Ей хотелось рассмеяться в лицо Нилу, но вместо этого она терпеливо ждала, что же он ей расскажет. Скоро она сможет коллекционировать оправдания. Родители бросили ее, потому что хотели спасти от злой королевы. Регина бросала ее, потому что хотела уберечь Генри. Нил бросил ее, потому что…

Лицо Нила было очень грустным.

– Ты бы никогда не поверила мне, расскажи я, что узнал тогда… – он тяжело вздохнул, качая головой. – Эмма, все гораздо сложнее, чем ты…

– У нас с тобой есть ребенок, – перебила его Эмма, ни на мгновение не задумавшись. – У тебя и меня. Его зовут Генри.

Она не планировала рассказывать Нилу о Генри. Она вообще не планировала ничего рассказывать, но ей вдруг захотелось сделать ему больно. Так больно, как только возможно. И она удовлетворенно улыбнулась, когда увидела, как пораженно он отшатнулся от нее.

– Что? – Нил зачем-то оглянулся, словно окружающих интересовал их разговор или они могли бы сделать что-то со знанием, которым Эмма так щедро поделилась. – О чем ты, Эмма?

Глаза его напряженно вцепились в Эмму и не собирались отпускать.

Эмма знала, что он уже поверил. Видела в каждом его движении. Чувствовала в дыхании.

– Ты ни разу не навел обо мне справки? – усмехнулась она. – Какой же ты…

Она могла бы обругать его последними словами. И не стала. Не увидела в этом смысла.

Нил снова взял ее за руку, и Эмма не стала противиться. Она все равно уйдет. Это ничего не изменит. Просто теперь он будет жить с тем, с чем жила она.

– Эмма…

Она вопросительно приподняла брови, с насмешливым нетерпением ожидая, что же такого он может ей сказать. Внутри было легко, словно она избавилась от тяжелой ноши. В конце концов, нелегко одной хранить все секреты.

Нил кашлянул.

– Эмма, – повторил он хрипло. – И где он? Где… наш сын?

Она снова увидела в его лице Робина Гуда, и это наполнило ее отвращением. Она скажет ему правду. Он, конечно, не поверит, но зато она будет честна перед собой. Не в пример всем, кто лгал ей – раньше и позже.

– В заколдованном городе. В заколдованном доме. У заколдованной женщины.

Воспоминание о Регине живой картинкой встало перед глазами, и Эмма едва не задохнулась от невозможности протянуть руку и коснуться. Глаза ее наполнились слезами. Она посмотрела на Нила, который наверняка думал, что она плачет из-за него. Из-за упущенных возможностей рядом с ним.

– Что? – криво усмехнулась она, сглатывая ком в горле. – Хочешь что-то сказать мне?

Нил стиснул ее руку так, что стало больно.

– Ты все-таки сняла проклятие? – спросил он то, что Эмма никак не ожидала от него услышать. – Как тебе удалось?

Эмма растерянно моргнула. Потом еще раз и еще.

– Я… – настала ее очередь не понимать, что происходит. – Откуда ты…

Она не могла правильно сформулировать вопрос. Нил знал о проклятии? Как? Каким образом?

Он смотрел на нее с нескрываемой смесью ужаса, восхищения и участия. Может быть, где-то в глубине души он даже жалел ее, но до этой эмоции Эмме надо было бы копать и копать, а заниматься этим она не планировала. Поэтому она снова забрала свою руку из хватки Нила и резко склонилась к нему, сокращая расстояние, будто боясь, что кто-то подслушает их.

– Ты знал про проклятие? Как давно?

Она еще не договорила вопрос, а уже знала ответ. Могла бы и раньше догадаться… Могла бы, если бы знала, что Нил тоже из этой компании. Но она даже представить не могла! Да и как такое представишь?! Кроме того, уж о ком-ком, а о Ниле она не вспоминала до сегодняшнего дня. Повода не было.

Нил выглядел немного смущенным. Он отвел было глаза, но Эмма схватила его ладонью за подбородок и заставил посмотреть на себя.

– Как давно ты знал? – повторила она, желая услышать ответ от него самого. И он подтвердил ее догадки:

– В тот день, когда тебя арестовали… Я уже знал. Мне рассказали. Август Бут.

Лицо его не изменилось, когда он назвал имя.

Эмма вздрогнула, хотя, наверное, не должна была бы. Стоило привыкнуть, что все вокруг нее связано одной гнилой нитью, которая, тем не менее, оказалась слишком прочной для того, чтобы быстро разорваться.

Август Бут. Стало быть, он и ей хотел рассказать всё? Что ж так поздно-то… Да и для сожалений поздно: она ведь сама не захотела его слушать, другим была занята.

– Тогда мне нет нужды выкладывать тебе подробности, – тихо заявила Эмма, еще не понимая, стоит ли ей радоваться, что так все обернулось. Где-то в глубине души наливалась цветом надежда, что Нил врет. Но откуда тогда он взял это имя?

Эмма, может, и не хотела, но верила. Ей ничего не оставалось. В ее жизни было так много лжи, что эта единственная сейчас правда заставляла цепляться за себя изо всех сил. Лишь бы только снова не утонуть.

Нил быстро облизнул губы и придвинул стул ближе к стулу Эммы.

– Скажи, – взгляд его стал серьезным и тяжелым. – Может, ты встречала там и хромого мужика с дурным характером?

Он будто хотел просверлить Эмму взглядом насквозь. Или же боялся услышать ответ.

Эмма чуть не спросила, почему Нил не хочет подробностей о сыне, но вместо этого кивнула.

– Мистер Голд.

Не надо приплетать сюда Генри, не надо. Зачем она вообще заговорила о нем?

– Румпельштильцхен, – тут же пробормотал Нил, страдальчески морщась.

Это имя? Какое странное. Но, наверное, так Голда звали там, в родном мире, откуда пришли все они. Откуда пришла и Эмма, если верить книге Генри. Это все еще звучало безумно: что в голове, что вслух, перед зеркалом. Особенно безумно и мерзко это звучало тогда, когда Эмма вспоминала о Дэвиде.

Нил молча постукивал костяшками по столу. Мимо них уже в третий раз прошел официант: наверное, ждал, что они закажут, наконец, что-нибудь.

Эмма с любопытством наблюдала за Нилом. Так легко было говорить правду и понимать, что и в ответ ты получаешь тоже ее. Во всяком случае, как думала Эмма, Нилу незачем было врать. Теперь уже незачем. Но она все еще ненавидела его за то, что он соврал двенадцать лет назад.

– Кто он тебе?

– Отец, – последовало мрачно.

Она не ждала такого ответа, и дрожь, пробившая тело, была рождена страхом. Нил – сын… этого?! Который пытался ее убить?

Эмма инстинктивно отодвинулась, хотя разумом понимала, что сын за отца не в ответе. Но выбросить из головы тяжелые воспоминания было попросту невозможно. А может быть, она плохо старалась.

А Генри? Он ведь, получается, внук Голда…

Эмма тихо засмеялась, ощущая себя победителем. Хотя бы в этой битве удача ей улыбнулась. Голд не знал, совершенно точно не знал, иначе он предпринял бы что-нибудь, нет сомнений. И вот, значит, какого сына он собирался искать. Но как?..

– Твой отец – самый жестокий, самый ненормальный человек из всех, кого я только видела, – убежденно проговорила Эмма, и Нил печально кивнул.

– Так и есть. Поэтому я и сбежал от него.

Эмму тряхнуло. Она не знала, хочет ли подробностей – или ей хватило тех, которые свалились на нее в Сторибруке? Но Нил не собирался дожидаться разрешения рассказывать.

– Он стал Темным – мой отец. Могущественным магом, которому всегда было мало власти, мало страха, мало сил. Он хотел больше, он хотел управлять нашим миром, хотел отомстить всем тем, кто когда-либо обижал его, смеялся над ним. Я ненавидел его за это и сбежал, когда понял, что ничего не вернуть. Что моего отца не вернуть. И магия выбросила меня сюда. Хотя надо сказать, что она немало помотала меня по мирам… – Нил негромко и не очень весело рассмеялся. Эмма понимала, что, наверное, он хочет поделиться какими-то сокровенными воспоминаниями, но ей было неинтересно. Ее интересовал Голд, а не Нил. Нила она давно отпустила. И пусть бы он не возвращался. С другой стороны, не встреть она его сегодня, не узнала бы ничего из того, что узнала.

– А что, этот Темный… он опасен?

Голд был опасен в любом случае. Но из какого-то непонятного мазохизма Эмма хотела убедиться, что подвергалась еще большей опасности, чем думала.