Она резко поднялась, не желая больше ни говорить, ни слушать. Она хотела только одного.

Бежать.

Как можно дальше.

Возможно, Регина и хотела что-нибудь сказать, но Эмма не дала ей ни малейшего шанса: просто отвернулась и быстро ушла, не оглядываясь. В висках стучало так, что голова, казалось, вот-вот взорвется. Мысли о Регине, о Голде, о Лили, о Дэвиде и Мэри Маргарет переплетались между собой, затягивались узлами, рвались и сливались в единое целое. Эмма почти бежала к своей машине, боясь оборачиваться. Боясь, потому что не думала, что Регина побежит следом.

Очутившись в машине, она набрала номер Генри и наговорила на автоответчик всякого. Рассказала, что уезжает, что будет скучать, что приедет при первой возможности. Но это тоже было враньем: Эмма не собиралась возвращаться. Она была плохой матерью, плохой возлюбленной, плохим другом и вот теперь, как оказалось, плохим Спасителем. Вся ее вера – если такая вообще была – оказалась никчемной пустышкой, не спасшей ни Руби, ни остальных. Всю жизнь Эмма была уверена, что распознает ложь, в каком обличье бы та ни пришла – и вот, что получилось. Все это время правда была под носом, но Эмма смотрела мимо.

Эмма схватилась за руль, уткнулась в него лбом и глухо застонала.

Она смотрела на Регину. И это ее уничтожило. Это уничтожило их. Вот только… Были ли «они» хоть когда-нибудь?

Эмма заставила себя дышать размеренно, чтобы прийти в себя. Внутри холодной змеей свилась скользкая ненависть. От любви до ненависти – один шаг, и Эмма проделала его очень быстро. Обратной дороги не будет.

Она не вернется. Может быть, проклятие снова повиснет над Сторибруком, едва «жук» пересечет границу, а может быть, его наложит Регина или Голд – Эмме было все равно. Прямо сейчас, в эту минуту она действительно ощущала равнодушие к судьбам тех людей, с которыми была связана столь долго. Лишь воспоминания о Генри согревали теплом, но взять его с собой Эмма не могла. Она не хотела срываться на нем, когда в очередной раз вспомнит про Регину. Ребенок не виноват, что его мать такая… Что обе его матери такие, но тут ему будет лучше. Однажды он поймет. Однажды он обязательно все поймет. И тогда, может быть, он снова разыщет Эмму.

Эмма выпрямилась и завела мотор.

Она так много не спросила, так много не узнала… Но нужно ли ей это теперь? Эта жизнь окончилась, и вместе с ней кончились вранье, недомолвки и осуждение. Эмма хотела забыть все как страшный сон и никогда не вспоминать.

Никогда.

Никто не преследовал ее. Никто не звонил, не писал, не кидался под колеса. Она добралась до границы города за считанные минуты и проехала ее со смешанным чувством облегчения и досады. Какое-то время она смотрела в зеркало заднего вида, будто надеясь, что кто-нибудь появится в нем, но дорога продолжала оставаться пустой. Тогда Эмма тряхнула головой и прибавила газа, стремясь к повороту, в который въехала, почти не сбавляя скорости.

А потом заплакала, глядя невидящими глазами только вперед.

Комментарий к Глава 19

В следующей серии:

…

– И что, может, ты встречала и хромого мужика с дурным характером?

…

– Потому что все знали только Злую Королеву. А я знала Регину.

…

– Приснись мне. Я скучаю.

========== Глава 20 ==========

Год спустя, Нью-Йорк

Солнце вышло из-за серой тучи, залив светом оживленную улицу.

– Эй, дамочка, повнимательнее!

– Простите.

Эмма извиняюще улыбнулась пареньку-разносчику газет, на которого чуть не налетела, задумавшись. Кофе в ее руке, конечно же, расплескался, теперь необходимо было избавиться от опустевшего стаканчика. Убедившись, что не запачкалась, Эмма нашла мусорку, с сожалением кинула туда остатки своего завтрака и, вздохнув, отправилась вниз по улице, засунув руки в карманы пальто. Каждый день, свободный от работы, она гуляла здесь. Улица чем-то напоминала ей Миффлин-стрит, и эта схожесть почему-то успокаивала, хотя Эмма ждала от нее противоположного действия.

Она ненавидела Сторибрук. За то, что он привязал ее к себе – всеми этим людьми, что остались в прошлом. За то, что он снился ей иногда по ночам – тусклый, маленький, проклятый и проклятый. За Генри, по которому она так скучала. За Регину…

Эмма передернула плечами, с досадой понимая, что вновь погрузилась в ненужные мысли. Столько времени она гнала их от себя – упорно, настойчиво, – и так же упорно и настойчиво они постоянно возвращались к ней снова и снова. Будто она и сама была проклята теперь.

– Привет, Руби! – чернокожий чистильщик обуви приветливо махнул рукой. Эмма улыбнулась ему.

– Привет, Сэм! Какие новости?

Сэм комично развел руками.

– Только государственные, а они, сама понимаешь, сплошная тайна, – он приложил указательный палец к губам и подмигнул.

Эмма засмеялась и кивнула с важным видом.

– Держи меня в курсе, если что.

– А то как же!

Внимание Сэма переключилось на клиента, усевшегося в кресло, и Эмма неспешно пошла дальше, усмехаясь и качая головой.

Чистильщик Сэм, как и все остальные, с кем Эмма здоровалась на этой улице, знали ее как Руби Лукас. Она не задумывалась над тем, почему взяла себе именно это имя: наверное, потому, что на самом деле прекрасно знала, зачем поступила именно так. Словно все еще искала прощения, словно пыталась оживить то, что давно умерло. В любом случае, светить своей настоящей фамилией у Эммы не было никакого желания. Она сомневалась, что кто-нибудь станет ее искать, но все равно пресекла возможные попытки. Не нужно ей это было, совершенно не нужно.

Первое время после Сторибрука Эмма фактически не жила. Она почти не спала и постоянно оглядывалась, подозрительно реагируя на любые шорохи. Ей все время казалось, что за ней следят и что Голд рано или поздно снова попытается поймать ее в свои сети. Из-за своей паранойи Эмма сменила и телефон, и номер, и вообще все, что только могла сменить. Последними изменениям подверглись волосы, и теперь из зеркала на Эмму смотрела смутно знакомая коротко стриженая женщина. Эмма ловила себя на том, что иногда пугается своего отражения, стремительно мелькающего в витринах. Впрочем, после Сторибрука она опасалась почти всего.

Иногда ей хотелось позвонить Генри. Хотя бы просто услышать его голос, а потом положить трубку, не сказав ни слова. Но его номер затерялся в пространстве вместе с выброшенной сим-картой, а поисками Эмма заниматься не хотела, потому что не хотела себя ненароком обнаружить. Она скучала по Генри, безумно скучала, но эта тоска не могла перекрыть собой ужас от перспективы снова окунуться во все то, чем Эмма жила последние несколько лет.

Снова столкнуться с Региной.

Эмма резко втянула ноздрями воздух, бормоча про себя: «Амстердам, Амстердам…» Привычка сбивать себя с ненужных мыслей разнообразными словами, не имеющими отношения к предмету этих самых мыслей, давно уже стала неотъемлемой частью жизни. И если поначалу Эмме было очень трудно отогнать от себя подобные размышления, то теперь ей требовалась лишь пара секунд.

Она старалась не думать о Регине, но волей-неволей все равно возвращалась к ней – так или иначе. Возможно, проще было бы отпустить поводья. Много чего стало бы проще, поплыви Эмма по течению. Однако она продолжала бороться – и иногда даже одерживала победы. Некрупные, но важные – для нее. А разве не это основное?

В кармане зазвонил телефон. Эмма помедлила чуть перед тем, как поднять трубку.

– Слушаю.

– Руби, здорово!

Это был Курт – ее нынешний начальник. После возвращения в Нью-Йорк Эмма снова занялась тем, чем занималась прежде: поиском людей. Именно Курт выправил ей новые документы, когда она призналась, что, возможно, ее и саму ищут. Эмма позволила ему навести о себе справки, а когда он спросил, чем она занималась последнее время, она соврала, что была в бегах после того, как снова совершила кражу. Курт поверил, а большего и не требовалось. Он не был столь уж щепетилен в выборе подчиненных, а Эмма ему явно приглянулась. Иногда ей казалось, что он непрочь приударить за ней, но дальше предложения подвезти домой дело никогда не заходило. Эмму это радовало: она не была готова к новым отношениям. Ни с мужчиной, ни с женщиной.