Лилит спускается вниз – через тот проход, которым Эмма воспользовалась в день своего первого знакомства с заговорщиками. Эмма еще какое-то время расхаживает туда-сюда, бдительно следя за тем, чтобы никто не заинтересовался их исчезновением под землей. Иногда ей кажется, что чуть ли не все, кто живет в доме Суллы, знают, что к чему, и просто помалкивают, но проверять это как-то не тянет. Убедившись, что все в порядке, Эмма берет масляную лампу, минует несколько ступенек и аккуратно прикрывает крышку, слыша, как оставшийся следить за порядком раб сверху наваливает на нее ветки и доски.

Ступени скользкие, Эмма идет осторожно, с каждым шагом ощущая все больше и больше прохлады. После дневной жары это просто безумное удовольствие, и Эмма ловит себя на том, что сознательно не спешит, чтобы подольше насладиться этим. Но все хорошее рано или поздно заканчивается, и она выходит к проходу, по которому остается пройти совсем немного, чтобы добраться до зала. Она уже слышит приглушенные голоса: вероятно, все собрались и ждут только ее. Приходится чуть ускориться, но тут уже можно не бояться упасть.

Белла видит Эмму, едва та входит, и кидается к ней с горящими глазами. Хватает за руку, второй рукой обнимает за шею и шепчет на ухо, прижимая к нему губы:

– Август сказал про карту.

– Август – трепло, – сердито замечает Эмма, обнимая Беллу. – Что еще он сказал?

Белла смеется, и смех ее звоном колокольчиков разносится по залу, эхом витая над головами собравшихся. Эмма смотрит, и в груди ее ворочается что-то теплое: столько людей пришли сегодня сюда! Всего за несколько месяцев удалось собрать желающих что-то изменить! Лилит говорит, что виной тому лидерство Эммы, что люди знают ее историю и потому идут за ней, но сама Эмма в это не верит. Что такого в ее истории? Она такой же раб, как и все остальные. Нет, нет, просто пришло время! Людям надоело не иметь возможности решать за себя, им надоело голодать, быть избитыми и изнасилованными! Они хотят что-то менять.

Белла приобнимает Эмму за талию, продолжая шептать:

– Вчера Аурус сказал мне кое-что.

Белла продолжает спать с Аурусом, называя его любовью всей своей жизни, и Эмма не против, пока это не мешает делу заговорщиков. Здесь она в чем-то похожа на Лупу, которая спокойна, пока никто не доставляет ей неудобств.

– Что сказал? – интересуется Эмма, но внимание ее уже отдано другому.

Другой.

Она видит Регину, сидящую на противоположном конце зала.

Регину, которая пришла, как и обещала.

Регину, которая замечает ее взгляд и приподнимает руку, как бы говоря: «Я здесь!»

Эмма задерживает дыхание, любуясь ею.

– Он тоже против рабства, – пробивается к ней голос Беллы. – Он не сказал это открыто, да и я не спрашивала, просто в разговоре вскользь упомянул, что предпочел бы платить людям за то, что они делают. Он считает, что так можно было бы избежать ножа в спину. Если бы у людей была возможность самим выбирать тех, на кого работать, и получать за это деньги.

– Угу, – говорит Эмма. Она поняла. Но ее отношения к Аурусу это не меняет. Она все еще помнит, что он сделал с ней. И с Региной.

– Это можно как-то использовать? – интересуется Белла. Она, кажется, слегка обиделась из-за невнимания Эммы, и та заставляет себя перестать смотреть на Регину.

– Возможно, – улыбается она римлянке. – Пока не знаю. Но это хорошая новость.

Она напоследок крепче прижимает Беллу к себе и велит ей идти, потому что пора начинать собрание: время хоть и ночное, но хозяева могут хватиться своих рабов в любой момент. Именно поэтому так редко получается собраться всем вместе.

Сначала выступает Август. Он приветствует новичков, напоминает о том, что нужно тренироваться и обозначает день, в который готов рассказывать и показывать, как правильно держать оружие. Далее наступает очередь Пауллуса, который отчитывается о количестве выкованных мечей. Эмма довольна обоими и чувствует прилив сил, когда приходит время ей заговорить перед всеми этими людьми. Она достает карту, разворачивает ее, бросает быстрый взгляд на Регину, убеждается, что та никуда не делась, набирает в грудь воздуха и начинает:

– Все мы знаем о системе туннелей под Тускулом. И не понаслышке.

Она с намеком приподнимает брови, в ответ на что раздается дружный смех. Эмма довольно кивает. Ей нравится, что люди смеются. Она постарается не заставить их плакать.

– Так вот, – она демонстрирует собравшимся карту, понимая, что невозможно на ней разглядеть что-либо, пока не подойдешь поближе, – на этой карте показано, что туннели эти имеют выходы к лесу. Выходы эти завалены, но если их разобрать, то…

Она делает паузу, давая возможность осмыслить сказанное. Рабы переглядываются и переговариваются, кто-то кивает, кто-то скрещивает руки на груди и щурится в ожидании продолжения. И Эмма продолжает:

– Пауллус, ты говорил, у тебя есть друзья, которые любят работать кирками…

Пауллус встает со своего места, и следом за ним поднимаются еще шестеро мужчин: все невысокие, кряжистые и приземистые, как на подбор.

– Вот мои ребята, – довольно говорит Пауллус. – Готовы приступить!

Его друзья наперебой кивают. В зале поднимается шум, он слышится Эмме одобрительным, и какое-то время она дает людям возможность наговориться, затем прерывает их, повышая голос:

– Итак, друзья, скоро завалы будут расчищены! И мы получим путь для отступления, когда Завоеватель отвлечет римских солдат!

Краем глаза она следит за выражением лица Регины, но не может по нему ничего понять. С другой стороны, Регина не уходит, и это уже очень хороший знак.

– Почему не уйти сразу, как все будет готово? – спрашивает какой-то раб из тех, с кем Эмма еще ни разу не общалась. У него недовольное лицо, будто он услышал совсем не то, что хотел бы.

Эмма пристально смотрит на него. И говорит:

– Иди. Хоть сейчас. Тебя никто не держит.

Раб фыркает, но молчит. А Эмма продолжает:

– Если мы уйдем до того, как Рим будет охвачен военной лихорадкой, за нами тут же пустятся в погоню. И, несмотря на то, что многие из нас уже хорошо владеют оружием, справиться с солдатами будет не так уж и просто.

Она видит, что рабы кивают, соглашаясь с ней. Потому что так и есть: они – не обученные воители. Они – просто рабы. Цезарю не придется прикладывать много сил, чтобы подавить восстание.

Эмма уже знает про Спартака, про ту удачу, что улыбнулась ему. Но людей в том заговоре было не в пример больше, и среди них нашлись хорошо тренированные гладиаторы. А их здесь пока что – всего сотня. Конечно, население Тускула и само по себе невелико, однако солдат здесь не меньше нескольких сотен, а то и вся тысяча. Неужели кто-то из собравшихся здесь всерьез думает, что они смогут оказать достойное сопротивление?

– А если Завоеватель не придет? – продолжает задавать неудобные вопросы тот же самый раб. – Что тогда?

Эмма кидает быстрый взгляд на Лилит, та едва заметно кивает. Она поняла и проследит за этим мужчиной. Быть может, он и есть предатель.

– Завоеватель придет, – отзывается Эмма, складывая карту и держа ее в руках.

– Но что если нет? – упорствует раб. Его уже начинают стыдить соседи по скамье, а Эмма позволяет себе короткую усмешку.

– Иди, – снова говорит она. – Прямо сейчас. Что мешает тебе покинуть город? Я не против, думаю, и все остальные тоже.

Она прекрасно понимает, что если хоть один раб сбежит, то римляне усилят наблюдение, и их собрания могут прекратиться вовсе. Еще она понимает, что отговаривать от чего-то нет смысла: если человек решил и действительно хочет это сделать, он сделает.

Чем-то она себе сейчас напоминает Августа, который тоже призывал ждать. Вот только он ничего и не делал при этом.

Раб, впрочем, умолкает и до самого конца собрания не произносит больше ни слова. Эмма заканчивает свое выступление словами ободрения и поворачивается к Лилит, которая куда-то исчезла, а сейчас склоняется к ее уху и шепчет:

– Это новенький. Недавно стал рабом. И крайне этим недоволен. Я послежу за ним.