Эмма почти бежит по подземельям, лишь чуть замедляя шаг перед самым выходом. Жаль, что Белла не показала ей тайный проход. Но Эмма и сама забыла ее об этом спросить. Впрочем, вряд ли этот проход помог бы ей пробраться наверх, в лудус, ведь он ведет куда-то в город.

Эмма замирает, прислушиваясь. Она не слышит ничьих голосов, однако осторожность не помешает. К счастью, никого нет поблизости, и Эмме удается выбраться незамеченной. Она торопится в лудус и бежит по пустой тренировочной арене, слыша вдруг яростный шепот за одной из колонн. Ей бы не останавливаться, не прислушиваться, но она невольно замедляет шаг.

– Ты думаешь, раз твоя вонючая семейка здесь, то ты будешь освобожден от своих обязанностей?

Это Ласерта. Ее Эмма ни с кем не перепутает. Она старается двигаться как можно тише, чтобы не выдать себя, однако, похоже, никого она сейчас не интересует. Зато ее саму чуть не останавливает покорный голос Робина, раздающийся следом:

– Я так не думаю, госпожа.

Робин и Ласерта?

Эмма мотает головой и ускоряет шаг, боясь оборачиваться.

Она не хочет ничего знать.

Она ничего не хочет знать!

Комментарий к Диптих 14. Дельтион 1. Sol lucet omnibus

Продолжение - 19 января. Ну или на 4 часа раньше))

========== Диптих 14. Дельтион 2 ==========

Проходит несколько дней после встречи Эммы и Беллы в подземельях. За это время волнение и недоверие к ситуации плавно исчезают, и Эмма твердо убеждается в том, что действует правильно, раз уж боги вывели ее на Беллу. В который раз ей повезло – и, может быть, это везение продлится еще немного. Хотя бы до момента, как рабы, наконец, поднимут восстание.

День за днем Эмма тренируется и сосредоточенно обдумывает то, что так неожиданно стало ей известно. Даже мысли о Регине отходят куда-то на второй план, и это хоть и беспокоит Эмму, но не так сильно. Сейчас ей важнее другое.

Сколько рабов готовятся к побегу? Почему все происходит именно в доме Суллы? Как давно это происходит? Если давно, неужели у них нет никаких средств, чтобы поднять восстание прямо сейчас?

Эмма избивает столб и понимает, что рассуждает только со своей позиции. Но она ведь одна. Если бы она решилась сбежать, ей это сделать оказалось бы проще, чем толпе рабов, чьи действия вряд ли остались бы незамеченными. Ведь нужно не просто выйти на улицу и спрятаться в лесу. А даже если бы и так – рабов все еще больше одного.

Белла говорит, что они хотят воспользоваться той суетой, что обязательно поднимется, едва Завоеватель войдет в Рим… Но когда это случится? Да и войдет ли? Откуда такая уверенность? Рим – это целая империя! Это не деревушка Эммы. Неужели Цезарь сразу соберет все силы и стянет все возможные войска? И Тускул останется незащищенным?

Эмма не знает, может быть, Белле виднее, но ей все сильнее хочется переговорить с Лилит, и она, словно приближая этот момент, все атакует и атакует столб, который жалобно сотрясается от ее ударов.

Август доволен. Он ничего не говорит, только ходит кругами, и Эмма видит, какой у него взгляд. Она действительно делает успехи, и левая рука ее уже почти так же хорошо владеет мечом, как и правая. Эмме самой нравится происходящее, хотя раньше она думала, что без щита попросту не сможет. Сможет – да еще как!

Робин с семьей продолжают обживать домус, Эмма почти не видится с ними, лишь как-то на завтраке садится рядом и пытается завязать непринужденный разговор, как бывало раньше, но Мэриан так смотрит на нее, что становится очень неудобно. Эмма находит причину, чтобы поесть побыстрее, и уходит, напоследок поймав извиняющийся взгляд Робина. Что ж, жена быстро прибрала его к рукам. Эмма понимает ее, но ведь выходит так, что она теряет друга в месте, где у нее не так уж много друзей. И это не может ее радовать.

Аурус почти не появляется в лудусе. Как-то раз Эмма видит, что он беседует с Суллой, и сердце ее отчего-то сжимается. Почему-то кажется, что они говорят о ней. Эмме хочется подслушать разговор, однако подобраться поближе не получается, и потом она пытается выяснить у Марии, не знает ли та, о чем говорили римляне. Мария не в курсе, и разговор остается для Эммы загадкой. Впрочем, с чего она вообще взяла, что он может быть важен? Разве Аурус и Сулла не могли просто обсуждать один из пиров, на котором присутствовали? Или купленных лошадей?

По вечерам Эмма теперь гуляет с Пробусом, и это лучше, чем ничего, хотя в качестве компании она предпочла бы Робина, но увы… Всякий раз они проходят мимо того лупанария, где Эмма познакомилась с Беллой, и Белла там. Она приветливо машет розой. Они с Эммой обмениваются лишь красноречивыми взглядами, и Эмма гадает, пошли ли те деньги, что она вручила Белле, на ее личные нужды или на нужды заговорщиков. Их тайная связь греет душу и сердце и заставляет Эмму считать себя кем-то важным. Ведь Белла наверняка рассказала о ней остальным, и те приняли решение допустить Эмму к своим тайнам. Будь она никем или не представляй из себя ничего – разве нужна была бы она кому-то? Конечно, нет! Но ее удача на арене, видимо, подняла ее шансы. Теперь бы увидеться с Лилит…

Пробус рассказывает Эмме о празднике Непобедимого Солнца*. По сравнению с сатурналиями этот день, можно сказать, почти не отмечается, беря начало из древних культов. Но у Ауруса какие-то свои намерения. Или же ему важно вновь собрать в атриуме тех, кто может оказаться полезен.

– Он призовет гладиаторов на бои? – спрашивает Эмма, делая вид, что ей ничего неизвестно.

Пробус кивает.

– Скорее всего. Он поступает так каждый год, но кто знает, что он решит в этом.

Эмма надеется, что ничего не поменяется. Она уже привыкла к мысли, что сможет пересечься с Лилит и выспросить у нее все, что ей хочется знать.

В один из вечеров Эмма и Пробус проходят мимо одной из площадей, на которой неожиданно много народа для столь позднего времени. Пробус предлагает не задерживаться, однако Эмме отчего-то любопытно, и она протискивается сквозь толпу, чтобы посмотреть. А потом замирает, не веря своим глазам.

Это он.

Тот раб, что покушался на Ауруса.

Тот раб, которого собирались перепродать.

А он висит, распятый, на Т-образном кресте, и руки его прибиты к поперечной перекладине. Ноги же скрещены перед столбом, и один вбитый гвоздь удерживает их вместе. Для надежности конечности скреплены веревками. Несчастный явно без сознания – он не кричит и не стонет. А может быть, он уже мертв.

У Эммы холодеет все внутри. Она просто стоит и смотрит на человека, который страдает из-за нее. Это она помешала ему убить Ауруса. Это она вступилась за него во время публичной порки. И это она, собственными руками, привела его сюда.

– Аурус соврал, – говорит она Пробусу. – Он говорил, что перепродаст его.

Хозяин ничего не должен ей. Но зачем ему лгать? Зачем давать какую-то надежду?

Он хочет казаться лучше, чем есть. Однако это только опускает его в глазах тех, кто потом все же узнает правду.

Пробус вздыхает.

– Говорил же я, не надо сюда идти… – бормочет он и отводит глаза. Эмма знает, что ему жаль этого человека. Пробусу жалко всех людей, хоть иногда он и пытается показать себя жестоким и беспринципным.

– Аурус мог и не соврать, – говорит Пробус по дороге домой. – Но неизвестно, каким оказался новый хозяин этого человека.

Эмма кивает, а перед глазами у нее все еще стоит беспомощно обвисшее тело в потеках крови. Это страшная, мучительная смерть. Может быть, стражники смилостивятся и добьют его прежде, чем он задохнется или умрет от инфекции. Если, конечно, он все еще жив.

Эмма хочет ни во что больше не вмешиваться. Никогда. Но она уже вмешалась. И если теперь отступит назад…

Соратник ли Беллы и Лилит этот раб? Или он действовал сам по себе? Об этом Эмма тоже спросит, когда выпадет случай. Поскорей бы.

Вечером она лежит на кровати, когда ее вдруг принимается мутить. Она едва успевает перекатиться к краю, а потом устало протирает пол тряпкой, взятой у Марии.