Когда Эмма закрывает глаза, чтобы снова попытаться уснуть, она почему-то видит перед собой женщину, снимающую золотую маску.

И это Регина.

Комментарий к Диптих 9. Дельтион 1. Ante bellum

Асс — ключевая денежная единица Римской республики, от которой долгое время отстраивались все другие номиналы как медных (бронзовых), так и серебряных монет.

========== Диптих 9. Дельтион 2 ==========

Оставшиеся дни перед годовыми играми Эмма тренируется очень упорно и почти ни с кем не видится. Кроме того, ни Ласерта, ни Паэтус ей не докучают: может быть, Аурус запретил им появляться в лудусе, а в домус Эмма не ходит принципиально, и это не только из-за драчливых хозяев.

Она боится сбить весь свой настрой, если увидит Регину.

Эмма не понимает, что с ней творится, но Регина никак не выходит из головы. Она засыпает, думая о ней, и просыпается точно так же. Ей постоянно вспоминаются голос Регины, ее улыбка, ее волосы и даже походка. Последний поцелуй разбередил затянувшуюся было рану, и это плохо, потому что Регина – не та, о ком можно думать в подобном ключе. Да и зачем это делать? Что это даст? Эмма пытается выбить из себя лишние мысли, справедливо полагая, что они не помогут ей победить, но получается с трудом. И только за день до начала игр Эмма, наконец, ловит себя на том, что больше волнуется о своем бое, чем о Регине.

В Тускуле холодно. Гладиаторам выдали по второму покрывалу и снабдили теплой обувью и одеждой, потому что лудус продувается всеми ветрами. Галл заболел, и его мощный кашель вот уже которую ночь не дает Эмме уснуть. А когда она не спит, то в голову лезут всякие мысли, единственный способ избавиться от которых – это спуститься на арену и отработать еще пару-тройку ударов. Эмма подходит к деревянному, здорово измочаленному ее ударами, столбу и потирает руки. Изо рта идет пар, спина быстро покрывается мурашками. Над Тускулом зависла тихая, звездная ночь. Факелы равномерно горят вдоль всей арены: Аурус не жалеет для них масла. Наслаждаясь покоем, Эмма обходит столб кругом и, чуть поклонившись ему, будто живому противнику, начинает бой.

Уже известно, что соперницей ее будет Лилит. Эмма и довольна, и одновременно не очень. Проведя с Лилит один-единственный бой, она, конечно, запомнила кое-какие ее слабые места – как, например, не слишком хорошая подвижность, – но ведь и Лилит точно узнала, куда стоит бить. Не лучше ли было для первого боя выставить ее против кого-то неизвестного? Но Эмму никто не спросил.

Эмма проводит удар, столб трясется, она добавляет выпад правой ногой и проворачивается на пятке, затем приседает и делает подкат. Все это занимает у нее буквально несколько выдохов и выполняется уже совершенно бездумно: Август именно этого и добивался, так что теперь доволен. Эмма понимает, что на арене будет сражаться не со столбом, но наработки есть, и ей останется только не потерять их во время боя.

Спустя какое-то время на арену приходит Робин. У него в руках покрывало, которым он укутывает мокрые от пота плечи Эммы.

– Послезавтра игры, – напоминает он, зевая. – Если ты заболеешь, Аурус не обрадуется.

Эмма согласно кивает. Она и сама уже устала, ей хочется вернуться в лудус.

– Галл уснул? – спрашивает она.

Робин понимающе смеется.

– Уснул. А я вот проснулся.

Вместе они покидают арену, и уже у своей комнаты Эмма тихо спрашивает:

– А ты тоже знаешь, с кем будешь сражаться?

Робин кивает.

– Какой-то новый боец. Говорят, привезли из самого Рима недавно для Суллы.

У Суллы нет лудуса, но иногда он покупает гладиаторов, чтобы проверить их в деле, а потом перепродать втридорога – или сделать что-то похуже.

– Тебе страшно? – пытливо интересуется Эмма. Ей не страшно. Она волнуется. Переживает, что Лилит победит – Август уже говорил про то, что бои длятся не до смерти, но наказание за проигрыш никто не отменял.

Робин зевает и качает головой.

– Если бояться – не победишь, – наставительно изрекает он. – Поначалу, конечно, когда я только сюда попал, я очень боялся. Меня выставляли против умелых противников, они, разумеется, не позволяли мне выиграть. Но как только я перестал бояться проиграть…

– Эй, вы, двое! – внезапно раздается чей-то хриплый бас. – Дайте поспать. Днем наговоритесь, мерзавцы!

Эмма и Робин ободряюще улыбаются друг другу и расходятся по комнатам. Эмма засыпает почти сразу и спит без снов, а утром встает бодрая и свежая, будто и не провела полночи на арене. Тело не болит, усталости нет, болезнь не может подступиться – Эмма считает, что она в отличной форме. Интересно, как проявит себя Лилит?

На завтрак гладиаторам подают сырную смесь с чесноком и ароматные, пышные лепешки, позволяя запить все это сильно разведенным вином. У Эммы просыпается зверский аппетит, она уничтожает свою порцию и дважды тянется за добавкой, а потом еще съедает два яблока и кисть винограда. Робин добродушно посмеивается, наблюдая за ней.

– Надо же, – подмигивает он. – Не узнаю тебя.

– Я нервничаю, – признается Эмма, дожевывая яблоко. – Завтрашние игры заставляют мои руки трястись, а желудок – требовать пищу.

В качестве доказательства она демонстрирует Робину абсолютно не трясущуюся руку. Тот заливается смехом и хлопает Эмму по плечу.

– Не переживай. Прими все это как праздник, тем более, скоро сатурналии*. До конца года никто не умрет.

Эмма не очень понимает, как одно связано с другим, но заверение Робина по поводу того, что все выживут, ее неизменно радует. Она хватает еще одно яблоко и отправляется на арену, хотя полный желудок протестует против каких-то физических нагрузок.

Август встречает ее радостно.

– Что, явилась, надежда Тускула? – посмеивается он, и Эмма жалобно просит его не смеяться.

– Мне и так не очень хорошо, – вздыхает она и поглаживает живот. А тут еще откровенные намеки на то, сколько ответственности ложится на ее плечи. Она-то как раз пытается об этом забыть!

Август осматривает ее, бесцеремонно ощупывает мышцы на руках и ногах, потом разрешает отдохнуть.

– Последний день перед играми, – поясняет он свое решение. – Плохая идея – загонять тебя и сегодня. Сходи проветрись, помолись богам, отмокни в купальне – расслабься. Сегодня тебе принесут твой завтрашний наряд, оружие выдадут перед выходом на арену.

Наряд и вправду приносят. Эмма сидит у себя, когда приходит Робин и протягивает ей темно-красный кожаный сублигакулюм и такого же цвета кожаный нагрудный доспех, частично прикрывающий плечи. Доспех весьма неудобен, и Робину приходится помочь его надеть.

– Почему красный? – мрачно спрашивает Эмма. – Чтобы крови не было видно?

Робин хмыкает из-за спины, заканчивая шнуровку.

– Возможно.

Эмма помнит, что никого убивать не собираются, но все равно чувствует возрастающее беспокойство. Доспех новый, он поскрипывает при движении и слишком плотно облегает грудь. Эмма пытается сделать в нем несколько замахов и понимает, что неудобство сохраняется.

– Походи в нем, – Робин быстро понимает ее стеснение. – Привыкни.

Эмма поправляет пояс и кивает. Придется, что ж теперь. Завтра не будет на это времени.

До полудня Эмма расхаживает по территории лудуса и активно приседает, разминается, машет руками и выполняет боевые приемы. Доспех действительно мало-помалу разнашивается, подмышками уже ничего не натирает, а защиту плеч Эмма оценила сразу же. Конечно, если ей захотят отрубить руку, дубленая кожа вряд ли поможет, но от вывиха может уберечь. Впрочем, лучше рассчитывать на себя, а не на доспех. Второй раз Эмма не позволит Лилит выбить себя из колеи. Да и оружие у нее на этот раз будет не деревянное.

К вечеру Эмма настолько привыкает к доспеху, что напрочь забывает о нем. И только одобрительные взгляды гладиаторов, вернувшихся с тренировки, дают понять, что она отлично смотрится. Мимо пробегающая Мария восторженно прикладывает ладони к щекам и ахает. Эмма смущенно машет ей рукой, но сама потихоньку радуется. Все же выходить на арену посмешищем не хотелось бы.