Ее синие глаза сверкают предвкушением дальней дороги, мыслями она явно уже где-то далеко от Тускула. За плечами развевается черный, расшитый серебром, плащ, и виднеется рукоять меча. Как и Габриэль, Завоеватель в доспехах и готова к бою, когда бы тот ни начался.
Эмма, которой хотелось поначалу рассказать о встрече с Ливией, молча пожимает протянутую руку и в последний раз смотрит на Завоевателя. Смутные сомнения терзают ее сердце, когда она вспоминает разговор про Ареса и все, что этому сопутствовало. Завоеватель по-прежнему слишком молода для такой взрослой дочери. Но, быть может, она просто водит знакомство с хорошими знахарями?
Сердце вдруг принимается колотиться, выпрыгивая из груди. Только сейчас почему-то становится абсолютно ясно, с какими людьми Эмма общалась последние дни. Получается, и она стала частью истории – и даже не самой крохотной.
Кровь приливает к щекам, когда Завоеватель крепко сжимает пальцы и тепло улыбается. Эмма силится сказать что-нибудь на прощание, но слова, все слова, кажутся глупыми и пустыми. И поэтому она молчит, надеясь только, что не выглядит слишком странно.
Завоеватель отпускает ее руку и залихватски свистит, и к ней – откуда ни возьмусь – тут же мчится вороной конь, на которого она с легкостью забирается. Черные волосы волной взмывают вверх и плавно опускаются на плечи.
– Габриэль, – зовет Завоеватель нетерпеливо, удерживая коня на месте, хоть он уже и рвется вперед.
– Да! – тут же откликается девушка. Поворачивается к молчащей Эмме и улыбается ей, говоря:
– До встречи, Эмма. Я верю, что однажды она произойдет.
Эмма улыбается в ответ. Она хотела бы верить тоже, но что-то подсказывает ей, что к легендам два раза не прикасаются.
Габриэль не протягивает руки: она сердечно и крепко обнимает Эмму, обдавая ее ароматом высушенных полевых трав. Потом тоже свистит – не так громко, как Завоеватель, но весьма уверенно, – и навстречу ей выбегает пегий конь: невысокий и с рыжей гривой. Он останавливается возле хозяйки, терпеливо ждет, пока она его оседлает, а затем тихо ржет и бьет копытом.
Завоеватель, тем временем, уже умчалась вперед, и только пыль, вьющая в воздухе прихотливый узор, напоминает о том, что мгновение назад она еще была здесь.
Габриэль смотрит вслед Завоевателю, и Эмма невольно замечает, сколько восхищения в ее взгляде.
Вот оно, самое большое, самое важное путешествие для Габриэль.
То, которое никогда не закончится.
А потом Габриэль чуть поворачивается и просто говорит:
– Ее зовут Зена.
И ничего больше. Только имя, звенящее сталью выкованного в самом жарком из земных горнил меча.
Габриэль кивает, пришпоривает коня и уносится следом за возлюбленной воительницей, без страха и сожалений ныряя прямиком в не успевшую осесть пыль.
Эмма долго следит за тем, как они уезжают. Почему-то сердцу тесно в груди. Она прикоснулась к настоящей легенде и вынуждена была отпустить ее – по собственной воле, но от этого не менее грустно.
Тихие шаги раздаются позади, и Регина становится подле Эммы, плечом чуть-чуть не касаясь ее плеча.
– Они уехали.
Она не спрашивает.
Обе они еще долго стоят и смотрят вдаль: немного растерянные и немного потерянные. Будто осиротевшие. А потом Регина берет Эмму за руку и заставляет посмотреть на себя.
Карие глаза влажно блестят.
– Пожалуйста, Эмма, – говорит она, голос ее подрагивает, как пламя свечи на ветру. – Увези меня отсюда. Забери туда, где все будет хорошо. Где будем только мы с тобой.
Эмма принимает ее в свои объятия – слабую, но живую, – безмолвно обещая все.
И немного больше.
Комментарий к Диптих 50. Дельтион 1. Memento vivere
Следующая часть будет выложена 9 мая и станет последней :)
========== Диптих 50. Дельтион 2 ==========
Наута, довольный и какой-то раздобревший, встречает Эмму у корабля на второй день отъезда Завоевателя.
– Что, время пришло? – жадно спрашивает он, и видно, как тоскует он по вольному ветру, надувающему паруса.
Пристань почти пуста, только какой-то бродяга, коих теперь в городе больше привычного, сидит в дальнем конце, свесив ноги в воду.
Эмма не удерживает улыбку. После того, как Тускул стал свободным, после того, как спали оковы рабства, даже Наута кажется приятным. По крайней мере, не вспоминается ничего из того, что он когда-то совершил. Может, зря. Но сейчас Эмме не хочется портить себе настроение и предвкушение. Потом, все потом.
Она кивает и, предвосхищая вопрос Науты, добавляет:
– Я, Регина, Лилит, Роксана и Неро.
Никого больше.
Никто не захотел покидать Рим. Как бы плохо им тут ни было, сколько страданий они бы ни перенесли… Привычка – страшная по силе вещь. Возможно, люди просто боятся чего-то нового. А может, им достаточно того, что уже свершилось. Вера в Завоевателя в городе крепнет день ото дня, Эмма сама тому свидетель. Люди готовы вставать под ее знамена, и даже те, кто раньше сомневался, чудесным образом меняют свое мнение о происходящем.
Эмма оборачивается к городу, задумчиво смотрит на него и представляет, сколько знаний она привезет домой. Как бы там ни было, но Рим шагнул дальше, чем любое из северных поселений, и нельзя этим не воспользоваться.
Наута довольно потирает ладонью свой крюк, будто хочет отполировать его еще больше.
– Отлично, – он щурится, когда солнце, вышедшее из-за туч, прицельно бьет ему в правый глаз. – Пятерых моя малышка потянет.
Он небрежно косится в сторону, где покачивается на волнах новый с виду корабль. Эмма не слишком сильно в них разбирается, но уверена, что в прошлый раз он был другим.
– Откуда? – не утерпев, интересуется она.
Наута деланно равнодушно пожимает плечами.
– Плата за будущую верность, – он принимается насвистывать что-то себе под нос.
Эмма приподнимает брови. Это не ее дело, конечно, но… Впрочем, возможно, она чего-то не знает. Да что там «возможно»! Наверняка не знает.
Наута, меж тем, подходит ближе и, играя бровями, говорит, понизив голос:
– Может, еще один поцелуй? Мне показалось, тебе понравилось в прошлый раз.
Он склоняется, не дожидаясь ответа, и Эмма кладет ладонь ему на губы.
– Уймись, – беззлобно отзывается она. – Ты прекрасно знаешь, что у меня есть Регина.
Наута быстро целует ее пальцы и отстраняется, вздыхая.
– Проклятый Рим! – сетует он, впрочем, довольно наигранно. – Развратил хорошую девочку!
Он разводит руками, а Эмма, хмыкнув, с удовольствием напоминает:
– Это ведь ты меня сюда привез.
Наута смущается лишь на мгновение и возражает:
– А если бы не привез, то ты бы не встретила Регину.
И ведь прав, мерзавец! Ну, как тут поспоршь?
Договорившись с Наутой отплыть вечером, Эмма ненадолго задерживается возле корабля, будто более тщательный осмотр о чем-то ей скажет. Интересно, столь щедрый дар сделала Ливия или все-таки Завоеватель?
Качая головой и не очень желая вникать в то, что ей не пригодится, Эмма проходит мимо бродяги и вдруг слышит насмешливое:
– И совсем не пожалеешь, если не останешься?
Бродяга оборачивается, и у него лицо Диса. Эмма на мгновение даже теряет дар речи: вот уж кого она не ожидала тут встретить, да еще и в таком наряде. Он от кого-то прячется? Или все дорогие туники сгорели в пожаре?
– Ты, – бормочет она пораженно, не зная, стоит ли оставаться. Или лучше сбежать?
Дис встает, и оказывается, что наряд его не так уж и убог, как показалось на первый взгляд. Или все хорошо спереди, а сзади… Эмма уже не увидит.
– Я, – соглашается он весело, и морской ветер чуть задевает его волосы. – А ты, Эмма… – он подходит и наклоняется к ней. – Это все еще ты? Или теперь здесь другая Эмма – та, о которой успела забыть и ты сама?
Эмма хмурится, без особого труда понимая, что хочет сказать Дис. В его словах чувствуется издевка. Он явно ожидал от нее иного. Но разве Эмма обязана соответствовать чьим-то ожиданиям? Разве должна она строить свою жизнь по чьим-то чужим меркам? Что это, как не очередное рабство?