– Становись на колени, – велит Калвус самодовольно. Регина медлит, и он хватает ее за руку, разворачивает к себе спиной и насильно опускает на четвереньки, затем избавляет от набедренника.
Эмма пытается убедить себя, что не случится ничего страшного. Это всего лишь мужчина, а Регина не девственница. Да, это будет на глазах у всех, но ведь это можно пережить, разве не так?
Умом она прекрасно это понимает. Но не сердцем.
И слишком больно смотреть на Регину, которая пытается не бояться.
Задрав тунику, Калвус пристраивается сзади и плюет на ладонь, тут же просовывая ее между ног Регины. Регина вздрагивает и пытается отстраниться, но Калвус второй ладонью удерживает ее и велит ближайшему рабу:
– Масла!
Все вокруг будто замирает в нехорошем предвкушении.
Получив требуемое, Калвус растирает масло по своему члену, выливает немного на ладонь и щедро смазывает все между ног Регины. Эмма хочет поймать ее взгляд, хочет дать понять, что здесь, рядом, но Регина смотрит ровно перед собой.
Калвус прижимается губами к уху Регины. Он явно что-то говорит ей, и Регина вдруг вскрикивает: «Нет!» Столько ужаса в ее голосе, что Робин на мгновение ослабляет хватку, и Эмма пользуется этим, выскальзывая из его крепких объятий. Она знает, что ей хватит пары вздохов, чтобы добраться до Регины, но Лепидус кидается ей в ноги и валит наземь, а сверху наваливается кто-то, и наверняка это Робин. Эмма еще пытается ползти, однако ничего не получается, и ее оттаскивают назад, хотя она умудряется врезать кому-то, и, судя по сдавленному вскрику, попадает по лицу.
Калвус ехидно усмехается и гладит Регину по бедрам, примериваясь.
Аурус отворачивается, морщась, и прикрывается ладонью.
Кора привстает со своего места и тут же опускается обратно.
Музыка играет все громче и громче.
Эмма и рада бы не смотреть, но все равно смотрит, чувствуя, как тысячи острых ножей протыкают ее тело.
В момент, когда Калвус входит, Регина громко вскрикивает и тут же зажимает себе рот ладонью. Ее глаза расширяются, по щекам и пальцам бегут быстрые крупные слезы. Она смотрит ровно перед собой, глаза ее черны и пусты. Эмма изнемогает вместе с ней и ловит себя на мысли выхватить у ближайшего соглядатая гладиус и проткнуть этого ненавистного римлянина насквозь, выворотить у него кишки и повесить его на них. Туман ярости застилает глаза, Эмма бьется в крепких руках Робина, извивается и плачет вместе с Региной, абсолютно бессильная, абсолютно равнодушная к тому, что будет с ней дальше. Она должна, должна остановить все это! Где же боги, когда они так нужны?!
Кто-то из приглашенных гостей отворачивается по примеру Ауруса, кто-то смотрит, и растерянная Эмма видит, что мало кому нравится происходящее. Однако никто, никто не встанет и не скажет прекратить это!
Эмма глухо стонет.
Почему она чувствует себя виноватой? Потому что еще недавно играла с мыслью насильно взять Регину, а теперь вынуждена смотреть, как кто-то делает это, показывая ей, насколько все может быть отвратительным? Это такое для нее наказание?
Хватка Робина становится сильнее, потому что Эмма сильнее сопротивляется. Ей то и дело кажется, что она вот-вот вырвется, но ничего не получается, и только стон разочарования и боли слетает губ в момент, когда стонет Регина, уже лежащая на полу. Калвус крепко держит ее за шею и за волосы, вдалбливаясь внутрь, бедра его движутся все быстрее и быстрее. Вот он вынуждает ее снова приподняться, что-то выкрикивает, входит в нее последний раз и замирает, судорожно дергая Регину за волосы так, что она невольно прогибает спину, чтобы не лишиться скальпа. Калвус, отдуваясь, смачно шлепает Регину по заду и отталкивает ее так, что она, не удержавшись, валится обратно на пол. Эмма тут же дергается к ней, и вновь Робин настороже и не пускает.
– Прекрати! – шипит он Эмме на ухо. – Немедленно прекрати! Ты ничем не поможешь!
Неопавший член Калвуса покрыт кровью, рабы кидаются обтирать его, и Эмма замирает, понимая, что так не должно быть. А когда понимает, что именно случилось, то ярость с удвоенной силой ударяет ей в голову. Эмма рычит и рвется к Регине, пока та медленно поднимается. Растрепавшиеся волосы закрывают ее лицо и помогают ни с кем не встречаться взглядом. Регина отворачивается, и Эмма с отчаянием видит кровь на внутренней стороне ее бедер.
– Скотина! – мычит она в ладонь Робину. – Пусти!
Она не знает, кого из них называет так.
Регина с трудом подбирает тунику и, низко опустив голову, медленно ковыляет к выходу. Римляне не смотрят на нее, они выше боли какой-то рабыни, и Эмма яростно ненавидит их за это: всех вместе и по отдельности. Ей хочется уничтожить их, пройтись кровавым ветром по атриуму и отомстить за Регину так, как требует того разгневанное сердце, заходящееся немым криком.
Аурус так и не смотрит на Регину, зато на нее смотрит Кора, и это непонятный, абсолютно непонятный взгляд. Будь Эмме чуть лучше, она бы попыталась понять, что к чему, но все, что ей нужно сейчас, это быть с Региной. Проклятый Робин продолжает удерживать ее, и сил сопротивляться становится все меньше.
Довольный Калвус садится на свое место и жадными глотками пьет вино, услужливо поднесенное рабом.
– Вот это девка, Аурус! – отдуваясь, восклицает он. – И ты прятал такое сокровище! У нее отличная задница!
Эмма видит, что Аурус кривится, хоть и кивает. То, что ланисте не нравится происходящее, позволит Эмме в будущем убить его последним – она уже знает, с кого начнет.
Мало-помалу все вокруг приходит в норму. Рабы замыли пол и вновь снуют меж гостями, разнося угощения. Музыканты играют, гости смеются, никому нет дела до того, что только что произошло.
Робин медленно разжимает руки. Убедившись, что Эмма стоит и никуда не собирается убегать, он поднимает с пола ее тунику и помогает одеться. Эмма покорно позволяет ему это, затем всматривается в его злые и уставшие глаза.
– Зачем ты держал меня? – с убийственным спокойствием интересуется она. – Я бы убила его.
У нее дрожат пальцы, готовые хоть сейчас сомкнуться на шее самодовольного римлянина.
– Именно поэтому, – хмуро отвечает Робин. – Потому что потом убили бы тебя.
– Он изнасиловал ее, – пустым голосом возражает Эмма.
Робин поджимает губы.
– Она переживет. А вот твою смерть пережить было бы затруднительно.
Теперь Эмма хочет убить и его.
Она стоит, неестественно выпрямившись, и не может поверить в то, что сейчас произошло. Внутри все выгорело. Ничего не болит.
– Эмма! – вдруг слышит она и поворачивает голову. – Сходи, проверь ее.
Все еще хмурый Аурус смотрит на нее.
– Живо, ну! – прикрикивает он, так как Эмма отчего-то медлит, и та, вздрогнув, кидается к выходу. Вот только выбраться из атриума удается не сразу.
На пороге стоит Паэтус. Он скрестил руки на груди и широко ухмыляется, заглядывая Эмме в глаза. Не нужно быть слишком умной, чтобы догадаться.
Он все видел. Все знает. А может, Калвус сделал это с его подсказки?
Ярость выцветает краски вокруг Эммы. Звуки теряются в море гнева, остается только ненавистный голос и облик, который необходимо уничтожить.
– Как здорово все вышло, да? – шипит мерзкий Паэтус. – Никогда больше не вздумай угрожать мне, тварь!
Эмма уже заносит руку, чтобы расплющить ему нос, когда слышит грозный окрик Ауруса:
– Эмма!
Она запомнит его слова. Но Регина сейчас важнее.
И только поэтому Паэтус остается усмехаться, а Эмма, вздрогнув, опрометью бросается прочь из атриума. Куда бежать? Она не знает, но бежит, заглядывая во все помещения подряд, и судорожно выдыхает, когда в одной из купален видит Регину, скорчившуюся на полу.
– Регина… – отчаянным выдохом срывается с губ.
Эмма лишь на мгновение застывает на пороге, но этого мгновения хватает Регине, чтобы приподняться. Лицо ее искажено рыданиями, длинные черные волосы змеями лежат на плечах, почти не прикрывая грудь, пальцы покрыты подсохшей кровью.