Давид кивает в ответ и ласково обнимает Марию за плечи, притягивая к себе.

– Мы рады, – негромко говорит он, сверкая глазами, – что нашелся такой человек, как ты. Давно пора действовать.

Эмма спрашивает, почему же сам Давид не взялся за такое, и Мария, опережая мужа, торопится ответить:

– Мы всего лишь рабы, Эмма. А ты – гладиатор! Лучший гладиатор Тускула! Если и может кто-то спасти нас всех, то только ты!

Эмме льстит гордость в голосе Марии и такая безудержная вера в ее силы, однако она ограничивается тем, что пожимает плечами.

– Поживем – увидим, – улыбается она и прощается, отправляясь по своим делам.

Робин находится в кухне. О чем-то тихонько переговариваясь с Галлом, он, замечая Эмму, приподнимает брови в немом вопросе. Эмма делает ему знак рукой, мол, нужно переговорить наедине. Робин понимающе кивает, и Эмма ждет его у выхода с кухни, а после они выходят на тренировочную арену, где Август гоняет гладиаторов: среди них есть и Мерида, и она окидывает Эмму пристальным взглядом. Эмма не помнит ее на собрании и решает, что это и к лучшему. Слишком приметная.

– Ты по поводу Кироса? – Робин понимает все быстро и говорит еще до того, как Эмма отвечает утвердительно: – Мое мнение остается в силе. От него нужно избавляться. И побыстрее. Неизвестно, сколько еще продержится его язык за зубами. Если хочешь…

Эмма останавливает его взмахом руки.

Она бы хотела не принимать во всем этом участия, но теперь это ее ответственность. И она не подставит никого. Однако желание Робина помочь радует и настраивает на хороший лад. Если, конечно, можно говорить о таком в преддверии убийства человека.

Холодный пот прошибает Эмму только на рынке, куда она отправляется за ядовитыми грибами: это самый верный способ покончить с кем-либо так, чтобы не привлечь лишнего внимания. Робин подсказал ей, куда можно заглянуть, но Эмма и так знает, к кому обратиться.

Алти сидит на прежнем месте и с привычной флегматичностью перекатывает в руке маленькие белые косточки. Завидев подошедшую Эмму, она расплывается в широкой улыбке. Темные глаза ее сегодня кажутся темнее, чем обычно.

– Кто ко мне пожаловал, – скрипит она приветственно и чуть сдвигается на своей подстилке, освобождая место для Эммы. Та медлит немного, однако все же садится, спиной ощущая удивленные взгляды: Северную Деву достаточно хорошо знают в городе, как и Алти, пришедшую с мутных земель. Наверняка гадают, что связывает этих двоих.

– Мне нужны ядовитые грибы, – без лишних слов начинает Эмма. – У тебя есть?

Лицо Алти искажается в непонятной гримасе. Она вновь начинает перебрасывать из ладони в ладонь косточки и долго молчит, заставляя Эмму нервничать: нет желания встретиться здесь с кем-то из знакомых.

– Грибы, – нараспев произносит Алти наконец и хитро щурится, глядя на Эмму. – Есть. Тебе зачем?

Эмма поджимает губы.

– Неважно, – отрезает она.

Алти пожимает плечами.

– Значит, нет, – кивает она и прикрывает глаза, подбрасывая бренчащие косточки на ладони. Эмма ждет и не может понять, стоит ли ждать. Нервозность распространяется по телу все быстрее. Эмма ерзает на подстилке, чувствуя невидимых клопов, которые кусают за бедра, и торопливо выдыхает, всматриваясь в невозмутимое лицо гадалки:

– Так продашь?

Алти приоткрывает один глаз и улыбается половинкой рта.

– Зачем? – повторяет она.

Эмма злится, злость вырывается вместе с дыханием, и Алти втягивает ее ноздрями, как сладкий дым из курилен. Затем принимается смеяться – каркает, как ворона, разве что крыльями не хлопает.

– Отравить кого-то вздумала, девочка?

Косточки выпадают из руки на подол засаленного платья, которое гадалка носит, видимо, не снимая. Эмма невольно провожает их взглядом и, будто завороженная, шепчет:

– Да.

Тут же встряхивается от морозной дрожи, пробившей тело.

Зачем она сказала?! Зачем призналась? Теперь кто угодно может подловить ее на совершенном!

– Не волнуйся, – будто прочтя мысли, хрипит Алти. – Кому мне тут рассказывать? А если и рассказала бы, кто поверит сумасшедшей с рынка?

Она подмигивает замершей Эмме и достает откуда-то маленький невзрачный мешочек, который передает, а Эмма хватает так, будто готова оторвать вместе с пальцами.

– Сколько? – спрашивает она одними губами.

Алти снова прикрывает глаза.

– Сколько не жалко.

Эмма, продолжая пребывать в каком-то оцепенении, передает ей все монеты, что взяла с собой. Алти забирает, не глядя, и сует их под себя, словно там – самое надежное место.

Эмма смотрит на мешочек, в котором – смерть Кироса. И снова морозная дрожь напоминает о себе, цепляя крошечными колючими лапками позвоночник.

Она действительно хочет убить человека.

Потому что он грозится раскрыть ее план. Хочет подставить ее. Подвести под возможную смерть. Так сделает ли она что-то плохое, отведя эту смерть от себя и передав ее другому?

Один молчит. Эмма раз за разом спрашивает его совета, но не получает ничего: ни одобрения, ни порицания. Словно Всеотец не слышит или не хочет слушать. Дает ей возможность принять самостоятельное решение. И Эмме ничего не остается, кроме как послушаться.

Она зажимает мешочек в ладони, чувствуя, как проминается то, что внутри, и едва удерживает себя от того, чтобы размолоть грибы в порошок. Ведь так будет надежнее, разве нет? А потом вдруг спрашивает:

– А ты можешь проклясть человека?

На этот раз ее сковывает всю – с ног до головы. Пару мгновений нет возможности дышать, и Эмма по-настоящему пугается, не спросила ли она что-то действительно невозможное. Но вот Алти открывает глаза, и оцепенение проходит, снова можно двигаться.

– Проклясть? – переспрашивает гадалка, в ее голосе нет ни привычной хрипоты, ни вороньего карканья, сейчас он слишком похож на голос обыкновенного человека. – Кого ты хочешь проклясть?

Она торопливо трясет головой, едва Эмма открывает рот.

– Нет-нет, не говори, погоди! – вскинутая рука заставляет Эмму прикусить губу. Алти изучающе смотрит на нее, из темного взгляда пропала томная медлительность. Теперь этот взгляд цепкий, колючий, очень внимательный.

– Проклятие падет и на тебя, – говорит Алти без сожаления. – А может, отразится на ком-то из близких. Ты готова?

Конечно, нет!

Эмма мотает головой.

Если бы речь шла только про нее… Но близкие… Она не готова жертвовать никем.

Кора того не стоит.

Она уже поднимается, чтобы уйти, когда слышит небрежное:

– Я могу отвести удар.

Алти снова играет с косточками и только поглядывает исподлобья на Эмму, будто проверяя, как та среагирует на предложенное.

Эмма застывает на месте.

Отвести удар…

Это слишком заманчиво. Но случится ли так на самом деле? Или Алти просто хочет еще денег?

Гадалка, словно чуя сомнения, пожимает плечами.

– Нет так нет, девочка, – в голос пробирается усмешка, на лицо же наползает отсутствующее выражение. Алти уже явно не до Эммы, которая все еще колеблется, когда тихо спрашивает:

– Что я буду тебе должна за это?

Алти поднимает на нее взгляд, на мгновение прожигая им до костей.

– Замолвить словечко за меня перед Завоевателем, – быстро бросает она, будто давно уже знает цену.

Эмма кивает до того, как успевает как следует обдумать.

Это несложно.

Она все равно никогда не увидит Завоевателя.

Алти ухмыляется ей.

– Ступай, – велит она. – Придешь, когда мои грибы сработают. Да захвати с собой какую-то вещь нужного человека.

Сначала Эмма недоумевает, зачем ей приносить что-то, принадлежащее Киросу, но потом понимает: речь-то вовсе не о нем.

Она уходит, не оборачиваясь, и мешочек с отравой жжет ей ладонь.

Комментарий к Диптих 29. Дельтион 1. Cogita et visa

Продолжение - 20 мая.

========== Диптих 29. Дельтион 2 ==========

Порошок из ядовитых грибов настолько успешно подсыпается в тарелку Кироса, что в первый момент Эмма сама не верит своей удаче. Рядом нет никого, кто мог бы что-то заподозрить или о чем-то спросить. Сердце стучит почти ровно, будто Эмма не впервые проделывает такое.