– Регина!

Она хочет сказать, что готова помириться. Что простит Регине злые слова – пусть только та признает, что специально все это сказала. Она даже готова сама извиниться – пусть и не знает, в чем, – лишь бы только снова знать, что можно прийти к Регине и просто поговорить. Хотя бы поговорить.

Но Регина бросает один-единственный взгляд, который заставляет Эмму отступить. А потом говорит, коротко и ясно:

– Ты слишком много себе позволяешь, рабыня.

И уходит, не оборачиваясь.

Эмма ошарашенно смотрит ей в спину, и внутри снова просыпается обида. Уже не такая сильная, как вчера, но вполне ощутимая. Ведомая этой обидой, Эмма, после приглашения раба, переступает порог таблинума и склоняет голову перед Аурусом.

– Господин.

– А, Эмма! – Аурус кажется радостным, но улыбка его какая-то ненастоящая. Он не встает из-за стола и только делает Эмме знак подойти поближе. Она и подходит, а он достает откуда-то крохотный мешочек и бросает ей. Судя по звяканью, в нем монеты. И очень немного.

– Это тебе на выходной, – небрежно говорит Аурус. – Остальное будет лежать у меня, и если ты когда-нибудь завоюешь себе свободу, то я выплачу тебе все, что полагается.

Он снова улыбается, и этой улыбке его Эмма не верит так же, как и предыдущей. Когда-нибудь – это когда? Когда ее убьют на арене? Тогда она станет свободной?

– Спасибо, господин, – вслух говорит она и сжимает мешочек, гадая, что сможет купить себе на эти деньги.

Аурус милостиво кивает ей, но не отпускает. Разглядывает, будто видит впервые. Потом бросает:

– Ты была хороша вчера.

– Спасибо, господин, – повторяет Эмма недоуменно. Ей представлялось, что Аурус скажет что-то более ободряющее. А потом она слышит и холодеет, отчетливо понимая, что все это может значить:

– Так хороша, что тобою заинтересовалась Лупа, супруга Суллы.

Заинтересовалась? Значит, вчера она все же смотрела на нее…

Эмма сглатывает, когда Аурус подтверждает опасения:

– Скажи рабыням, пусть приведут тебя в порядок. Она заплатила больше, чем должна была. Ты ей приглянулась.

В первый момент Эмма не хочет верить, что это опять с ней происходит. Почему? Что она сделала? Она ведь выиграла бой!

Аурусу же, судя по всему, нет никакого дела. Он перебирает восковые таблички, ища что-то свое, и предоставляет Эмме строить самые разнообразные предположения.

– Это будет как тогда, господин? – осторожно спрашивает Эмма, и к ее облегчению Аурус качает головой.

– Это не наказание, Эмма. Ты должна быть рада, что на тебя обратила внимание знатная римлянка. Она сможет многому тебя научить. Твоя задача – слушаться ее во всем. Она знает, что ты – мой гладиатор, а потому не причинит вреда, иначе ей же будет хуже.

Эмма заставляет себя улыбнуться. В самом деле, чего ей бояться?

Лупа – женщина. Может быть, Эмма просто снова побудет сверху. Она уже знает, как это делается. И даже попробует получить удовольствие.

А потом она вспоминает разговор с Региной, ее сегодняшнее поведение, собственные терзания, обиду, и заново воспрявшая духом злость забивает голову кроваво-красным туманом. Эмма чувствует, что реагирует неправильно, но ей отчего-то нравится так реагировать. Она ощущает легкость. Нет никакого страха сродни тому, что одолевал ее перед атриумом. Что ж, хоть кому-то она нужна. Так распорядились боги, а им виднее.

Аурус смотрит куда-то в сторону, когда добавляет будто невзначай:

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не мог отказать супруге Суллы. Он слишком богат и влиятелен. И слишком любит свою жену.

Он словно оправдывается. Но зачем ему это делать? Неужели ему может быть неудобно перед рабыней? Или он хочет, чтобы Эмма прониклась его положением? Но ей достаточно и своего. И коль скоро ее настрой совпадает с настроем хозяина…

– Да, господин, – склоняет Эмма голову. – Я не подведу.

Она словно кому-то мстит.

И точно знает, кому.

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ

Комментарий к Диптих 10. Дельтион 2

И, дорогие читатели, на этом у нас случается небольшой хиатус - до 25 декабря)) а потом до 1 января, ибо и музе, и мне надо подкопить чуток сил и глав да и делами заняться, в конце-то концов :D

========== Диптих 11. Дельтион 1. Ad Calendas Graecas ==========

Ad Calendas Graecas

до греческих календ

Следующим утром Мария заходит к Эмме, чтобы сообщить, что у нее свободный день. Эмма недоуменно приподнимается в постели.

– Свободный день? – повторяет она. – А как же…

Аурус говорил про Лупу. Про подготовку к ней. Что-то изменилось?

Эмма не успевает порадоваться, потому что Мария качает головой.

– Это завтра.

Что ж… Казнь откладывается. Впрочем, Эмма уже смирилась. Аурус пообещал, что с ней не обойдутся плохо. Лучше верить в это, чем бояться неизвестности. Постоянный страх притупляет остальные чувства. Эмма думает, что пришла пора принимать все происходящее с высоко поднятой головой. Хочет Аурус отдать ее знатной римлянке? Она извлечет из этого пользу. Хочет Регина игнорировать ее и относиться свысока? Она будет делать то же самое.

Обида на Регину все еще сидит где-то глубоко. Эмма никогда в своей жизни не сталкивалась с такими людьми, и все, с кем она дружила, были открыты и приветливы. И не лгали так, как солгала Регина. Может быть, Эмма совершила ошибку? Не надо было пытаться завести с Региной дружбу? Хватило бы и Робина? Но ведь что-то в ней Эмму притянуло, что-то заставило ощутить желание находиться рядом, смеяться вместе, говорить обо всем. Наверное, Регина права, и Эмма просто пожалела ее после того случая с Лупой. Приняла жалость за желание дружбы. Что ж, тогда лучше действительно обо всем этом забыть. И пусть все идет своим чередом.

Эмма невольно вспоминает атриум и то, что произошло позже. Видимо, для Регины оказаться снизу гладиатора и вовсе явилось чем-то ужасным. Но тогда она долго скрывала свои истинные чувства. Да и были ли чувства? Или только приказ Ауруса? Робин говорил, что у Регины в прошлом есть какая-то потеря, может…

Нет-нет, хватит! Регина четко сказала: она не хочет общаться. Это ее право. И как бы ни относилась к ней Эмма, но настаивать она больше не станет. У нее тоже есть гордость. Если ей раз за разом отказывают в дружбе, значит, эта дружба и не нужна. Боги просто дают это понять – вот таким жестоким образом.

Вчерашнее решение отомстить кажется глупым, но Эмма все равно ничего изменить не может. Не она решает, с кем возляжет завтра. Аурус. И он решил. Она может только принять это.

Эмма нащупывает под матрасом заветный мешочек с двумя золотыми и пятью серебряными, что выплатил ей Аурус. Она плохо разбирается в денежных вопросах Рима и не знает пока, много это или мало. Может, стоит приберечь на потом? Но куда спрятать?

Эмма осматривает свою комнату в поисках места, куда можно положить мешочек так, чтобы его не нашли остальные. Потом решает все же взять его с собой. Ведь выходной же. Значит, наверное, можно выйти в город.

Она находит Робина и уточняет, в самом ли деле она может прогуляться. Робин отвечает утвердительно и показывает на соглядатая, к которому надо обратиться.

– Он будет сопровождать тебя всегда и везде, – говорит Робин, и Эмма качает головой.

– А если я захочу облегчиться?

– Возможно, он отвернется, – невозмутимо отзывается Робин. Потом оглядывается и, понизив голос, спрашивает:

– Я слышал про Лупу.

– Я тоже слышала, – вздыхает Эмма. Робин сочувственно улыбается ей.

– Хотя бы не мужчина.

– Да я уж и не знаю, что лучше, – бурчит Эмма, и это правда. Сколько еще ей придется опасаться за то, что кто-то захочет пробраться ей под тунику?

Робин кладет руку ей на плечо.

– Не переживай.

К собственному удивлению, Эмма и не переживает. Виной ли тому вчерашняя победа или то, что случилось в атриуме, – она не знает. Но внутри у нее все почти спокойно. Она все еще хочет выбраться из Тускула, однако для этого ей стоит повиноваться. За непокорным гладиатором будут следить гораздо жестче. А ей однажды, быть может, удастся отвести Аурусу глаза. Эмма не рассчитывает, конечно, что это получится сделать быстро, да и не собирается делать все наспех. Она вот поспешила с Региной – и что вышло?