Завоеватель оборачивается к Эмме, и взгляд ее разит, будто сталь меча: такой он беспощадный и холодный, несмотря на ту ярость, что она ощутимо излучает.
– Что тебе сказала эта… Алти? – Завоеватель явно хочет назвать ее иначе, но удерживает язык в ножнах губ. Интонации же по-прежнему разят наповал.
Эмма уже и не рада, что выполнила обещание. Кажется, у нее проблемы.
– Ничего особенного, – бормочет она. – Просто просила замолвить за нее словечко.
Она вжимает голову в плечи, когда Завоеватель в два широких шага оказывается рядом. От нее веет жаром гнева, но гнев тот щедро разбавлен морозом в голосе.
– Замолвить словечко?
Завоеватель фыркает и встряхивает волосами, те взлетают к небу и вновь опускаются на плечи тяжелой волной. Габриэль закрывает лицо ладонями и качает головой. Потом глухо говорит:
– Прости ее. Ты же знаешь, что она хочет только этого. Прощения.
Эмма недоуменно переводит взгляд с Завоевателя на Габриэль и обратно, думая, а не стоит ли уйти, пока на нее мало кто обращает внимание. Но Завоеватель продолжает удерживать ее цепким взглядом и задавать вопросы:
– Откуда ты знаешь Алти? Когда и где ты видела ее в последний раз? Что еще она тебе говорила?
Эмма честно и без утайки рассказывает все, что знает – даже про проклятие, – и видит, что Завоеватель не слишком-то верит. Но признаться больше не в чем, и Эмма косится на Габриэль. Та, заметив ее взгляд, успокаивающе улыбается.
– Это старая история, Эмма, – она обращается к Завоевателю: – Может, ты…
Но Завоеватель отворачивается и отходит к краю пригорка, не желая ни слушать, ни говорить. Габриэль разводит руками, что-то бормочет себе под нос, затем приближается к Эмме и, вздохнув, принимается рассказывать:
– Они когда-то хорошо общались, Алти – знатная ведьма, и умеет готовить не менее знатные отвары. Но однажды она заманила меня в мир мертвых и чуть было там не оставила, – Габриэль пожимает плечами и улыбается, ее явно не тревожит прошлое. – Думаю, что я отпускаю своих призраков быстрее, чем Зе…
– Она пыталась убить тебя! – врывается в монолог Завоеватель, и взгляд ее источает молнии, ощутимо опаляющие кожу. – Или ты забыла?
Она подходит и склоняется к Габриэль, подцепляет двумя пальцами ее подбородок и заставляет посмотреть на себя, повторяя очень отчетливо:
– Пыталась. Убить. Мне надо простить ее за это?
Выражения глаз не видно, но, должно быть, они все еще мечут молнии.
Эмма вспоминает Паэтуса и разделяет негодование Завоевателя в полной мере. А вот Габриэль, кажется, настроена слишком миролюбиво. Она тянется к Завоевателю, чтобы поцеловать ее, но та уворачивается, чем вызывает у Габриэль искренний смех. Завоеватель же позволяет себе лишь усталый вздох. Наверное, они не раз обсуждали Алти, думает Эмма, и ей становится неловко, от того, что она стала свидетелем подобных разговоров. Она мнется с ноги на ногу, чувствуя себя виноватой, и уже готова сбежать, вернуться к Регине, когда слышит недовольное:
– Раз ты настаиваешь…
Завоеватель чуть склоняет голову, показывая всем своим видом, как ей неприятно допускать даже мысль о том, чтобы простить кому-то плохое отношение к Габриэль. И снова Эмма полностью разделяет это неприятие, но когда открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, то холодный ветер со странно сладковатым привкусом тревожит горло. Эмма, закашлявшись, мотает головой, отступая на шаг с вершины пригорка. Чуть оступившись, она едва не падает. Взмахнув руками, равновесие удается восстановить, и Эмма поднимает голову, чтобы увидеть знакомый силуэт возле Завоевателя и Габриэль.
– Сколько лет, сколько зим, – скрипуче говорит Алти, распрямляясь. На ней одеяние из шкур, лицо разукрашено темным, большой рот кривится в подобие улыбки. Правую руку, сжатую в кулак, она держит на весу и потряхивает ею, из-за чего несложно догадаться, что внутри зажаты неизменные косточки, отполированные добела.
Эмма отшатывается назад, не понимая, как гадалка оказалась здесь, а Завоеватель, напротив, рывком заслоняет собой Габриэль и низким опасным голосом спрашивает:
– Ты что здесь забыла, змея?
Алти каркает, и Эмма с трудом заставляет себя вспомнить, что это карканье заменяет у нее смех.
– Ты меня позвала, Гроза Миров. Вот я и пришла.
Завоеватель темнеет лицом, от нее исходит угроза – самая настоящая. Рукой она тянется к поясу, Эмма видит за ним кинжал. Пальцы смыкаются на рукояти.
Алти, безусловно, тоже видит этот жест и продолжает каркать. Потом склоняет голову набок, по-птичьи разглядывая Завоевателя.
– А ты не меняешься, – задумчиво бормочет она.
– Ты тоже, – цедит Завоеватель сквозь зубы. Вздергивает подбородок и требует:
– Говори, зачем ты здесь, и убирайся!
Алти молчит. Ветер продолжает кружить возле нее, то и дело отлетая к Эмме, чтобы ударить по щекам.
Габриэль чуть выходит из-за плеча Завоевателя и мирно произносит:
– Если ты хочешь прощения, Алти, то я давно тебя простила, ты же знаешь.
Алти бросает на нее быстрый взгляд и покачивает головой:
– Что мне твое прощение, маленький бард? – она снова смотрит на Завоевателя, и Эмме, наблюдающей за всеми, чудится, будто гадалка стала меньше ростом. Или это Завоеватель слишком высока?
– Ладно, – соглашается Габриэль и поворачивается к Завоевателю. – Прости и ты ее. Пусть идет. С нее достаточно.
Завоеватель не отрывает взгляда от Алти. Она напряжена и готова к удару, ее напряжение витает в воздухе и то и дело толкает в спину. Даже волосы будто приподнялись над плечами.
– Так что, Разрушительница Наций? – усмехается Алти, и не слышится ничего веселого в этой ее усмешке. – Найдется в твоем сердце прощение для меня?
Она стоит, чуть покачиваясь. Эмма не видит ее лица и не хочет видеть. Ей кажется, что она вот-вот станет свидетельницей чего-то страшного и неприглядного. Может быть, еще не поздно убежать?
Конечно, она никуда не убегает. Остается и слушает разговор, не предназначенный для ее ушей.
Завоеватель щурится и поворачивается к Габриэль. Та кивает. Тогда Завоеватель позволяет себе вздох и бросает Алти сердито:
– Твое счастье, что у нее доброе сердце – оно вынуждает и мое быть таковым. Иначе гнить бы тебе здесь до скончания времен!
Эмма недоуменно вытягивает шею, не очень понимая, о чем идет речь, и в этот момент Алти жадно выкрикивает:
– Так ты прощаешь?! Прощаешь?!
Эхо от ее крика сотрясает воздух, и ветер, будто испугавшись, мечется из стороны в сторону, трепля волосы, бросая их на глаза. Эмма мотает головой, помогая себе руками, а когда поднимает голову, справившись с волосами, то видит, что Алти лежит на земле, и первые лучи рассветного солнца осторожно трогают ее застывшее лицо.
Ветер тут же утихает, будто и не было его. Завоеватель и Габриэль склоняются над Алти и внимательно рассматривают ее. Пораженная происходящим, Эмма осторожно подходит ближе.
– Что случилось? – тихо спрашивает она, не в силах отвести взгляд от гадалки – мертвой, теперь это очевидно. Сердце не выдержало? Или, пока Эмма боролась с волосами, кто-то все же вонзил кинжал Алти под ребра?
Нет, кинжал на месте: за поясом, где и был.
Завоеватель молчит, вместо нее отзывается Габриэль:
– Ей нужно было прощение, чтобы покинуть этот мир. Она умерла очень давно, и только ненависть держала ее здесь, вынуждала бродить по миру.
Эмма не понимает. Как это – умерла очень давно? Что?.. Как такое может быть?!
Габриэль же спокойно продолжает, не замечая изумленного состояния Эммы:
– Она этого хотела. Но сама не могла разыскать нас, нужно было, что кто-то ее позвал.
Она, не глядя, берет Завоевателя за руку. А Эмма, бедная ошарашенная услышанным Эмма смотрит на Алти и не верит собственным глазам.
Тело гадалки усыхает. Съеживается. Кожа все туже обтягивает кости, вот уже отчетливо видны очертания скелета. Безглазый череп криво усмехается всем, кто имеет желание на него поглядеть. Эмма сглатывает, едва ощущая, как пересохло во рту. Моргает – и в то же мгновение ветром выносит пепел, развеивая его повсюду. Остается лишь одежда, бесформенно лежащая на земле, да белые маленькие косточки, рассыпавшиеся последним узором.
