Ее бросило в жар и ненадолго отвлекло от Регины. Эмма сидела, вцепившись в табурет, и тихонько раскачивалась.

Она переспала с собственным отцом? Проклятье! Может быть, и хорошо, что она никак не может поверить в эту глупую сказку, которую ей рассказывают все, кому не лень!

Очередные слова Регины вдруг просочились через пелену жара:

– А еще ты должна была любить, Эмма. Верить и любить.

Волна пронеслась по спине, от шеи вниз. Эмма прикусила губу.

– Тогда вся эта дребедень должна была исчезнуть раньше.

Она ведь любила Регину. Любит.

Что-то треснуло в глазах Регины, словно они были лишь двумя зеркальными омутами. Она явно поняла, что Эмма имеет в виду, и даже дернулась было навстречу ей, но потом остановилась, обхватив свои плечи руками, будто силой останавливая себя. Эмма подумала, что была бы не против объятий. Но Регина все еще была слишком далеко от нее. А потом она сказала то, что все разрушило.

– Может быть, ты не любишь меня на самом деле. Или я тебя. Или мы обе не любим друг друга.

Эта мысль мгновенно опустошила Эмму. В глазах потемнело. Она силилась и не могла себе представить, что не любит Регину. Что Регина не любит ее. Что все, что было между ними – просто звук, пронесшийся мимо и исчезнувший в бесконечности. Эмма едва услышала себя, когда смогла разлепить губы:

– Это все ты, Регина…

Брови Регины сдвинулись к переносице. Эмма отчетливо увидела, как фиолетовые искры мелькнули в глубине ее глаз.

– Что?

И вот тогда слова хлынули из Эммы сплошным потоком:

– Все всегда крутилось возле тебя. Ты думала не обо мне. Ты думала о себе. И о своей выгоде. Ты так старалась не быть похожей на Голда, что стала его точной копией. И вы оба использовали меня – каждый в своих интересах.

Она все говорила и говорила, захлебываясь в неожиданных эмоциях, которые так долго подавляла. Она говорила и вспоминала про Руби, про ненависть горожан, про свои травмы, про свои сны, проблемы и разочарования. И всего этого можно было избежать! Всего, абсолютно всего! Если бы только Регина…

Эмма выдохлась и замолчала, чувствуя, как кружится голова. Регина стояла напротив нее, поджав губы, и не шевелилась, только в глазах у нее все еще кружились темные вихри. Эмма подумала, насколько сильна ее магия. Может ли она разметать ее по кускам?

– Я бы хотела узнать все это от тебя, – прошептала она, и слезы подступили к горлу. – Почему ты не подумала об этом?

Эмма сглотнула и сцепила зубы. Она не будет плакать. Только не перед ней!

Регина откинула назад волосы, сделала шаг вперед и замерла, натолкнувшись на взгляд Эммы.

– Я… – она сбилась, но тут же продолжила: – Я боялась, что ты не так поймешь. Что ты не поверишь. Что все это будет слишком…

Эмма перебила ее:

– То есть, чужие люди должны были объяснить мне все лучше?

Она все еще хотела, чтобы Регина не врала. Или врала чуть меньше. Она не позволяла себе думать, что Регина может говорить правду – потому что самая большая ложь уже стояла между ними.

Регина опустила взгляд, а затем снова подняла его.

– Я боялась, что ты поверишь и заберешь Генри.

А вот это уже была правда. И Эмма оценила бы ее, непременно оценила, если бы…

– Ты сволочь, – сказала Эмма равнодушно, потому что в ней просто не осталось эмоций. – Ты знала все с самого начала. Ты заставляла меня верить в ложь. Я могу понять Голда, но ты… – она прикрыла глаза. – Ты позволяла людям умирать, лишь бы только никто не вырвал тебя из твоего собственного уютного мирка.

Эмма не видела Регину, нарочно не смотрела на нее, чтобы не отвлекаться. И это позволило ей сказать самое страшное:

– Ты ставила под удар Генри, убеждая себя, конечно, что делаешь все ради него, хотя все крутилось только вокруг тебя.

В ту же секунду порыв ветра заставил Эмму покачнуться. Она распахнула глаза и увидела, что Регина стоит прямо перед ней, ее лицо искажено яростью, а глаза сверкают.

– Не смей такое говорить! – звенящим от напряжения голосом заявила она. Эмма резко поднялась с табурета, отступив от Регины на шаг.

– Не сметь говорить что? Что из-за тебя меня пытались убить… сколько там раз? Два, три?

Она прищурилась, отчетливо понимая, что пора уходить. Пора покинуть это осиное гнездо и оставить Регину и Голда разбираться между собой. Эмма не хотела знать больше никаких подробностей, не хотела выяснять, кто прав, кто виноват. Ей просто хотелось покоя.

Регина же шагнула следом за Эммой, словно не желая ее отпускать. Она злилась, это чувствовалось физически, от нее буквально исходило жар ярости и ненависти: все то, что мешало им когда-то. Эмма думала, что никогда больше не ощутит их. Надежда глупое чувство.

– Я могла бы отдать тебя Голду или выставить из города силой, – прошипела Регина, и Эмма поняла: да, могла бы. Если бы посчитала, что это поможет. Если бы сумела это сделать. Да. Как же нужно ненавидеть…

Эмма покачала головой.

– Ты неделю побыла одна взаперти и пришла к выводу, что лучше покрепче ухватиться за меня, да? Потому что никто, кроме дуры Эммы Свон, не желал помогать мэру? Потому что ни на ком нельзя было выехать из всего этого? И тебе пришлось смириться, – она усмехнулась, вспомнив интересный факт из книги Генри. – Пришлось принять тот факт, что только дочь твоего заклятого врага тебе поможет. Как ты должно быть злилась…

– Ах ты!..

Регина замахнулась, чтобы ударить, но Эмма оказалась быстрее. Подставив левую руку под чужой замах, правой она отвесила Регине такую пощечину, что чуть сама не взвыла от боли, обжегшей ладонь. Не удержавшись на каблуках, Регина, вскрикнув, упала на землю. Юбка ее задралась, обнажив бедра, по которым Эмма скользнула отсутствующим взглядом, почувствовав глухое раздражение от ситуации в целом, словно все это было призвано разжалобить ее. А потом присела на корточки, ведомая глухой яростью, заразившись ею от Регины.

– Ты снова хочешь повторить?

Это была безумная мысль. Но она слишком грела.

Эмма с силой просунула руку между ног не сопротивляющейся Регины, под ткань белья. Палец тут же улегся во влажную расщелину. Эмма со злостью надавила, видя, как искажается лицо Регины. Но не в ненависти, нет. Регине это нравилось. Она ждала продолжения. Возможно, она думала, что это все исправит, вернет их к изначальной точке, поможет разобраться. Возможно, она упала специально. Возможно, это все еще возбуждало ее.

Вот только Эмма не хотела никуда возвращаться.

Она почти поддалась этому желанию, этому искушению просунуть пальцы дальше, снова ощутить, как Регина трепещет, как подается вперед, как насаживается. Ощутить власть и силу, обрести способность хотя бы на время управлять другим человеком. Управлять Региной.

Почти.

Эмма заставила себя убрать руку. Она услышала, как отчетливо всхлипнула Регина – наверняка от неожиданности.

– Не дождешься, – бросила она, почти не огорчаясь тому, что все, что она теперь чувствовала по отношению к этой женщине, было презрением и жалостью. Неужели когда-то она любила ее? Как же быстр оказался переход…

Регина приподнялась. Волосы ее растрепались, глаза сверкали. Она кусала губы, и те становились все алее. В какой-то момент Эмме захотелось поцеловать их, но вместо этого она с силой вытерла руку о бедро. Регина, увидев это, отвернулась. А потом сказала устало и как-то слишком обыденно:

– Я люблю тебя.

Она сидела на полу, нелепо подогнув ноги и опустив плечи, и не смотрела на Эмму. Наверняка хотела, чтобы та ей поверила. Но было слишком поздно. Очередное вранье, чтобы получить то, что хочется. Чтобы оставить Спасителя при себе, потому что Голд все еще где-то рядом. И Регина знает, что ему нужно.

Но никто не поверит тому, кто слишком часто кричал «Волки!».

– Пошла ты, – не менее устало ответила Эмма. – И подальше. Ты знала все с самого начала и позволяла мне вариться во всем этом самостоятельно. Ты, – у нее перехватило дыхание, пришлось сделать два резких вдоха. – Ты позволила мне тогда… на лестнице… – Эмма ощутила, как горячая волна слез подступает к горлу, и закончила горько: – Чего стоит эта твоя любовь? Хотя себя-то ты любишь, вот уж никаких сомнений.