Она прижимается нежным поцелуем к плечу Регины и медленно ведет языком ниже, пока не нащупывает сосок и не обхватывает его губами, утягивая в сладкий и горячий плен. Регина шумно вздыхает и прогибает спину, давая Эмме больше возможностей, и та торопливо пользуется ими. Ладонями она оглаживает бедра Регины, ягодицы, скользит то выше, то ниже, с удовлетворением отмечая, как сильно Регина пахом вжимается в ее бедро, как невольно принимается двигаться взад-вперед, как дыхание ее становится иным. И большим – больным! – разочарованием становится для Эммы момент, когда она слышит полустон-полупросьбу:

– Пожалуйста, Эмма… перестань…

Эмме очевидно, что сама Регина теперь уже не остановится, что ей нравится то, что происходит, что она и пришла сюда сегодня в надежде перебороть себя. Но Регина просит ее, а это уже совсем другая история. И Эмма запрокидывает голову, всматриваясь в темные глаза.

– Почему? – спрашивает она, не убирая рук, не отпуская Регину. И та, продолжая обнимать ее за плечи, вздыхает:

– Это выше меня, Эмма, – она колеблется, качая головой. – Этот страх…

Эмма понимает ее. Или думает, что понимает.

Регина уже пострадала, будучи рабыней. Вероятно, внутри нее все еще сидит это опасение за свою и чужую жизни. Она боится, что если поддастся соблазну, если отдастся чувству, как уже отдалась однажды, то немедленно поплатится – а ведь так и происходило до недавнего времени. Может быть, будь Эмма на ее месте, она бы тоже боялась. Но Эмма на своем, и она убеждена, что страх уйдет, стоит только прикрикнуть на него, а поэтому она пробует снова и снова:

– Я с тобой. Зачем тебе бояться? Я все устрою. Никто не тронет нас. Никто не скажет нам ничего плохого.

Она верит в то, что говорит, и хочет, чтобы и Регина поверила тоже. Но в темноте трудно понять, насколько убедительны ее слова. Регина, между тем, не двигается, и пальцы ее поглаживают затылок Эммы, перебирают волосы. Наслаждаясь прикосновением, Эмма на какое-то время прикрывает глаза, щекой прижимаясь к груди женщины, затем шепчет:

– Я так люблю тебя. Позволь мне тебя освободить.

Сверху доносится прерывистый вздох, и пальцы на затылке замирают. Через мгновение Эмма чувствует, что Регина целует ее волосы, и слышит:

– Я тоже люблю тебя, Эмма.

Словно земля уходит из-под ног, отправляя в бесконечный полет, наполненный неудержимой радостью. Эмма не успевает удержать себя и сжимает Регину слишком крепко, до боли, потому что ей кажется, что только так она навсегда сохранит это признание, не позволит ему растаять в ночи. Ей хочется спросить: «Это правда?», но каким-то чудом она умудряется промолчать, и в благодарность Регина пылко целует ее, прижимаясь всем телом. Эмма настолько ошарашена услышанным, настолько выбита из колеи, настолько не ожидала ничего подобного, что напрочь забывает про все свои недавние желания и мечтает только об одном: чтобы Регина сказала это еще раз. Но просить она не станет, о, нет.

Неизвестно, сколько они сидят, обнявшись и обмениваясь поцелуями, но вот Регина сжимает ладони на плечах у Эммы и виновато шепчет:

– Мне холодно.

Спохватившись, Эмма предлагает накрыть ее одеялом, но Регина смеется, встает и отходит за брошенной туникой. Эмма закусывает губу, следя за тем, как она наклоняется, потом кашляет и спрашивает:

– То, что ты сказала… это значит…

Она не договаривает, предоставляя Регине свободу слова, и та, неспешно одеваясь, отвечает, не поворачиваясь:

– Я очень ценю твое терпение, Эмма. Я знаю, что со мной непросто. Дай мне еще немного времени. Я обещаю, что ты не пожалеешь.

Эмма и так знает, что не пожалеет. Она помнит, что уже было у них, и это воспоминание сладкой дрожью отзывается внизу живота.

– Конечно, – выдыхает она. – Сколько угодно времени.

Сейчас она охотно верит, что снова готова ждать.

Регина возвращается к ней и, склонившись, целует. Эмме чудятся в этом поцелуе благодарность и обещание. Она встает, чтобы обнять Регину, потому что не хочет отпускать, затем идет ко второй лампе, которая обычно не горит, и зажигает ее, потому что хочет смотреть. Хочет видеть.

– Ты расскажешь мне что-нибудь о том римлянине, что приедет завтра? – спрашивает она, обернувшись.

Возможно, Регина знает о нем что-то другое, нежели Лилит. Да и Эмме хочется отвлечься от плотских желаний, раз уж понятно, что сегодня она снова останется наедине со своей рукой.

– Понятия не имею, о чем ты, – пожимая плечами, говорит Регина. – Я весь день провела у себя, потому что мне надо было справиться с желанием разорвать тебя на кусочки после того, что я услышала от Ауруса.

В голосе ее смешиваются насмешка и раздражение. Эмма поджимает губы и закатывает глаза.

– Серьезно?

Регина смеется и качает головой.

– Я ходила по делам весь день. А когда вернулась, то почти сразу отправилась к тебе. Так что за римлянин?

Во взгляде ее угадывается любопытство. Эмма хмыкает.

– Луций Сергий Калвус, – выговаривает она четко и тут же настораживается, видя, как разительно Регина меняется в лице, едва слышит это имя.

– Что случилось? – требовательно спрашивает Эмма, но Регина отворачивается, явно не собираясь ничего обсуждать. Впрочем, на этот раз Эмма не в том расположении духа, чтобы отпускать ее. Она хватает ее за руку чуть выше локтя и разворачивает к себе лицом.

– Что случилось? – повторяет она, настойчиво заглядывая Регине в глаза. – Ты знаешь этого человека?

Слова Лилит живо всплывают в памяти. Не хочется думать о том, что этот человек мог сделать с Региной… Но мысли никуда не деваются, и внутри разгорается самое настоящее пламя, призывающее к действию. В этот момент Эмма готова ринуться куда угодно и сделать с обидчиком ее женщины все самое плохое.

Регина упорно молчит и отводит взгляд. Разозлившись, Эмма чуть встряхивает ее и притягивает к себе, пальцами обхватывая подбородок, заставляя на себя посмотреть.

– Скажи, – требует она. – Я хочу знать.

Регина смотрит на нее так, будто хочет вытащить через рот все внутренности. Ей однозначно не нравится поведение Эммы, однако Эмма не собирается сдаваться. Она и так уступала слишком долго. Пора уже что-то менять.

– Говори, – выдыхает она Регине в рот перед тем, как поцеловать ее. – Говори!

Если в первое мгновение Регина еще пытается сопротивляться, то во второе уже пускает в рот язык Эммы и позволяет ему там хозяйничать. Эмма крепче прижимает ее к себе, надеясь объятиями дать понять, что пока она рядом, все будет хорошо. Они целуются медленно, долго, пробуя друг друга на вкус и обмениваясь вздохами, пока Регина, наконец, не сдается. И то, что она говорит, заставляет гневный холод разлиться по жилам Эммы.

– Однажды он пытался меня изнасиловать, – голос Регины звучит абсолютно спокойно. – Но я не захотела плакать и бояться, и поэтому он просто меня избил.

Она прижимается щекой к плечу Эммы, словно пряча лицо, а Эмма смыкает дрожащие от ярости руки вокруг ее талии и думает, что должна что-то сказать.

Но что?

Или лучше сделать?

– Аурус знает? – глухо спрашивает она и едва переживает ту паузу, которую выдерживает Регина перед тем, как ответить:

– Да. Но Аурус в долгу перед ним. Все еще. Возможно, в этот раз он с ним все же расплатится.

Она теснее прижимается к Эмме и обнимает себя ее руками, словно ищет защиты. А Эмма в очередной раз хочет, чтобы пришедший Завоеватель спалил Тускул, не оставив ни единой головешки.

Ни единого римлянина.

– Не вздумай жалеть меня, Эмма, – слышит она приглушенное, когда отвлекается от гневного биения собственного сердца. – Только не вздумай меня жалеть.

И она не жалеет.

Комментарий к Диптих 30. Дельтион 1. Fatum

Калвус (лат. Calvus) – лысый

Продолжение - 28 мая.

========== Диптих 30. Дельтион 2 ==========

Впервые Эмма видит Луция Сергия Калвуса не на ужине, а утром после завтрака. Она выходит на арену, чтобы немного потренироваться, и видит, как с Августом разговаривает какой-то высокий, начинающий лысеть, мужчина в белоснежной тоге. Эмма замедляет шаг, чтобы случайно не подслушать разговор, но Август уже заметил ее и что-то говорит мужчине. Тот оборачивается, тонкие губы его неприятно кривятся. Безразличный взгляд быстро обегает Эмму с ног до головы. Август делает знак рукой, приходится подойти.