– Да, – кивает Эмма, приветственно кивая. – Ты тоже?

Она никогда раньше не спрашивала, в кого верит Лилит, как не интересовалась и тем, что за боги властвуют над землями, откуда Лилит родом.

– Я не верю в богов, – мягко слышится в ответ.

Эмма пораженно смотрит на нее и не сразу находит, что сказать. Не верит?!

– Но… почему?

Она, конечно, знает, что существуют такие люди, но чтобы Лилит…

Эмма не думает, что это что-то изменит между ними, просто она действительно не понимает, как можно не верить в тех, что даруют им жизнь и все ее блага.

Лилит небрежно пожимает плечами.

– Я никогда не видела их и даже не слышала.

На губах ее бродит легкая улыбка, и Эмме трудно понять, говорит Лилит серьезно или шутит.

– Никто не видел, – отвечает она, наконец. – Это ведь боги… Они не являются каждому встречному.

– Вот именно, – кивает Лилит. – Они не являются никому, даже если молишься им очень усердно. Так в чем смысл?

Она пожимает плечами, а Эмма вдруг пугается, что кто-нибудь сверху услышит их разговор и покарает за него.

– Молчи! – порывисто просит она Лилит, поднимая руку, словно бы для того, чтобы закрыть ее рот, произносящий богохульства. – Молчи, чтобы они не наказали тебя!

В сердце поселяется искреннее переживание. Эмма слишком любит Лилит, чтобы позволить ей вот так рисковать. Но Лилит, кажется, совершенно не боится.

– Если они сделают это, явившись во плоти, то я точно в них поверю! – заливисто хохочет она, но Эмме не смешно. Всю свою жизнь она видела доказательства того, что боги наказывают за неповиновение, и кара их бывала страшна. Друга отца, который, напившись, выбежал посреди ночи в грозу в поле и орал в небо, что ненавидит богов, отнявших у него сына, Один сразил молнией. Харальд чудом остался жив, но у него отнялись ноги и ум. Эмма видела его после: заросший, хмурый, с трясущейся головой, он сидел в маленькой повозке, которую тащила за собой его жена, кроткая и набожная женщина, всю свою оставшуюся жизнь замаливавшая грех мужа. Она умерла раньше него, а его приютили у себя дальние родственники, которые затем уехали, и больше Эмма ничего о Харальде не слышала. Даже отец предпочитал обходить его стороной в своих речах.

– Перестань, – тяжело дыша, просит Эмма. – Это… неправильно. То, что ты говоришь… Не надо так!

Лилит приподнимает брови и разводит руками. С губ ее, впрочем, не срывается больше ни слова, и Эмма постепенно успокаивается. Это ведь дело Лилит, что ей делать с богами, почему же Эмме так неловко, так неприятно от того, что она услышала?

Она трясет головой, словно выбивая из нее все, что причиняет неудобства, и выдыхает:

– Лупа еще спит?

Она ушла из комнаты первой, оставив Лилит и Лупу, и теперь гадает, есть ли у нее немного времени, чтобы спуститься в подземелья и проверить, начал ли Пауллус с друзьями работать над завалами.

– Спит, – отзывается Лилит, с оттенком любопытства поглядывая на Эмму. – Хочешь воспользоваться этим?

– Хочу, – кивает Эмма и предлагает: – Давай через нишу спустимся вниз?

И тут же понимает, что в дом лучше не возвращаться: а ну как Лупа уже проснулась и столкнется с ними по пути?

Лилит, очевидно, того же мнения.

– Лучше этим ходом, – она указывает на лаз в земле, надежно прикрытый ветками и досками. Эмма скептически приценивается к объему работ, который им придется проделать. И ведь надо будет еще как-то обратно все забросать!

– Ладно, – решается она. – Рискнем!

И все же направляется к дому.

Пусть Один решает, нужно ли Эмме сейчас спускаться под землю.

Рабы уже потихоньку просыпаются и разбредаются по своим делам. Некоторые – те, кто участвуют в заговоре – кивают Эмме, улыбаясь, другие проходят мимо, опустив глаза в пол. Эмма знает, что ее особое положение в доме не всем по нраву, ну так что ж… Она себе такую жизнь не выбирала.

До ниши они добираются без происшествий, по пути Эмма оставляет пустой бурдюк на одной из множества скамеек, установленных в галерее. А очутившись за занавесью, вдруг поворачивается к Лилит и очень серьезно говорит ей:

– Когда я вчера говорила, что больше этого не должно повториться, я не шутила.

Вновь начав строить отношения с Региной, она не хочет, чтобы что-то встало между ними.

Лилит удивленно хмурится.

– Почему ты сообщаешь об этом мне? – интересуется она прохладно. – Я со своей стороны уже пообещала, что ничем не помешаю. Но вчерашнее было не с моей подачи. Насколько я помню, это твои слова явились для Лупы поводом к действию.

Она неожиданно агрессивна, что ей несвойственно, и Эмма думает: уж не из-за разговора ли это о богах? И говорит вслух:

– Я просто хотела убедиться, что между нами нет недопонимания…

Она хочет добавить также, что принимает право Лилит верить или не верить, но та шикает и манит ее в сторону прохода. Эмма послушно проскальзывает в темную прохладу и ждет, пока Лилит возьмет лампу и прикроет дверь. Они начинают спускаться по ступенькам, и Эмма не находит лучше времени, чтобы сказать:

– А по поводу богов – я просто удивилась…

– У меня нет желания обсуждать это, Эмма, – обрывает ее Лилит, дышащая в спину. – Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, и не предлагаю принять мою точку зрения. Просто там, откуда я родом, люди не верят в богов.

Эмма силится представить себе такое место, но не может и поэтому умолкает. Какое-то время они спускаются в тишине, потом снова раздается голос Лилит:

– Что до Регины… Эмма, я все отлично понимаю. Насчет меня можешь в этом вопросе не волноваться. Я не буду пытаться встать между вами, это я обещаю.

Эмма останавливается вдруг, так резко, что Лилит едва не врезается в нее, и разворачивается, запрокидывая голову.

– Если ты думаешь, – прерывающимся голосом начинает она, – что для меня все это так просто, то ты ошибаешься! Мы с тобой…

Ей перестает хватать дыхания, она замолкает, втягивая ртом воздух. Сердце безудержно колотится в груди и причиняет боль.

Конечно, она не любит Лилит так, как любит Регину. Это вообще абсолютно разная любовь! Но то, что у них было… Для Эммы это не только постель. Лилит помогла ей в трудное время; она ни на чем не настаивала, ничего не просила, просто отдавала себя и свои силы, чтобы Эмма смогла успокоиться. Именно благодаря ей Эмма осознала себя и свои настоящие чувства к Регине. Именно благодаря ей она стала тем, кем стала.

Эмма все еще тяжело дышит, пытаясь справиться с непрошеными слезами, так и норовящими навернуться на глаза. Может, это настигло ее вчерашнее, наконец, и как следует пробрало изнутри. Тогда Эмма запрятала эмоции поглубже, а сейчас им ничего не мешает выбраться, и они бьют – больно и умело.

Эмма не умеет расставаться с людьми и не любит этого, но с Лилит им нужно расстаться – пусть и не совсем по-настоящему, ведь они остаются друзьями.

Лилит поспешно спускается на одну ступеньку ниже, чтобы порывисто обнять Эмму свободной рукой.

– Ну, что ты, – нежно шепчет она на ухо, – все хорошо. У нас с тобой все хорошо. Мы ведь сразу знали, что это ненадолго.

– Я не знала, – пытается глухо возражать Эмма, однако Лилит не позволяет ей это сделать.

– Ты знала, – говорит она уверенно. – Ты никогда не переставала любить Регину. И это правильно. Мы с тобой – лишь соратники, а вы с ней… У вас много больше. И не спорь. Я точно это знаю.

Эмма не спорит. Она шмыгает носом, щекой прижимаясь к теплому чужому плечу. Потом отстраняется, и Лилит спокойно отпускает ее. Лампа освещает ее улыбающееся лицо. Эмма вздыхает и опускает взгляд на босые ноги Лилит.

– Замерзнешь ведь…

– Возможно, – Лилит не спорит и со смешком подталкивает Эмму. – Давай уже! У меня еще есть дела.

Эмма качает головой.

Это все так сложно и так просто одновременно. Сложно для нее и, кажется, просто для Лилит. Или она притворяется? Что лучше – допытаться до правды или оставить все как есть?

Эмма склоняется ко второму и улыбается, выдыхая. Может, и ей стоит быть проще.