Регина забирается под одеяла и отворачивается. В другое время это насторожило бы Эмму, но сейчас она понимает, что этот жест не продиктован ничем, кроме желания отдохнуть. Она улыбается и выходит из молельни, направляясь к первой же купальне и надеясь, что она полна воды. Надеждам суждено оправдаться, и пусть та вода не слишком уж чистая, но для омовения ног сгодится.
Эмма скидывает опостылевшие сандалии, садится на край купальни и кладет рядом мешок с драгоценностями, который все это время носит с собой. Затем со вздохом облегчения опускает ноги в холодную воду и какое-то время сидит так, ощущая, как блаженство поднимается вверх по телу. Такая маленькая радость…
Мысль о Регине прорывается сквозь туманную пелену. Эмма спохватывается и принимается оттирать ноги от засохшей грязи. Велик соблазн окунуться полностью, но это можно будет сделать и позже, а вот отосланный сон вернуть сложнее. Да и воду неплохо бы погреть…
Тревога за сохранность сокровищ заставляет резко обернуться. Эмма понимает, что мешок рядом, и отсюда вряд ли кто-то его украдет, но… Но раньше у нее не было денег – и поэтому тревожиться было не о чем. А теперь – глаз да глаз. Лучше уж так, чем брести в неизвестность.
Когда ноги больше не гудят – или, по крайней мере, гудят гораздо меньше, – Эмма возвращается в молельню, по пути вновь и вновь поражаясь пустоте, царящей в лудусе. Конечно, иного ожидать было трудно, но почему-то такая картина не представлялась вовсе. Теперь они тут вдвоем, хозяйки тишины.
Эмма крепче сжимает свой драгоценный мешок, когда ей чудится чья-то тень, поджидающая за углом. Сердце пропускает удар. Там, конечно, никого нет, в чем Эмма убеждается практически сразу же: это все виноват недосып. Да и кто может тут быть? В городе полно других домов, а Завоевателю явно есть, где расположить свою армию. Или же он попросту сюда еще не добрался. Однако звуков сражений нет, пусть даже Эмма специально останавливается и прислушивается.
По-прежнему тихо.
Быть может, это бродят призраки?
Эмма передергивает плечами и зевает.
Призраки или нет, но и с ними тоже можно разобраться потом.
Зайдя в молельню, Эмма тушит и так уже почти догоревшие плошки – теперь достаточно освещения из коридора – и на цыпочках подходит к постели. Регина спит – и крепко, судя по тому, что никак не реагирует на шум, совсем издавать который не получается. Эмма с нежностью скользит взглядом по разметавшимся по постели слегка отросшим темным волосам. Затем наклоняется, засовывая свой мешок под подушку, и поспешно раздевается, чтобы, забравшись под одеяло, тесно прижаться к Регине. Та просыпается, что-то невнятно бормочет и придвигается ближе. Эмма обхватывает ее одной рукой, вторую просовывая вперед так, что Регина на нее ложится головой и, кажется, тут же засыпает снова.
Вот теперь хорошо.
Эмма прикрывает веки, под которыми немедленно проплывает корабль, гонимый от Тускула прочь.
========== Диптих 44. Дельтион 1. Amabilis insania ==========
Amabilis insania
приятное безумие
Когда Эмма слышит сквозь сон Регину, зовущую ее по имени, то честно пытается открыть глаза и с ужасом понимает: не открываются! Она старается изо всех сил, и в итоге ей приходится протереть их, только тогда веки неохотно приподнимаются.
Полностью одетая Регина сидит на краю их жутко неудобной – как выяснилось за ночь, полную бесконечных переворотов и попыток устроиться – постели и с интересом смотрит на Эмму.
– Не хочется вставать? – любопытствует она, выглядя подозрительно свежей и выспавшейся. Эмма видит ее сквозь застлавший глаза туман и тщательно моргает, не понимая, что происходит. Потом сильно жмурится, трясет головой, и только тогда что-то начинает проясняться.
– Не выспалась абсолютно, – вздыхает она и дарит Регине улыбку, давая понять, что все не так уж и плохо. Еще выспится обязательно – просто не здесь и не сейчас.
Регина заводит за ухо темный локон и задумчиво кивает. У нее спокойное лицо, и очевидно, что призраки вчерашнего дня сегодня пока далеко.
Что-то толкает Эмму под руку, и она судорожно лезет под подушку в поисках своих сокровищ. Все на месте, невольный вздох срывается с губ. Эмме не нравятся собственные реакции на свалившееся богатство, но теперь она боится лишиться его, и ничего с этим не поделаешь.
Низкий бархатный смех заставляет ее обернуться.
– Чахнешь над златом? – насмешливо интересуется Регина. Потом поднимается и потягивается.
– День на дворе, Эмма. Пора делать то, за чем мы сюда пришли.
Их все еще обступает тишина, что неудивительно, если учесть, что молельня расположена под землей. Эмма поправляет сползшее одеяло, чувствует, как затекла спина от лежания на полу, и зевает.
Пора, конечно, пора. Здесь нельзя надолго задерживаться – ни в одном из случаев. Что если кому-то, как и им, захочется вернуться? Есть люди, сталкиваться с которыми Эмма не хотела бы вовсе.
Регина уходит, не говоря ни слова, и слегка озадаченная Эмма одевается, размышляя, удастся ли ей найти хоть какого-то корабела и если нет, то что делать тогда. Теплится слабая надежда, что Наута в Тускуле. В любом случае, чтобы это проверить, нужно выйти из лудуса.
Живот урчит так сильно, что становится почти больно. Эмма кладет на него ладонь и уговаривает потерпеть. Она обязательно достанет еды, но чуть позже.
Забирая из мешка несколько колец, она думает, хватит ли этого. Сколько вообще захотят взять капитаны за корабль? Ведь не станут же они, как Наута, довольствоваться поцелуем. Да уж… Завоеватель всех подвел. Был такой четкий, хороший план – и что теперь…
Эмма не злится – что сделано, то сделано. Но и радости от всех этих мыслей не прибавляется. Ответственность за людей никуда не делась, напротив, возросла многократно, и если корабля не будет… Нет, нет, надо верить в лучшее! Тогда все сбудется.
Регина возвращается, когда Эмма уже готова уходить. В ее руках краюха хлеба – черствого, как выясняется чуть позже – и кувшин воды.
– Ешь, – говорит она повелительно, и Эмма не смеет отказываться. Давясь сухим куском, она поспешно запивает его, уговаривая себя потерпеть: хоть что-то будет в желудке, а то рыскать голодной по захваченному городу – невеликое удовольствие.
Регина внимательно следит за ней, потом раздраженно вздыхает.
– Я знаю, что это не еда, – говорит она, и голос ее звучно растекается по молельне, распадаясь на едва слышимое двойное эхо. – Но хоть что-то…
Она пожимает плечами, явно досадуя на то, что ничего больше не нашла, и Эмма, торопливо дожевывая и глотая, склоняется к ней, чтобы поцеловать. Регина досадливо уворачивается до тех пор, пока не сдается с усталым вздохом. Эмма наслаждается этим поцелуем так, как не наслаждалась давно: будто путник, приникший в дикую жару к источнику прохладной чистой воды.
– Я скоро вернусь, – шепчет она, упираясь лбом в лоб Регины. – Быстрее, чем ты соскучишься.
Отражение Эммы в глазах Регины трескается и разлетается на множество осколков.
– С чего ты взяла, что я буду скучать? – немного надменно отзывается Регина. – Уж я найду себе занятие, не волнуйся!
Эмма примирительно улыбается и тянется еще за одним поцелуем – коротким и прощальным.
– Присмотри за ним, – не удерживается она от кивка в сторону мешка с золотом. Ответом ей служит прищуренный взгляд.
– Кажется, оно все же захватило тебя, Эмма с северных гор, – констатирует Регина и обещает: – Непременно присмотрю.
«Это – наш с тобой залог безбедного будущего», – хочет сказать Эмма, но вместо этого кивает и поспешно уходит, то и дело проверяя прицепленный к поясу кинжал. Возможно, стоило бы взять гладиус, но Эмма не хочет привлекать к себе внимание при случае.
Выбраться из лудуса, оказывается, совсем просто: ворота распахнуты и только чуть поскрипывают от то и дело налетающего ветра. Какое-то время Эмма прячется за левым створом, приглядываясь и прислушиваясь. За это время мимо проходят только несколько солдат – и явно не римлян. У них другая одежда и щиты иной формы, да и речь чудится набором странных звуков. Эмма недоумевает, как же так получилось, что Завоеватель взял не такой уж маленький город за пару дней, но потом кое-что понимает.
