Аурус щурится.

– Хочешь стать наставником? – он качает головой. – Нет-нет, ты нужна мне на арене!

Эмма улыбается ему.

– Я не собираюсь становиться наставником, – успокаивающе говорит она. – Просто выучила пару приемов, которые, думаю, пригодятся ребятам на арене. Тебе же нужны победы… господин.

Она настолько отвыкла называть кого-то господином, что всякий раз перешагивает через себя. Аурус, впрочем, не замечает ее трудностей. Он обходит Эмму кругом, что-то решая для себя, возможно, прикидывая, что ему с этого будет.

– Если Август согласится, – наконец, кивает он. И тут же добавляет, хмурясь:

– Кора или Ласерта уже успели тебе что-нибудь сказать?

Это действительно волнует его или он соблюдает правила игры?

Без разницы.

Эмма отрицательно мотает головой.

Еще успеют, конечно. Но на этот раз она не спустит им это с рук.

– Я прошу тебя еще об одном одолжении, господин.

Судя по выражению лица Ауруса, он пока готов слушать то, о чем его станут просить, но терпение приближается к концу.

– Конечно, – кивает он небрежно. – Что ты хочешь?

Эмма подступает к нему на шаг и какое-то время изучает покрытое морщинами лицо, прежде чем заговорить снова:

– Разреши мне отвечать им так, как мне хочется, господин. Я клянусь, что ничего из этого не выйдет за пределы домуса, однако мне хочется иметь возможность чувствовать себя спокойно в твоем жилище. Ведь мои спокойствие и уверенность – это залог побед. Твоих побед, господин.

В голос ее пробирается вкрадчивость, которой Эмма, надо думать, научилась у самого Ауруса. И тот, видимо, почуяв что-то родственное, раздвигает губы в ухмылке.

– Ты просишь о многом, Эмма, – шепчет он, как если боится, что будет услышан не теми. – Это моя супруга и моя дочь – ты не боишься, что я разгневаюсь?

Они стоят совсем близко друг от друга, Эмма ощущает мускусный аромат, исходящий от римлянина. И щурит глаза.

– В воле твоей отказать мне, господин. Но ты ведь и сам понимаешь, что я права. Это твой дом – и в нем должны быть твои правила. Твои женщины… они хотят управлять мной. А я могу подчиняться здесь только тебе.

Она сплетает искусную паутину, в которую – и это видно – охотно забирается Аурус. Он может быть сколь угодно хитер и умен, но он мужчина, и им не так уж сложно управлять: еще одна наука, которой Эмму обучила Лупа. И за это Эмма всегда будет ей благодарна.

Аурус шумно выдыхает и отстраняется, в глубине его глаз промелькивает подобие удовлетворения.

– Ты права, Эмма, – величаво соглашается он. – Это и впрямь мой дом, а ты – мой гладиатор. Даю тебе соизволение держаться с ними на равных – но только с ними. И не вздумай делать больше, чем я тебе разрешил!

Он грозит указательным пальцем.

Эмма не ждала, что Аурус согласится, но надеялась, и теперь будто свежий ветер коснулся разгоряченной кожи.

Ей больше и не нужно. Всего лишь возможность не терпеть все то, что Кора или Ласерта захотят ей сказать – а они захотят, в том нет никаких сомнений. Дело времени.

– Конечно, господин, – почтительно склоняет она голову. – Твое слово – закон.

Теперь ей несложно играть в покорность – снова благодаря Лупе. А если уж забираться еще глубже, то можно поблагодарить и Кору, и Ауруса, ведь именно из-за них Эмма научилась всему тому, что теперь ей непременно пригодится.

Ей не хочется выяснять отношения – она отлично понимает, что все это может выйти ей боком, – но и терпеть дурные взгляды и слова она тоже не намерена. Теперь она знает себе цену, и та довольна высока.

Аурус доволен. Это видно по его взгляду, по его расслабленным движениям, слышно по голосу. Он гордится тем, что заполучил Эмму обратно, и ему нет дела до того, что раб станет на равных общаться с его женой или дочерью – по крайней мере, пока что нет, и именно это Эмме и на руку. Он дает Эмме наставления и сообщает о том, что скоро состоятся бои, на которых она сразится с Меридой. Эмма не слишком довольна – рыжая, по ее мнению, довольно слабый соперник, – но тем проще будет все сделать быстро и красиво, а что еще нужно? Ведь Аурусу нужна победа, и Эмма поможет.

Перед тем, как покинуть таблинум, Эмма вдруг вспоминает кое о чем. И не удерживается от того, чтобы спросить:

– Мулан – это дело твоих рук, господин?

В ответном смешке Ауруса она слышит все, что ей нужно. И когда он машет рукой и велит убираться с глаз долой, Эмма уже знает: да. Это он прислал Мулан. Знал, чем можно отвлечь Лупу. Что ж, ему это удалось. Интересно, сам ли он додумался до такого или кто-то подсказал?

В домусе пусто и тихо. Эмма возвращается в лудус, чтобы почти сразу же столкнуться с Марией и оказаться в ее объятиях: со дня возвращения Эммы они еще не виделись ни разу. Эмма с улыбкой вдыхает подзабытый аромат полевых цветов и едва вслушивается в щебетание Марии, то и дело вставляя «Я тоже!», «Конечно!», «Еще как!» В какой-то момент она расслабляется настолько, что чуть не упускает взволнованный шепот:

– Я знаю, Эмма. Я все знаю. Мы с Давидом знаем.

Эмма вздрагивает и стремительно отстраняет от себя Марию на расстояние вытянутой руки. Всматривается в расширившиеся от эмоций зеленые глаза и недоверчиво спрашивает:

– О чем это ты?

Как Мария могла узнать? С кем из заговорщиков она водит дружбу? А может, Регина…

– Белла, – кивает Мария. – Она частенько заглядывает сюда. Поначалу я думала, что из-за Ауруса, – она вдруг хихикает, как девчонка, и прикрывает рот ладонью. – Но потом поняла, что ее интересует кое-что другое.

Эмма улыбается, оставаясь настороже.

Белла и впрямь приходит сюда в основном из-за Ауруса – и чтобы следить за ним тоже. В конце концов, он богатый римлянин, которому в голову может прийти все, что угодно. По крайней мере, именно так Белла предпочитает оправдываться, когда ей хочется оправдаться. По большей же части она просто признает, что Аурус ей нравится. Эмма не против: всегда лучше убить двух зайцев разом.

Мария оглядывается, проверяя, никто ли не подслушивает, и приникает к Эмме грудью, прижимается к ее плечу, чтобы зашептать снова:

– Мы с Давидом тоже хотим сбежать. Я не знала, как передать это тебе, боялась, что попаду не на того человека, но вот ты здесь, и теперь все будет хорошо!

Ее глаза сверкают предвкушающим огнем, она оживлена и явно ждет, что Эмма прямо сейчас побежит и будет поднимать восстание. Эмме приходится улыбнуться и покачать головой.

– Я не очень понимаю, о чем ты толкуешь, Мария, – таким же шепотом отзывается она. – Сбежать?

В ней теплится подозрение, что все это – проверка Ауруса или Коры. Мария выглядит убедительной, но чего не сделаешь для господина, который пообещал наказание.

Мария моргает, выражение лица ее становится недоуменным.

– Эмма, ты что… – тянет она с обидой. – Ты мне не доверяешь?

Эмма молча смотрит на нее и продолжает улыбаться.

Не доверяет.

В этом доме сложно кому-то доверять. Разве что…

– Она не врет, Эмма.

Эмма и Мария одновременно оборачиваются на голос Регины, появившейся из-за угла. Та несет в правой руке большую корзину с цветами: наверное, Коре. Эмме хочется украсть один цветок, и она намеренно прячет руки за спину. Улыбка ее становится искренней.

– Ты услышала меня, Эмма? – интересуется Регина, подходя ближе. – Марии можно верить.

Эмма кивает.

Конечно, услышала. Вот только от слов Регины мало что изменится. Сбежать прямо сейчас все равно не получится.

– Через несколько дней я соберу людей, – говорит Эмма, с трудом заставляя себя оторвать взгляд от Регины и перевести его на Марию. – Приходите с Давидом. Все обсудим.

Она надеется, что ей хватит этого времени, чтобы понять, что делать с гладиаторами, ведь большинство из них она уже давно знает.

В глазах Марии снова загорается жизнерадостный огонек, она кивает – сначала Эмме, потом Регине – и убегает по своим делам. Пару мгновений Эмма смотрит ей вслед, затем ловит Регину за талию и по-хозяйски притягивает ближе, быстро целуя в губы, затем, оглядываясь, отводит в сторону, чтобы беспрепятственно сделать то, о чем думает последние несколько дней.