– Замолчи, – раздраженно велит сыну Аурус. – Я видел, как он выходил. А ты видел, как выходила Эмма. Думаю, тут не нужно долгих расспросов. Я верю нашему уважаемому гостю.

Еще бы он ему не верил…

Дис довольно смеется, затем поднимается и подходит ближе, нагло прихватывая Эмму за зад. В другое время она бы ему такое не спустила, но сейчас вынуждена подчиняться. Уговор есть уговор.

Аурус, конечно же, замечает, где находится рука Диса, но отмалчивается. Есть у него свои причины.

Гости по-прежнему сидят на своих местах: их никто не отпускал. Убийца все еще не найден.

– Отец! – не желает сдаваться Паэтус. – Пусть так, но Регина!.. У нее все еще хороший мотив, чтобы сделать это!

– На самом деле, они обе были со мной, – невозмутимо говорит Дис тут же, не убирая руки от Эммы. Под его ладонью начинает жечь.

Кто-то из гостей сдавленно ахает, и Эмма понимает, почему.

– Как?!

Никто не имеет права пользоваться рабами без разрешения хозяина.

Дис смеется над пораженным лицом Ауруса.

– А что мне было делать? Мне захотелось обеих. И не было времени спрашивать разрешения, – он обводит взглядом закаменевшую Эмму и добавляет небрежно: – Думаю, тебе стоит наказать их за то, что они отказывались подчиниться твоему дорогому гостю. Пришлось применить силу.

Эмма сглатывает.

Дис говорит немного не то, о чем они договаривались, но, возможно, так даже лучше. Так они обе вне подозрений. Если, конечно, Аурус не захочет поверить сыну.

Эмма видит, как кривится Кора, а следом за ней и Ласерта. Никого это не волнует, никто не смотрит на них, все увлечены разыгрывающейся драмой. Возможно, кто-то даже желает победы Паэтусу, который продолжает настаивать на своем – так сильно ему хочется избавиться либо от Эммы, либо от Регины, либо от них обеих.

– Как убили Калвуса, отец? – озабоченно интересуется он, делая вид, что пережил свои неудачи в попытках найти убийцу в одно мгновение.

Аурус трет лицо ладонями, а Дис наконец-то отпускает зад Эммы, и она поспешно отступает на шаг, стараясь сохранять невозмутимость.

Еще один очень важный момент. Нельзя его упустить.

– Закололи, – отзывается Аурус. – Прямо в сердце.

Паэтус важно кивает.

– Оружие нашли?

– Нет, – хмурится Аурус.

И вот тогда в диалог вступает Дис.

– Кто-то выходил из лудуса?

– Нет, – цедит Аурус снова, а Дис благодушно усмехается.

– Что ж, – Эмма видит, как он смотрит на Паэтуса, который слишком весел. – Тогда, полагаю, стоит начать поиски ножа или кинжала. Вряд ли его выбросили куда-то далеко.

Аурусу требуется совсем немного времени, чтобы, обдумав предложение, отправить рабов на поиски. А буквально только что нагло улыбающийся Паэтус вдруг бледнеет и порывается покинуть атриум, однако дорогу ему, опередив Эмму, заступает Дис.

– Куда-то спешишь? – интересуется он, и Паэтусу приходится отступить. Он бросает злобный взгляд на Эмму: настолько злобный, что прожег бы им дыру при возможности.

Эмма понимает, что Паэтус догадался о вероятной подставе. Вот только сделать ничего не может. И она запрещает себе улыбаться ему в ответ. Не травит душу, хоть и могла бы.

Поиски занимают много времени, и гости продолжают сидеть в атриуме. Конечно, их все еще кормят и поят, но только Дис с удовольствием развлекает себя едой, остальные почему-то отворачиваются от подносов и перешептываются между собой.

Аурус жутко недоволен. И тут не может быть двух вариантов, почему. Эмма же благодарна ему хотя бы за то, что он не велел привести Регину, ведь их с Дисом слова она бы явно не подтвердила. А времени на то, чтобы ввести ее в курс дела, не было от слова совсем.

Эмма стоит возле стены и терпеливо ждет. Она верит, что сегодня избавится как минимум от одного своего врага – и жить тогда будет немного легче.

Паэтус несколько раз порывается покинуть атриум, но рабы четко выполняют приказ хозяина: не выпускать никого – значит, никого. И Паэтус, хоть и рычит на них и угрожает наказанием, вынужден подчиняться. Он бродит по залу из стороны в сторону, то и дело ерошит волосы. Эмма следит за ним краем глаза и не чувствует к нему ничего, кроме глухого удовлетворения. Она хочет, чтобы ему было плохо. Она хочет, чтобы плохо было всем, кто причинял боль ей или Регине. Верь она по-прежнему в богов, постаралась бы задушить в себе такое желание, но теперь ее жизнь подчинена лишь ей, и возможность оказаться после смерти в царстве мучений не пугает: ведь если нет богов, то и Хельхейма* нет.

Уже глубоко за полночь, когда большинство гостей попросту засыпают прямо в атриуме, рабы начинают возвращаться. Эмма с трудом стоит на ногах, но всякий раз вытягивает шею и прислушивается к разговору, который Аурус ведет с каждым из рабов. Наконец, четвертый что-то передает хозяину из рук в руки. Эмма отлично знает, что это такое. И на мгновение прикрывает глаза. А потом все же улыбается, слыша оглушительный вопль Паэтуса:

– Нет, отец! Это подлог! Ты же понимаешь, я не виноват! У меня ничего не было на Калвуса! Он мне нравился!

Атриум просыпается разом и весь. Гости вскакивают со своих мест и принимаются шуметь, а Аурус, на котором нет лица, машет рукой, веля гладиаторам задержать мечущегося Паэтуса.

Эмма выдыхает и прижимается спиной к стене.

Робин склоняется к ее уху.

– Что происходит? – растерянно спрашивает он, и это его первые слова за весь вечер.

Эмма ничего ему не отвечает.

Да и что тут можно сказать?

Когда Дис обнаружил ее над телом Калвуса, решение пришло почти мгновенно. Вопрос о том, кому подбросить кинжал, не стоял. Слова Паэтуса про Регину, его отношение к Эмме и смерть Роланда – все это давно уже сложилось во вполне ясную картину. И поэтому, оставив труп в нише и лишь слегка прикрыв его первой попавшейся тряпкой, Эмма добежала до покоев Паэтуса и спрятала там кинжал – не слишком тщательно. Ничего не екнуло у нее в груди, напротив – стало легче.

Дис ничего не потребовал от нее взамен и согласился на все, о чем она его попросила: если обвинят Регину, сказать, что он был с ней, если Эмму – то с ней. А вышло даже лучше, и со своей ролью Дис справился замечательно.

– Да зачем мне было его убивать?! Отец, отец, раскрой глаза! Это треклятая Регина! Это ее рук дело!

Паэтус продолжает орать, но его выводят из атриума, и крики затихают вдали. Аурус стоит с каменным лицом и молча кивает гостям, поспешно покидающим домус. Теперь долго придется восстанавливать репутацию: такой удар, такой удар… Сын оказался убийцей…

Эмма чувствует слабость в ногах. Напряжение, в котором она пребывала весь вечер, уходит быстро, хочется лечь и накрыться покрывалом с головой, чтобы ничего не видеть и не слышать. Эмма не думает, что Аурус сходу поверит в виновность сына, но, скорее всего, расспросы продолжатся завтра.

Мимо проходят Кора и Ласерта. Последняя не сводит жадных глаз с Робина, а хозяйка мельком пробегается взглядом по Эмме. Но, очевидно, произошедшее все еще властвует над ними, потому что ни Эмму, ни Робина римлянки ничем, кроме взглядов, не тревожат.

– Эмма, – слышится тихий голос Робина. – Ты объяснишь мне, что случилось?

Эмма отрицательно мотает головой.

Этой тайной она делиться не намерена.

И она уходит от Робина, приближаясь к Дису, размеренно поглощающему виноград.

– Спасибо, – едва шевеля губами, говорит она ему. Дис косится на нее и кивает.

– Угу.

Эмма закладывает руки за спину.

– Еще одна просьба. Последняя.

Она не уверена, что может ее высказывать, но Дис приподнимает брови, показывая, что слушает.

– Регина не должна узнать, кто убил Калвуса.

Дис усмехается. Пробегается взглядом по Эмме – с головы до ног и обратно.

– Я знаю, что это не первая твоя жертва. Однако ничего, и так сойдет. Я не так уж требователен, как может показаться.

Он продолжает улыбаться, но глаза его холодны, и Эмме не нравится этот холод. Вот только сделать с ним она ничего не может. Дис не обещает ей ничего, но она откуда-то понимает, что он ее услышал. Этого достаточно.