Эмма трепещет ресницами, снова опуская взгляд, и слышит утомленное:

– Ступай, Эмма. И будь осмотрительна. Не делай того, расхлебывать что придется мне.

Когда Эмма выходит из таблинума, на губах ее змеится торжествующая ухмылка.

Кто из них теперь управляет кем?

Эмма понимает, что нельзя расслабляться. Что Кора и остальные со своей стороны могут проделывать то же самое, что и она, но упустить Ауруса она не может. Пока она находится здесь, пока строит планы, ей необходимо покровительство хозяина. И она не готова с ним расстаться.

Эмма выходит на тренировочную арену и пристальным взглядом ищет Августа. Тот привычно покрикивает на гладиаторов, прихрамывая вокруг отстающих. Поймав его взгляд, Эмма машет рукой, призывая подойти, и тихо говорит, прижав губы едва ли не к самому уху Августа:

– Через два дня собери ребят в подземельях.

Она ничего больше не добавляет, но Август понятливо кивает. Эмма давно уже оценила, что он не задает лишних вопросов: с момента передачи лидерства с его плеч упал тяжкий груз ответственности, и он рад подчиняться. Должно быть, ему хватает командирских моментов во время тренировок.

– Что ты скажешь им? – спрашивает Регина, когда они с Эммой идут по вечернему Тускулу: Аурус благосклонно разрешил им прогуливаться – под присмотром соглядатая, разумеется. Но у Эммы теперь водятся деньги, и она пользуется ими, отводя чужие глаза. Вот и сейчас соглядатай, сопроводив их достаточно далеко от лудуса, сворачивает за угол, чтобы отправиться по своим делам. Они встретятся на этом же месте, когда сменится вторая стража.

Эмма кладет руку на плечо Регине, а та обнимает ее за талию, и со стороны, должно быть, они смотрятся как две хорошие подруги, выбравшиеся отдохнуть после утомительной дневной жары.

– Правду, конечно. Что еще я могу им сказать?

Эмма оглядывается по сторонам, убеждается, что рядом никого нет, и срывает с губ Регины быстрый и горячий поцелуй, от которого огонь разливается по венам и будоражит сердце. Дыхание Регины оседает во рту сладостью меда, и Эмма силой удерживает себя от того, чтобы прижать женщину к себе крепче.

– Ты ведь придешь? – с хрипотцой уточняет она, заглядывая в глаза Регины. Вечерние сумерки добавляют в карий взгляд темноты, и Эмма почти не видит своего отражения.

Регина чуть отстраняется.

– Куда же я денусь? – усмехается она и хочет что-то добавить, но проклятый язык Эммы, вместо того, чтобы оказаться в теплом и желанном рту, решает поучаствовать в произнесении явно ненужных слов.

– Как я могу помочь тебе с Корой?

В тот же момент рука Регины соскальзывает с талии, а сама Регина отступает на шаг, воздвигая между собой и Эммой вполне ощутимую, пусть и невидимую, границу.

– Забудь об этом, слышишь? – в голосе слышится гнев. – И никогда больше не вспоминай.

Эмма всплескивает руками, осознавая, что совершила ошибку, но уже поздно от нее отказываться. И поэтому продолжает все усугублять:

– Она мучает тебя. И это видно. Хорошо, ты не можешь ничего с этим сделать, ты слишком добрая, но я могу!

Лицо Регины приобретает какое-то непонятное выражение, а с губ срывается смешок.

– Добрая? – повторяет она с нажимом. – Эмма… ты разве забыла, что я сделала?

Конечно, Эмма не забыла. И конечно, для нее это не означает ничего, кроме того, что Регина спасала ее – пусть даже от своих страхов.

– Все это – последствия того, что сделала с тобой Кора.

Она настойчиво берет Регину за руку, продолжая пользоваться тем, что они стоят на безлюдной улице. Регина не пытается вырваться, но и на пожатие пальцев не отвечает. От нее веет непримиримостью и тем, на что постоянно наталкивалась Эмма в самом начале их знакомства.

Яростью.

Давно забытое чувство, от которого так и хочется шарахнуться прочь. Вот только Эмма теперь понимает, что к чему.

Регина снова закрылась. Прямо сейчас, в этот момент. И она не хочет пускать никого туда, где пчелами наверняка роятся мысли о Коре. Представления о мести. Эмма уже достаточно хорошо знает Регину и оттого понимает: та может отрицать все, что угодно, но это совершенно не значит, что она не обдумывает возможности.

Эмма крепче сжимает чужие пальцы и наконец добивается ответного пожатия.

Регина приучила себя злиться молча. Копить раздражение и желание мести. Ярость. Гнев. Все те чувства, что необходимо выпускать на волю, иначе они сожрут тебя изнутри. Эмма безмерно рада, что успела до того, как Регина опустела окончательно. До того, как в ней поселилось безразличие и ожидание смерти. Вот тогда, наверное, ничего сделать уже было бы нельзя.

Эмма порывисто притягивает Регину к себе, преодолевая сопротивление, и шепчет на ухо:

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать, ты же знаешь, правда?

Она обнимает ее так крепко, как только может, отчаянно желая показать всю свою любовь, всю свою защиту, а Регина не поднимает и руки, чтобы обнять ее в ответ. И избегает встреч следующие два дня, хоть и появляется на собрании в подземельях. Эмма видит ее среди кучки домашних рабов, которых, видимо, позвали Давид и Мария, и делает несколько шагов навстречу, но Регина поспешно прячется за чужими спинами, и это ее поведение отзывается в Эмме глухой болью. Что случилось? Что такого она сделала опять? Предложила помощь? Разве это повод, чтобы отстраняться?

Дурная мысль о том, что в Регине нет любви, забивается подошедшим Августом. Он хлопает Эмму по плечу и кивает в сторону молчаливых гладиаторов, рассаживающихся на скамьях.

– Все пришли, – сообщает он. – А некоторые так даже догадались уже, о чем ты будешь говорить.

Он расплывается в широкой улыбке, а Эмма в этот момент ловит взгляд Галла, который машет ей могучими ручищами и одобрительно кивает. Внутри тает кусочек льда, успевшего намерзнуть вокруг боящегося неудачи сердца. Эмма неловко улыбается Августу в ответ и молча ждет, пока все займут свои места.

Входящая в зал Лилит смотрит на Эмму, а Эмма удивленно смотрит на Мулан и Роксану, появившихся следом. Так вот, значит, о каких двоих шла речь…

Эмма поднимается, желая подойти, и в этот момент видит, как нежно Роксана, отпустившая руку Мулан, касается кончиками пальцев щеки Лилит. Это касание отзывается в груди одновременно и радостью, и далекой грустью. Эмма непонимающе хмурится. Зачем так? Лилит не принадлежит ей. И очень хорошо, что она не одна.

Эмма поспешно отворачивается, будто бы для того, чтобы не смущать своим вниманием мягко улыбающуюся Лилит, а на деле выискивает среди собравшихся Регину. Найдя, пытается взглядом спросить, все ли у нее в порядке, но Регина упорно смотрит перед собой. Вздохнув, Эмма откашливается и громко заговаривает:

– Спасибо всем, что пришли! Уверена, вы гадаете, зачем же я попросила вас собраться.

– Да уж догадались! – насмешливо выкрикивает кто-то справа, и взгляды всех устремляются туда. Эмма тоже смотрит: пристальнее, чем хотела бы.

Гладиатор, ничуть не смущающийся внимания, скрещивает руки на груди.

Эмма помнит его имя.

Кирос.

Раб, который хотел воспользоваться ее состоянием после первых игр. И только вмешавшийся Робин спас ее тогда.

Робин, кстати, тоже здесь. Как и Мэриан. Они стоят вдвоем у дальней стены, и взгляд Мэриан не выражает ничего хорошего. Она явно ждет не того, что Эмма может предложить им на самом деле.

– Кто догадался – хорошо, – кивает Эмма спокойно. Подобные выкрики давно не волнуют ее, но Кироса она запомнит. Да и сам он вряд ли даст ей о себе забыть.

Так и получается.

– Завоеватель уже близко, – говорит Эмма.

– О его близости говорят уже не первый год! – перебивает Кирос.

– Есть шанс воспользоваться моментом и сбежать, – говорит Эмма.

– Чтобы по пути нам переломали ноги! – хохочет Кирос.

– Без вас ничего не получится, – говорит Эмма.

– Хочешь бесплатно нашу помощь? – щурится Кирос.

Сидящие рядом с ним гладиаторы недовольно гудят, но действий никаких не предпринимают, разве что Галл громогласно обещает сломать смутьяну шею, если он не успокоится. Кирос откровенно и нагло смеется и не прекращает портить выступление Эммы, а под конец и вовсе заявляет: