– Ненавидишь меня? – вдруг спрашивает она нежно. Эмма непонимающе поднимает взгляд. Лупа проталкивает палец ей в рот и совершает несколько возвратно-поступательных движений. Потом убирает руку и заменяет ее своими губами. Она целуется жадно, широко открывая рот и захватывая губы Эммы так, будто собирается их съесть. Эмма вспоминает, как целовала ее Регина в атриуме – тоже жадно, тоже почти до боли, но совершенно иначе, – и непроизвольно напрягает бедра, чуть приподнимая их. Лупа, конечно, замечает и относит все на свой счет.
– Не бойся, – сладко говорит она, выпуская рот Эммы из плена. – Все, кто был со мной, уходили довольными. Хотя ты здесь прежде всего для того, чтобы сделать довольной меня.
Она смеется, а потом перекатывается на спину и велит:
– Поднимайся.
Эмма садится, Лупа занимает ее место и широко раскидывает ноги, жестом приказывая Эмме разместиться между ними. Эмма выполняет приказ и без особого воодушевления смотрит на то, что ей открылось. Что она должна почувствовать? И должна ли? Она понимает, чего от нее ждут, но без дополнительных повелений она не может ни трогать, ни делать что-то еще.
Лупа ерзает, закусив губу. Очевидно, ей нравится, когда кто-то смотрит на нее вот так. Она не испытывает ни малейшего стеснения, но Эмма, прислушавшись к себе, понимает, что с ней происходит то же самое. Никакого стыда. Совсем не так, как с Региной.
При мысли о Регине пульсацией по телу снова разбегается жар. Эмма дергается, получается так, что она ближе подсаживается к Лупе, и та одобрительно смеется. Затем двумя пальцами раздвигает складки собственной плоти и трогает то, что находится между ними.
– Это – клитор*, – небрежно говорит она. – Женщинам нравится, когда его ласкают. Мне тоже нравится. Особенно языком.
Лупа делает ударение на последнем слове, и Эмма понимает, зачем. Вспоминается Лепидус и его откровения по поводу разных способов ублажения женщин. С оттенком отвращения Эмма ложится на живот, чтобы было удобнее, и разглядывает то, что Лупа назвала клитором. Такое… холодное, неприятное слово. И горячие, невозможные эмоции, когда кто-то касается тебя там.
Дрожь в очередной раз пробегает по телу, концентрируясь между ног. Эмма застывает, понимая, что испытывает подобные ощущения только тогда, когда думает о Регине.
Лупа несильно толкает ее ногой в бок.
– Ты там уснула?
Она шире раздвигает складки, а Эмма, зажмурившись, высовывает язык и покорно прижимает его к влажной плоти. Берясь за бедра Лупы, запястьями она проезжается по покрывалу, и, хоть они и забинтованы, но ощущения все равно не слишком приятные. Эмма даже отстраняется на мгновение.
– Двигай им, – тут же велит Лупа. – Как хочешь. Я скажу, когда остановиться. И осторожнее с зубами. Иначе я тебя накажу.
И Эмма вынуждена начать делать то, что никогда не делала.
На вкус Лупа солоноватая и пахнет чем-то непонятным, но запах и вкус не слишком неприятные. Во всяком случае, Эмму не тошнит, когда она послушно ворочает языком вправо и влево, сверху вниз и обратно, обводит круговыми движениями взбудораженный клитор и боится сглатывать подступившую слюну, потому что тогда придется остановиться. Лупе, кажется, все нравится. Она негромко постанывает, не смущаясь хлюпающими звуками, и то и дело приподнимает бедра, крепче прижимаясь промежностью к лицу Эммы. Эмма старательно дышит носом и все же позволяет себе сглатывать время от времени, стараясь не думать, что вместе со слюной внутрь попадает и жидкость Лупы. Она вообще старается ни о чем не думать – так легче.
В какой-то момент стоны Лупы становятся выше и громче, Эмма, почти не чувствуя языка, пытается шевелить им активнее, но чужая рука ложится ей на затылок и отталкивает. Эмма взволнованно смотрит на Лупу, сдвинувшую ноги, и не понимает: она сделала что-то не так? Случайно задела зубами? Но ведь она так старалась! Она взволнованно утирает рот и подбородок. Лупа, однако, не спешит скидывать ее с постели или чем-то иным выказывать свое недовольство. Она потягивается, выгибая спину, и гладит свои соски, а потом подзывает Эмму и указывает ей на свою грудь.
– Оближи, – капризно требует она. Эмма уделяет внимание сначала правому, а потом и левому соску, отстраненно удивляясь тому, какие они мягкие и нежные. Она, конечно, трогала свои, но ведь не брала же в рот. Лупа судорожно извивается под ней, затем дергает наверх и жадно приникает к губам, ногами обхватывая талию Эммы. Не удержавшись, Эмма всем весом падает на римлянку, а та, прервав поцелуй, довольно смеется и вместе с Эммой перекатывается так, чтобы очутиться сверху. Нависая, задевая плечи и грудь длинными распущенными волосами, Лупа с придыханием говорит:
– Ты ведь можешь повторить то, что проделала тогда в атриуме?
Облегчение, которое затапливает Эмму, не передать словами. Она искренне надеется, что на этом все кончится, а потому быстро кивает. Лупа перегибается через нее к краю кровати и извлекает из-под покрывала искусственный фаллос с той же системой крепления, что уже видела Эмма. Она привстает и протягивает руку, чтобы взять его, и Лупа уже почти отдает, но в последний момент вдруг отстраняется.
– У меня есть идея получше, – сверкает она глазами и хитро смеется. Эмма чувствует подвох, однако не может понять, в чем именно он заключается. А Лупа, вместо того, чтобы закрепить фаллос на бедрах Эммы, принимается затягивать ремни на себе.
Неприятная – очень неприятная! – мысль быстро стукается в висок.
– Госпожа, я, – начинает Эмма взволнованно, но Лупа шикает на нее и говорит:
– Я не приказывала тебе открывать рот.
Она возится с последним ремешком.
Эмма закусывает нижнюю губу, чувствуя, как холодеет сердце.
Она сейчас лишится ее. Своей девственности. О боги, Аурус обещал, что никто не сделает этого с ней!
Если мысль сделать это с Робином казалась единственно правильной, то Лупа совершенно не похожа на Робина, и Эмма в отчаянии пытается снова:
– Госпожа…
Лупа быстро придвигается к ней и с размаху бьет по щеке. Эмма стискивает зубы и жмурится. О, Один, сделай хоть что-нибудь! Она уже готова отпихнуть Лупу и попробовать сбежать, но в этот момент видит, как занавесь на дверном проеме чуть сдвигается в сторону, а потом почти сразу возвращается на место. Видимо, охранник услышал звук удара и заглянул посмотреть, все ли в порядке. Эмма понимает, что сбежать не удастся. Получится только заработать наказание.
– Я велела тебе молчать! – рявкает Лупа. – Это значит – не говорить! Ты плохо поняла?
Она нагибается и берет с пола кувшинчик с маслом, выливает немного себе на ладонь и умело размазывает скользкую жидкость по всей длине фаллоса. Потом, взявшись за бедра Эммы, грубо подтягивает ее к себе, и прямо из кувшинчика щедро льет масло ей на лобок и ниже. От ощутимой прохлады Эмма вздрагивает, а рука Лупы пролезает ей между ног и растирает все там, и массирует, и нажимает, и почти проникает пальцами внутрь.
Эмма думала, что больше не будет бояться, но страх не спрашивает, можно ли прийти. Он захватывает ее с головой, вынуждает сердце выпрыгивать из груди и учащает дыхание. Лупа, конечно, замечает волнение Эммы и сердито говорит:
– Что ты так смотришь на меня? Я же тебя не насилую. Я просто хочу продлить свое удовольствие, а если ты окажешься сверху, то я кончу слишком быстро.
Эмма сжимает губы. Не насилует? Совсем наоборот! И от того, что это женщина, мало что меняется!
Эмму почти охватывает паника.
– Расслабься, – Лупа снисходительно похлопывает ее по животу. – И раздвинь пошире ноги, если хочешь, чтобы я попала туда, куда надо.
Она смеется, а Эмму трясет, и она едва понимает, что нужно сделать. Перед глазами все плавает будто в тумане. Эмма цепляется дрожащими пальцами за покрывало, а Лупа насильно раздвигает ей ноги и берется за фаллос совсем как Эмма тогда, в атриуме. Эмма еще на что-то надеется, когда скользкий кончик касается ее, а потом не сдерживает вскрика, едва слишком жесткий и слишком большой фаллос входит в нее – буквально как по маслу. Лупа, видимо, принимает ее крик за стон удовольствия, потому что хватается за бедра и начинает активно двигаться. Эмме же кажется, что нечто раскаленное пронзает ее, с каждым толчком проникая все глубже. Боль, на самом деле, уже не такая сильная, как в первый момент, но слезы все равно выступают на глазах: просто от осознания того, что произошло.
