– У тебя слишком много вопросов, Эмма, – обреченно вздыхает Регина. – А я уже давно не хочу ни на чьи отвечать.

Она улыбается довольно грустно, словно забыв, что все же умеет смеяться от души, и Эмме немедленно хочется что-нибудь сделать, чтобы прогнать эту грусть.

– Тогда ты спроси меня о чем-то, – щедро предлагает она. – Знаешь, в детстве у нас была игра: правда или желание. Кто-то задавал вопрос, а отвечающий либо говорил правду, либо выполнял желание того, чей вопрос.

Регина приподнимает брови.

– А как вы узнавали, что он говорил правду?

– Мы узнавали, поверь, – уверенно отвечает Эмма, хоть и не может вспомнить, так ли это было на самом деле. Но ощущение именно такое.

Регина молчит, и видно, что она обдумывает услышанное. Потом она качает головой, и Эмма успевает расстроиться, но ненадолго.

– В игру играть я, конечно, не буду, – в голосе Регина проскальзывают и тут же исчезают надменные нотки. – Но я согласна ответить на пару твоих вопросов, если ты будешь приходить ко мне следующие несколько дней: у меня много работы, и не помешал бы помощник.

– Только пару? – огорчается Эмма и спохватывается, заметив взгляд Регины: – Я согласна!

Она не очень понимает, почему Регина не может воспользоваться помощью других рабов, но на самом деле предложение очень неплохое. Это позволит Эмме немного развеяться, как минимум.

– Можно спросить прямо сейчас? – проявляет она нетерпение, тем более что уже помогает с зеркалами.

Регина величественно кивает и предупреждает:

– Я не отвечу, если вопрос мне не понравится.

Такого условия изначально не было, но Эмма не берется спорить, потому что ей важно другое. И выпаливает, сжимая тряпку в руке:

– Почему ты сменила гнев на милость? Я ведь помню, что ты сказала мне. Про то, что я никому здесь не нужна и что меня скоро вышвырнут, как шелудивую собаку. А потом пришла и… сделала то, что сделала.

Обиды на те слова нет, но Эмма все еще немного смущается того, что между ними было. Она может храбриться и говорить себе, что теперь живет в Риме, а здесь подобные отношения нормальны, но где-то в глубине сердца все равно продолжает сидеть маленькая скромная Эмма, воспитанная совсем в других традициях. И нет возможности избавиться от нее в один момент. А может, и не надо этого делать.

Регина меланхолично смотрит на себя в зеркало и поправляет волосы. А потом отвечает:

– Женщинам свойственно менять свои решения. И настроение.

Она непринужденно лжет, это чувствуется, но Эмма ничего не может предъявить ей. И поэтому просто задает следующий вопрос:

- Ты считаешь, что я не изменилась?

Ей отчего-то хочется услышать: да, изменилась. Стала лучше, мудрее, взрослее. Ей верится, что вчерашнее не прошло бесследно.

Но Регина смеряет ее взглядом и качает головой.

- Я думаю, что ты хочешь измениться. А боги дали тебе на это шанс. Воспользуйся им.

Эмма прикусывает губу. Ей одновременно и нравится, и не нравится слышать ответы Регины. Нравится, потому что Регина наконец-то отвечает, а не нравится, потому что она отвечает не то, что хотелось бы Эмме.

- Думаешь, надо пользоваться? – улыбается она.

Регина смотрит на нее очень серьезно.

- Ты в лудусе, Эмма. Это особый мир. Если ты хочешь побеждать или заводить друзей, тебе нужно меняться.

– А мы можем быть друзьями? – торопливо спрашивает Эмма, радуясь, что разговор привел их к этому.

Она смотрит на Регину, и теплое чувство у нее в груди все растет и растет. Непонятно почему, но ей хочется защищать эту женщину. Она выросла со старшими братьями, которые всегда были настороже, и самой ей никогда не доводилось покровительственно кого-то обнимать.Она думает, что могла бы обнять так Регину. Ей кажется, что Регина нуждается в защите – пусть даже вот такой скромной. Но как предложить ей это и не быть отвергнутой?

Регина смотрит на нее насмешливо, но насмешка не злая. Скорее, удивленная.

– Друзьями? – повторяет она. – Мы? Здесь? – ее голос становится чуть выше, когда она произносит последнее слово. Будто и не она только что советовала Эмме обзаводиться связями. Но, видимо, она все еще стоит на отдельной ступеньке.

Эмма непонимающе кивает.

– Это просто место, – говорит она. – Может быть, чуть хуже, чем остальные.

Регина снова смеется, но на этот раз это смех неприятный. Эмме хочется поежиться от него, а то и вовсе зажать уши.

– Чуть хуже, – Регина, отсмеявшись, качает головой. – Не будь такой наивной, Эмма. Если тебе здесь живется хорошо, это не значит, что с другими дела обстоят так же.

Эмма вспыхивает, желая напомнить, что сотворили с ней вчера, но потом осекается. А что с ней сотворили? Самое ужасное заключалось в том, что на нее смотрели чужие мужчины. Просто смотрели. А вот той женщине, что очутилась с ней в одной постели, было хуже.

– Не думай, что я хочу обидеть тебя, Эмма, – примирительно говорит Регина. – Я понимаю, что вчерашнее – это не то, к чему ты привыкла. Но все знают, что Аурус даже дышать на тебя запрещает лишний раз, так ты ему приглянулась. Ты на особом положении. И это заставляет рабов завидовать тебе.

– Ты тоже завидуешь? – тут же интересуется Эмма. Регина качает головой.

– После вчерашнего – нет.

Непонятно, что именно она имеет в виду. А раньше завидовала? Эмма пытается спрашивать, но Регина решительно заявляет, что хватит на сегодня вопросов, пора работать, и следующие несколько часов – Эмма научилась определять время по клепсидре – они усиленно оттирают зеркала. Под конец в комнате становится так светло, что даже режет глаза.

– Отличная работа, – хвалит Регина Эмму, и та надувается от гордости. Она впервые за все время в лудусе поработала руками – не считая тренировок. Принесла какую-то пользу. Дома она выполняла половину работы, здесь же, безусловно, расслабилась.

– Что мы будем делать завтра? – интересуется она. Регина, аккуратно расставляющая зеркала, косится на нее в отражении.

– Мне нужно на рынок. Пойдешь со мной.

Эмма замирает на полушаге. Что? Она не ослышалась? Рынок?

– Кто разрешит мне выйти? – голос внезапно становится сиплым.

Регина все еще смотрит на нее в отражении.

– Аурус. Он всегда отпускает со мной одного из гладиаторов. Думаю, он не будет против, если завтра со мной отправишься ты.

Переполненная эмоциями, Эмма стремительно шагает вперед и порывисто обнимает как раз повернувшуюся Регину. Та издает непонятный звук, но вырваться не стремится, просто стоит и позволяет Эмме себя обнимать.

Эмма готова заплакать. Она никогда бы не подумала, что можно так соскучиться по простым прогулкам, по улицам, по людям. Она не помнит даже, зачем так рвалась выйти и почему собиралась дождаться окончания зимних игр. В голове стучит только одна мысль: Регина возьмет ее с собой! В этот момент руки Регины осторожно ложатся Эмме на поясницу, и Эмма содрогается от внезапных воспоминаний.

Та женщина в атриуме… Она касалась ее точно так же.

Эмма крепче притягивает к себе Регину, надеясь отделаться от воспоминаний, но на смену им приходят другие. И хотя вчера это Регина прижимала к себе Эмму, ощущения эхом разносятся по всему телу. Эмма пытается справиться с ними, но они слишком сильны, чтобы просто взять и исчезнуть.

Эмма отпускает Регину резче, чем собиралась, и отступает назад, пытаясь справиться с дыханием. Ей становится неловко, потому что Регина непонимающе смотрит на нее, а потом спрашивает:

– Ты не доверяешь мне?

Это хороший вопрос. Он не подходит к данной ситуации, но Эмме после случая с Паэтусом следовало бы быть более осторожной. Тем более что Регина и впрямь слишком быстро сменила гнев на милость, и Эмма все еще не уверена, что узнала истинную причину этого.

Она кивает вместо того, чтобы покачать головой, и Регина вздыхает.

– Что ж, справедливо. Я отталкивала тебя, а теперь пригреваю на груди. Ты вправе сомневаться.

Эмма пытается улыбнуться, но выходит не очень хорошо, потому что она вспоминает, как прижималась вчера к груди Регины. Почему, почему боги наградили ее такой хорошей памятью?!