Трудно не понять такое.

Завоеватель.

Тот, о котором знает весь Рим.

Та.

Хозяйка Греции и сердца Габриэль. А теперь и Рима.

Эмма совершенно не удивляется тому, что Завоеватель – женщина.

Она думает, что давно должна была это понять.

========== Диптих 49. Дельтион 2 ==========

Завоеватель склоняется к Габриэль и мягко целует ее, на мгновение коснувшись длинными пальцами светлых взъерошенных волос. Ее собственные черные волосы водопадом закрывают лица.

Эмма зачарованно наблюдает, забыв, что не время и не место подглядывать. Но кто ей запретит? Сейчас и здесь она не лидер повстанцев, не человек, сражавшийся и убивавший. Рядом с Завоевателем она простая девчонка с севера – та, о которой все успели забыть. И эта девчонка с открытым ртом смотрит на людей, которые не боятся менять мир.

– Я же говорила, что успеем, – выдыхает Габриэль чуть погодя, когда Завоеватель позволяет ей это.

– Да, – соглашаются с ней. – Ты снова была права.

Эмма чувствует, как Регина подступает ближе, прижимается плечом к плечу.

Это слишком неожиданная встреча. На нее нельзя было рассчитывать. Им повезло? Не иначе. Они могли наткнуться и на Цезаря – раз уж так все закрутилось…

Завоеватель еще раз целует Габриэль, гладит ее по щеке, затем оборачивается к Эмме с Региной, и Эмму пробивает насквозь взглядом ярко-синих глаз. Они почти спокойны, лишь где-то в глубине дотлевают искры боя.

– Эмма? – предполагает Завоеватель, изогнув правую бровь. – Дочь Свана?

У нее низкий бархатный голос, и она явно умеет пользоваться им. На красивых губах цветет едва уловимая улыбка.

Эмма сглатывает и беспомощно смотрит на Габриэль. Почему она чувствует себя так, словно оказалась перед лицом стихии: неукротимой, неодолимой, непостижимой? Никогда еще не ощущала она себя такой подавленной, а ведь Завоеватель не сказала и не сделала ничего особенного. Может ли быть так, что человек только одним своим присутствием навевает подобное?

Продолжить разговор им не дают: со стороны порта раздается громкое ржание, и отряд римлян появляется на горизонте – уж явно не для того, чтобы предложить перемирие. Завоеватель оборачивается, быстро оценивает обстановку и велит Габриэль:

– Отведи их в лагерь. Ждите там.

Габриэль кивает, а Завоеватель, выхватив из наплечных ножен меч, со странным, режущим слух, криком врывается в самую толщу заново завязавшегося боя и точными ударами принимается выкашивать всех, кто имеет неосторожность встать у нее на пути. Она подобна демону, черные волосы роятся змеями, а меч уже покрыт кровью, как и доспехи. Она движется ловко и быстро, уходя от ударов и нанося свои: без промаха, без пощады. Эмма восторженно наблюдает, позабыв об опасности, и вздрагивает только, когда чувствует, как Габриэль подхватывает ее под руку.

– Идем. Скорее!

Спохватившись, Эмма ищет взглядом Регину, но та, судя по всему, совсем не столь сильно поражена появлением Завоевателя, потому что уже идет чуть впереди и не оборачивается. Испытав мимолетный укол стыда – в самом деле, что это она! – Эмма прибавляет шаг.

Габриэль проводит их узкими закоулками, ловко избегая столкновений с вражескими солдатами. По пути на греческом отдает приказы своим и затем, чуть повернув голову, бросает:

– Прибавьте шаг.

Эмма с Региной стараются как могут, но до скорости передвижения Габриэль им все же далековато. Под конец, запыхавшись, они, оставив далеко позади пылающий город, выходят к большому полю. Эмма знает: раньше оно использовалось для выпаса скота, теперь же почти все пространство занимают шатры. Везде горят костры, от них светло – почти как днем, – и Габриэль без труда находит дорогу к самому большому шатру, куда, откинув полог, приглашает зайти Эмму с Региной.

Регина молча и без сомнений скрывается внутри первая, Эмма чуть медлит, оглядываясь. Вокруг много солдат – сколько же их всего здесь? Ведь и в городе греков не перечесть! А поле большое… Очень большое. Армия Завоевателя должна превосходить армию Цезаря – ведь ей предстоит побеждать.

Габриэль нетерпеливо вздыхает, и Эмма, вздрогнув, следует за Региной, спустя пару шагов оказываясь в теплом и приятно пахнущем шатре. Убранство его скромное – два лежака и большой сундук, – а по центру в тщательно возведенном каменном очаге тлеют деревяшки, дым от которых уходит наверх, к небольшому отверстию. Рядом с очагом стоит курильница.

Пока Эмма разглядывает шатер, Габриэль подходит к Регине, просит ее показать руки, цокает языком, высовывается наружу и зовет кого-то. Этим кем-то оказывается лекарь, маленький и толстый болтливый человек, который тут же куда-то уводит Регину. Эмма порывается пойти следом, но Габриэль качает головой.

– С ней ничего не случится, – мягко говорит она. – Это Салмоней. Он свое дело знает.

Эмма не знает Салмонея и не знает, какие дела ему подвластны, но Габриэль говорит уверенно, а ей можно доверять. Во всяком случае, Эмма хочет доверять, а потому, чуть поколебавшись, усаживается на предложенное место и выдыхает. Не верится, что буквально только что они пробирались через завалы и пожары, прячась от солдат. Здесь, в шатре, настолько тихо, настолько легко дышится, что впору подумать, будто все это – чудесный сон, от которого так не хочется просыпаться.

Габриэль возится возле сундука, используя его вместо стола, и что-то режет. Эмма чует запах вяленого мяса, живот ее издает жалобное урчание.

– Знаю-знаю, – смеется Габриэль и возвращается с толстым куском хлеба, на который навалены мясо, сыр и капуста. – Ешь.

Эмма с благодарностью принимает предложенное и с наслаждением впивается зубами во все сразу. Она ела не так давно, но напряжение заставило ее проголодаться быстрее обычного.

Габриэль передает бурдюк с водой и тоже ест: не так жадно, как Эмма, но почти так же быстро. Шатер заполняет молчание, потрескивание поленьев и звуки жевания. Наконец Эмма справляется со своей порцией и открывает рот, чтобы спросить о Регине, но Габриэль опережает ее:

– Регину покормят, не волнуйся. И не как тебя, а горячей едой. Салмоней не любит, когда рядом с ним кто-то голодный.

Габриэль улыбается и покачивает головой, затем делает два небольших глотка воды, утирает рот и, улыбнувшись, говорит:

– Я рада, что ты жива, Эмма.

Зеленые глаза ее поблескивают теплом и искренностью.

Эмма, чуть смутившись, кивает. Она не очень понимает, как держаться рядом с этой маленькой, но такой сильной женщиной. Она знала ее как автора пьес, потом как одну из армии Завоевателя, и вот теперь оказывается, что Габриэль и есть та женщина, благодаря которой Завоеватель начал свой победный путь к Риму. Впрочем, это она тоже знала – ведь Мария сказала. Но знать и видеть наяву… слишком разные вещи. Это… восхищает, это поражает, это заставляет молчать, когда на языке крутится столько вопросов. Эмма ощущает себя маленькой девочкой рядом со взрослыми. И совершенно не помнит, как когда-то надеялась больше не столкнуться с Габриэль.

Габриэль продолжает с улыбкой смотреть на нее. Потом заливается искренним смехом, и что-то в этот момент выдает ее возраст. Эмма с изумлением понимает, что Габриэль ненамного старше ее самой. Это почему-то бьет сильнее остального. Возможно, оттого, что где-то в сердце Эммы до сих пор сидит уверенность, что миром правят седовласые старцы, а не девчонки наподобие нее. Но вот же доказательство обратного!

Эмма силится вспомнить Завоевателя, но лицо той почему-то ускользает, и приходится смириться с этим. Они все равно еще встретятся, так ведь?

Наверняка.

Габриэль приносит еще хлеба и мяса, и на этот раз Эмма ест медленно, тщательно пережевывая. Живот почти полон, но неизвестно, когда придется поесть в следующий раз.

– Спасибо, – благодарит она, закончив с едой. – Если бы не вы…

Она умолкает, понимая, что им действительно очень и очень повезло натолкнуться на Габриэль. Страшно представить, что могло бы случиться…

Короткая мысль о Лилит и остальных обжигает затылок. Эмма хочет было спросить, все ли в порядке с ними, но в этот момент в шатер врывается Салмоней.