– Ее убила Мэриан, если ты забыла.

Эмма усмехается. Велик соблазн согласиться и забыть, но что-то мешает ей это сделать. Может быть, обида за Лилит.

– Это был твой кинжал, Регина, – отзывается она, и нет в мире в этот момент другой вещи, в которую бы она верила столь же сильно – разве что ее любовь к Регине.

Регина вновь хранит молчание, и Эмма пытается немного исправить ситуацию:

– Ты же знаешь, что поступила правильно?

Так и есть.

Эти слова ничего не меняют для Регины – все еще видно по ее лицу, на котором даже проступает нечто вроде отвращения. Неужели к Эмме?

Эмма теряется и разводит руками.

– Прости, но я всего лишь хотела сказать, что все мы сейчас просто пытаемся выжить, а не поступить как можно более верно. Ты понимаешь меня?

Регина отворачивается, не отвечая. Эмма смотрит ей в спину и не может – или не хочет – ругать себя за то, что не слишком вовремя раскрыла рот. Что ж ей теперь, не говорить ничего, что может испортить Регине настроение? Нет, так они не договаривались.

Эмма уходит со смешанными чувствами, зная, что правильным, безусловно, будет сейчас дать Регине время переварить услышанное и то, что кто-то еще в курсе, как она поступила с сестрой. В конце концов, Ласерта – не такая уж сильная потеря для общества. А Регине, если она не хотела, чтобы кто-то узнал, следовало быть более осмотрительной и не использовать свой кинжал. Прямо сейчас Эмма больше, чем уверена, что узнала оружие, просто тогда голова была забита совсем другим, и сопоставлять вещи, не имеющие отношения к побегу, не было времени.

На улице ее ловит Неро. С мокрой головой он еще больше похож на воробушка, и у Эммы под сердцем что-то екает, когда мальчишка жмется к ней, будто ища защиты.

– Тебя можно попросить? – доверчиво спрашивает он. Эмма гладит его по волосам и кивает.

– Конечно. Чего ты хочешь?

Она лишь надеется, что сможет это ему дать.

Неро вздыхает, мнется и, наконец, выпаливает:

– А можно, я буду жить в доме с тобой и Лилит? Там, где я сейчас, мне не нравится.

– Конечно! – восклицает Эмма прежде, чем успевает подумать.

Неро сияет и крепче обнимает ее, а в голову приходит запоздалая мысль о том, что Лилит, может, и не станет возражать, а вот Регина явно останется недовольна. Эмма с силой выдыхает, зажмуривая веки так, что под ними принимаются плясать обжигающе белые пятна, потом чмокает Неро в макушку.

– Нужно бежать, мелкий, – с сожалением говорит она. Будь ее воля, она бы осталась, конечно. Но кто, кроме нее…

В деревне люди заняты чем-то мирным, и так удивительно смотреть на это, что Эмма невольно замедляет шаг. Вот кто-то готовит на костре пойманного зайца; кто-то стирает в старом корыте одежду; дети играют с щепками и камнями. Эмма качает головой. Все это хорошо, конечно, но как долго они еще смогут здесь находиться? Если это были разведчики… Но сейчас она это точно не узнает, ведь ночные гости, если они действительно приходили, уже давно скрылись из виду.

Робина она находит быстро: он как раз возвращается из леса, и лица на нем нет. Эмма заступает ему дорогу и берет за руку, сомневаясь, что сможет привлечь внимание каким-то иным способом.

– Нужно сходить на разведку, – сразу заявляет она, не желая обсуждать Мэриан и все, что с ней связано. Робин поднимает голову, уныло смотрит, потом нехотя кивает.

– Давай сходим, – бормочет он.

Накрапывающий дождь не прибавляет настроения, а серые тучи, затянувшие небо, не позволяют пробиться к земле ни единому солнечному лучу. Может, и к лучшему.

Эмма не знает, как далеко им стоит пройти – следы уже наверняка давно размыты, – но идет и идет вперед, пока урчащий от голода живот не вынуждает ее остановиться. Ничего съестного с собой она не взяла, как и Робин, которого она не станет спрашивать. Но передохнуть все же надо. Ощупывая зачем-то кинжал за голенищем правого сапога, Эмма опускается прямо на землю, выбрав место, где почище, и только теперь вспоминает про стертые ноги. Зря: они тут же начинают гудеть.

– Ты как? – спрашивает она у Робина, чтобы хоть немного отвлечься от болезненных ощущений.

Мужчина равнодушно смотрит куда-то в сторону, потом садится рядом.

– Как я могу быть, Эмма? – отзывается он с горечью, которую трудно было от него ожидать. – У меня была семья – и вот я совершенно один.

Он ожесточенно растирает лицо ладонями, а Эмма сочувственно смотрит на него, пока не вспоминает.

– У тебя есть дочь.

– Дочь, – с непонятной усмешкой повторяет Робин, потом встряхивается и немного оживает: – Да, дочь, ты права. Вот только вряд ли я прямо сейчас готов…

Он умолкает, но тут и без слов понятно. Эмма похлопывает его по плечу и, решив, что времени для соболезнований отведено достаточно, уточняет:

– Мы здесь не просто так, Робин. Лилит сказала, что видела ночью какие-то тени на другой стороне ущелья.

Взгляд Робина, мгновенно устремившийся на нее, дает Эмме понять, что иногда лучше сначала думать перед тем, как говорить.

Лилит.

Ночь.

Смерть Мэриан.

Эмма готовится лгать, потому что не готова выдавать то, что сделала Лилит, но Робин ни единого слова не требует у нее в ответ. Только смотрит так, что становится ясно: все он понял. Абсолютно все.

Эмма давит глубокий вздох.

А если пришлось бы, что она ему сказала бы? Что так лучше для всех? Что Мэриан могла причинить гораздо больший вред? Что он все равно ее не любил и, возможно, решить эту проблему однажды пришлось бы совсем не Лилит?

– Тени, – глухо повторяет Робин, и в глубине его светлых глаз дрожат далекие слезы. – Сколько?

Он, наконец, моргает, и Эмме легчает. Она ерзает, чувствуя, что снег и грязь уже пропитали одежду.

– Двое. Но их могло быть и больше, ты же понимаешь.

Робин понимает. Он сегодня слишком понятливый.

– С двумя мы с тобой справимся, если что,– он указывает на кинжал, прикрепленный к поясу. – Если только они не приведут…

Он замирает вдруг, к чему-то прислушиваясь, и Эмма замирает тоже, следуя его примеру. В лесу, наполненном лишь звуками шелестящего дождя, раздаются какие-то трески, а потом к ним присоединяется громогласная ругань. Тот, кто приближается, не утруждает себя тем, чтобы спрятаться: напротив, он будто бы специально заранее предупреждает о своем появлении.

Робин быстро вскакивает на ноги, как и Эмма. Вдвоем они поспешно отбегают к деревьям и прячутся за ними. Эмма достает кинжал, очень сильно жалея, что не взяла с собой меч или лук со стрелами. Все-таки разговор с Региной выбил ее из колеи. Так не должно быть, это опасно.

Она прижимается животом к стволу и задерживает дыхание.

========== Диптих 43. Дельтион 1. Homo homini lupus est ==========

Homo homini lupus est

человек человеку волк

Охотник.

По крайней мере, именно так он говорит, пока Эмма и Робин, полные подозрительных сомнений, разглядывают его со всех сторон. Они вышли ему навстречу, убедившись, что он один: уйти незамеченными все равно не получилось бы.

– Я тут частенько охочусь, – сообщает дюжий парень, не выказывая агрессии. – Вас не видел никогда. Оттуда?

Он кивает в сторону Тускула, а Эмма отступает на шаг, чтобы при случае получился хороший размах.

Сейчас она никому не доверяет. Быть может, парень и впрямь всего лишь гоняется за оленями да зайцами, но то, что он не видел, какая суета поднялась в городе пару ночей назад…

Судя по выражению лица, Робина одолевают те же самые мысли. Он играет желваками, затем мрачно бросает:

– Ступай, куда шел, приятель.

Приятель выше его на целую голову и шире в плечах, но Эмма точно знает, кто выйдет победителем.

Да, это знакомство им не нужно. Вот только как завершить его без жертв?..

Вопрос без ответа, Эмма чует это нутром. И напрягается, готовая ко всему.

Парень усмехается, скрещивая руки на груди.

– А то что? – в голосе его слышится откровенный вызов.

Эмма не вступает в разговор, продолжая поглядывать по сторонам. Что-то скребет у нее на душе. Что-то подсказывает, что не все так просто.