерински успокаивала его, гладя по вялому пенису рукой – ну что ты, не расстраивайся, я всё понимаю, ты вовсе не виноват...

Это было странно – стремиться к отношениям наперекор всему, даже наперекор своей проклятой импотенции. Стремится к будущему, зная, что будущее их соединит, а настоящего – не существует.

Но потом стало выходить у них лучше, уверенней, и где-то на пятый раз, а может, и на пятнадцатый – Дерек немного запутался в подсчете их свиданий, такими острыми, болезненными они были – член у него встал, и вышло трахнуть Одри в рот по-настоящему.

Они стояли в привычной позе в кабинете ушедшего в отпуск единственного на всю клинику сексолога, и это казалось настолько символичным, настолько же и смешным. Стайлз... Одри была уже на коленях, наряженная в шелковое белье, с пляшущими в ушах сережками, с волосами, уложенными гелем, отчего они приобрели эффект мокрых, как будто девушка только что вышла из душа, и Дерек, прикрыв глаза, лениво фантазировал об этом. О маленькой шлюшке Одри, и как она наедине с собой и упругими струями воды могла бы ласкать себя, ожидая, когда он к ней присоединится...

Одри уже расстёгивала ему ширинку; восхищенно дышала в оголенную кожу лобка – горячо и часто; пальчиками касалась основания висящего спокойно члена, осторожно высвобождала его, потом аккуратно вытаскивала из белья яйца и прижималась к мягким гениталиям щекой.

Дерек уже не стеснялся вынужденной импотенции, он приучал себя к мысли, что несколько лет полового бессилия – это не так уж и долго.

Наверно, в тот день их мысли совпали, и Одри стала горячечно шептать ему какую-то чепуху прямо в мягкий член, едва касаясь того губами.

- Я так хочу быстрее... стать девочкой. Для тебя, Дерек! Я буду лежать под тобой с раздвинутыми ногами и ты сможешь... быть во мне, как ты всегда хотел, как хочешь сейчас...

Дерек слушал и тоскливо смотрел вниз – он хотел, видит бог, хотел, но его член – нет.

- ... ты будешь вставлять мне глубоко и сильно. Прямо туда. А в наш первый раз ты будешь медленным и осторожным, ты понимаешь – почему? Мы можем попросить хирургов. Сделать меня... девственной. Здорово, правда? Ты хочешь? Хочешь взять меня в мой первый раз с кровью и болью? Хочешь... порвать? Сделать своей окончательно, чтобы любить, трахать, иметь, ебать долго-долго, толкаться мне между ног, вставляя член в пизду... Я думаю об этом так часто, что то, что есть у меня между ног, оно... встаёт, но я не хочу... не хочу себя касаться. Потому что мне не хочется быть твердой. Мне хочется быть мокрой. Там, в будущей своей дырке, быть мокрой – для тебя. Ты только представь это. Только представь...

Дерек представил. И ассоциация с влажным женским влагалищем родила в затуманенном мозгу фантазии очень горячие. Дерек поддался на эти грязные разговорчики, впервые расслабившись и представив то, что предлагали ему представить – закрыв глаза, он имел Одри не в рот, а в вагину, такую же мокрую, как и горло, в которое толкал сейчас еле затвердевший свой член. И почему-то эта озвученная фантазия, так сильно изобилующая грязными словечками и грубыми обозначениями органов, она сняла все запреты, заставив кровь прилить к пенису мощной волной, и Дерек, стараясь все же не сильно таранить горло с трудом сглатывающего партнера, впервые выебал Одри в рот с логичной концовкой.

Ему понадобилось около сорока секунд, и еще пять он щедро в горло своей “девушки” изливался, пока Одри покорно глотала, пила его долгожданный сок, появление которого ознаменовало ее победу над предрассудками Дерека, сломав его самого окончательно.

У них случались осечки. Случались громкие скандалы. Случались срывы у Стайлза, случались у Дерека. Но никто из них не желал иного.

Долгое время, пока скрывали они свою, по меркам общества, нездоровую связь, им приходилось встречаться в пустующих медицинских кабинетах – у Дерека дома были слишком любопытные соседи, слишком был вообще шумный квартал, где он жил; один из новых кварталов города, куда кочуют, зажатые в тиски родительских квартир молодые семьи, частенько с детьми, и Дерек еще вчера примерял себя к такой жизни – с хорошей девушкой и будущими своими детьми, поэтому на шум и младенческие вопли не обращал внимания, понемногу приучая себя к звуковому семейному фону. И в этот свой дом, пока не имея возможности сменить место проживания, Дерек не мог привести Стайлза.

Потом уже, став директором с куда бОльшей зарплатой, Хейл купил в более спокойном и респектабельном райончике просторную квартиру с отдельным входом, и приводил Одри туда, пока все больше нервничающий Джон Стилински не наложил на эти свидания очередной запрет.

Если подумать, то и кабинеты в больнице были совсем неплохи.

Примерно через месяца два, они с оголодавшим Стайлзом добрались и до смотровой гинеколога, где Дерек ненадолго завис, когда увидел перед собой во всей красе роскошное гинекологическое кресло. Он ясно и живо успел представить, как с легкостью разложит тоненького Стайлза на нём, как широко раздвинет... ей, конечно же, ей, ноги, и как, уставившись жадным взглядом туда, увидит... блять, член.

Свидание вышло плохим, непродуктивным: Стайлз кусал губы – сегодня у них ничего не выходило. Поглядывая на хромированные распорки, он словно догадывался о мыслях своего парня и понимал, насколько должно быть, ему противно.

Противно было и самой Одри – она не хотела показывать Дереку тело, которое того не возбуждало, которого стыдился он сам и которое не могло эякулировать только лишь из-за этого. Дерек пытался рукой помочь своему неудовлетворенному партнеру, но Одри всегда его руку отпихивала; краснея, пыталась сказать, что сделает это сама, позже, в одиночестве, когда никто не увидит и даже свет выключит, чтобы самой не видеть себя. И Дерек заставлял себя представлять и это. Только по-честному не получалось, и он заменял мужскую мастурбацию на женскую. На ум приходили лишь заезженные картинки из часто просматриваемого порно, где девушки удовлетворяли себя рукой, наглаживая свой клитор, и под конец массировали его себе, двигая пальцами часто-часто, совсем как он, когда дрочил себе член. Движения были почти идентичны, и Дерек никакого отвращения не испытал, когда однажды, слишком возбужденная Одри, дрожа от желания, повернувшись к Дереку спиной, мелькая локтем, довела себя до разрядки. Дерек предпочел не вспоминать, что белые капли, испачкавшие стерильный пол, были в тот раз не только его собственные.