Лилит фыркает, видно, что она не в самом лучшем настроении. Эмма ни о чем не спрашивает. Не ее дело. Захочет – расскажет. А нет… ну, значит, нет.

После сна тело ощущается иначе. Лучше. Не превосходно, но уже нет всепоглощающего желания упасть и не двигаться. Эмма заплетает волосы в косу, перекидывает ее через плечи и поднимается, разминаясь. Ноги гудят, однако вполне терпимо: сапоги Лепидуса пришлись как нельзя кстати. Эмма думает, не вернуть ли их ему, потом решает, что дело терпит. Ей они нужнее.

– Что делать будешь? – спрашивает Лилит, наблюдающая за Эммой и ее хождением из стороны в сторону.

Эмма заводит руки за спину, растягивается, заставляя мышцы скрипеть от натуги.

– Пойду за Региной, – отвечает она, недоумевая, как вообще можно спрашивать о таком.

– Я не об этом, – чуть раздраженно отзывается Лилит. – Что конкретно ты хочешь сделать, чтобы ее найти?

Эмма покачивается, делая наклоны, затем принимается приседать, вытягивая руки вперед. Она старается дышать носом.

– Обследую лагерь. Найду следы. Отыщу возможные тропы.

Лес большой, это понятно. Вот только укрытий в нем не так уж и много.

Эмма понимает, что все это займет время. Наверняка не день. А может, и не два. Нужно быть готовой. И не сдаваться.

Лилит продолжает молча наблюдать, потом встает и присоединяется. Вдвоем они приседают и приседают, пока у Эммы не начинают отваливаться ноги, и она не позволяет себе остановиться. Упершись руками в колени, она сгибается, склонив голову, и восстанавливает дыхание, прислушиваясь к телесной дрожи.

Где-то там ее ждет Регина.

Ждет и верит.

Чувствуя на себе пристальный взгляд, Эмма поворачивает голову.

– Ты пойдешь со мной, – говорит она, и Лилит кивает, усмехаясь.

Вряд ли кто-то из них думал иначе.

В любом случае, перед тем, как куда-то собираться, нужно привести себя в порядок. Немного размявшись и ощутив прилив сил, Эмма спускается вниз, к вяло текущей речке, и, чуть помедлив, принимается раздеваться. Вода безумно холодная, от нее сводит пальцы ног и рук, немеет сердце, и язык проваливается куда-то в глотку, откуда его так сложно вытащить. Зато потом кажущаяся бесконечной бодрость заполняет тело и разум, вливается в кровь и готовит к свершениям.

Наскоро замотав набедренник, Эмма садится на мокрый скользкий камень и тщательно обмывает ноги, стирая с них следы вчерашнего мха и долгого пути. Особых неприятных ощущений уже нет, в основном тревожит только холод, и это хорошо. А еще хорошо то, что Эмма не паникует по поводу Регины. В голове прояснилось, как и на сердце. Эмма отчетливо помнит направление, которое указал бандит перед тем, как она перерезала ему горло. Именно туда они с Лилит и отправятся в поисках Паэтуса. Вдвоем они справятся быстрее. Что дальше?

Эмма ненадолго вытягивает ноги, позволяя им обсохнуть.

Дальше она вернется за деньгами. Потом Тускул. Корабль. И – север.

Эмма абсолютно не уверена в том, что все пойдет так, как она сейчас себе представляет.

Быть может, они уйдут сушей. А может, и вовсе затаятся на какое-то время. Или – что вряд ли, но все-таки – каким-то чудесным образом столкнутся с Завоевателем. В любом случае…

Эмма негромко выдыхает, чуть запрокидывая голову.

В любом случае, это все будет позже.

Шорох сбоку привлекает внимание, и Эмма резко оборачивается. Видит Беллу, в нерешительности остановившуюся в паре шагов, и улыбается, стараясь сделать улыбку как можно приветливее.

– Ты чего тут? – кивает Эмма. – Тоже помыться?

– Нет, – скупо отзывается Белла. Она стоит на краю узкой полосы темного песка, заложив руки за спину, и внимательно смотрит на Эмму. Будто изучает. Или ждет чего-то.

Эмма смотрит на нее в ответ и молчит.

Ждет тоже.

Да и не знает, что можно сказать еще.

Немного странно, что их отношения так испортились. По сути, не так уж сильно они отличаются друг от друга: у обеих есть сердечный друг из числа римлян, ради которого они могут пойти и в огонь, и в воду. Вот только Аурус сделал для Регины слишком много плохого, и, очевидно, Эмма, сама не поняв, как, перенесла часть отношения к нему на Беллу. Нужно ли сейчас сожалеть об этом? Вряд ли. Их пути все равно разойдутся – так или иначе.

Устав от ожидания – да и от холода, – Эмма отворачивается и заканчивает начатое. Взятые у Лилит чистые тряпки – откуда она их берет, в самом-то деле?! – тщательно обматываются вокруг ног, следом Эмма натягивает сапоги и с удовлетворением отмечает, что все практически идеально. В той мере, конечно, в какой только может быть.

А Белла никуда не уходит. Стоит себе и стоит. И это немного раздражает. Даже более того: пугает. Никто не гарантирует отсутствие удара поддых в момент, когда его совсем не ждешь.

– Говори, – бросает Эмма отрывисто, заматывая грудь. – Чего тянешь?

Под сердцем поселяется нехорошее предчувствие, которое только усиливается по мере того, что Белла продолжает молчать. Сердясь, Эмма бросает в воду камень, будто надеется, что плеском что-то изменит.

И верно: Белла дергается, прослеживает место падения камня взглядом, шумно втягивает в себя воздух и, выпуская его, выпаливает:

– Пообещай, что не станешь сердиться!

Эмма уже сердится, о чем незамедлительно и сообщает. Белла поджимает губы и теперь выглядит виноватой. Каштановые волосы ее немного поблекли и лежат не так красиво, как обычно. Туника местами продралась, ее не мешало бы постирать.

– Да ну что такое! – в сердцах восклицает Эмма и всплескивает руками, подходя к Белле ближе. Ухватывает ее за плечи и чуть встряхивает, не надеясь, впрочем, что это как-то ускорит события.

– Что-то случилось? – уточняет она, хмурясь. Да нет, что могло случиться? И не стала бы Белла об этом так молчать.

Белла хмурится в ответ, покусывает нижнюю губу, затем оглядывается и подает кому-то знак.

Эмма поднимает голову.

Вот оно что…

Из-за камней, чуть прихрамывая, выходит Аурус.

– Привет, Эмма, – говорит он опасливо. Потом протягивает руку, и Белла, выскользнув из ослабевшей хватки Эммы, устремляется к нему, прижимаясь, как к последнему защитнику. Аурус расправляет плечи, во взгляде его мелькает нечто, напоминающее гордость.

Эмма невольно выпрямляется тоже, играя желваками на скулах.

– Привет, Аурус, – отвечает она, совершенно не представляя, к чему приведет эта неожиданная встреча.

Но к чему-то – однозначно.

========== Диптих 47. Дельтион 2 ==========

Аурус выглядит потрепанным, и это рождает в Эмме смешанные чувства. Она смотрит на его засаленные волосы, на грязную тунику, на холеные руки, несколько дней не знавшие щетки, и ощущение злорадства почти не затмевается слабой жалостью. В самом деле, как можно его жалеть? Разве не он – одна из причин того, почему все они сейчас здесь?

В ногах правды нет. Эмма скрещивает руки на груди и намеренно неспешно садится на ближайший камень, показывая, что разговор – если он состоится – будет проходить на ее условиях. Где-то в затылке тревожной птичкой бьется мысль о Регине, но Эмма заставляет себя успокоиться.

Времени хватит для всех. Аурус явно появился здесь и сейчас не просто так. Эта хитрая змея всегда блюдет свои интересы. А глупая Белла не видит этого. Неужели любовь в ней так сильна?

Эмма скользит недоумевающим взглядом по Белле, продолжающей жаться к Аурусу.

Чему она удивляется? Разве любовь к Регине не перекрывает в ней все разумные доводы? Разве не бросит она ради нее всех, если придется?

Эмма вздыхает и, сердясь то ли на себя, то ли на Ауруса, велит:

– Говори, зачем пришел.

Аурус вздрагивает, будто только этого окрика и ждал, что-то шепчет на ухо Белле и чуть отталкивает ее от себя. Она сопротивляется, ей хочется остаться, но ланиста настойчив, и вот Белла, склонив голову, отходит, останавливаясь у отвесного берега, где замирает в ожидании, готовая броситься обратно, когда позовут. Аурус одергивает тунику, горделиво поднимает подбородок и боком подходит к Эмме. Эмма с оттенком брезгливости наблюдает за ним.