Карта. Это карта. Старая, почти выцветшая, на ней сложно углядеть детали. Эмма видела подобные и не раз. Вот только что здесь изображено? Она присматривается и никак не может понять. Тускул? Точно, он. Вот, вроде бы, лудус Ауруса… и от него идет дорога… но там ее точно нет, она прекрасно это знает.

Август склоняется к ней и шепчет на ухо:

– Это карта подземных туннелей, ведущих из города к пристани. Вот тут и тут, – он тычет пальцем с обломанным ногтем в свиток, – проходы завалены. Намеренно, конечно. Но можно попытаться продолбить.

В сердце Эммы волной вскипает радость. Думала ли она, что когда-нибудь увидит нечто подобное? Разумеется, нет! Не раз она сетовала, что проходы, которыми успешно пользуется Белла, ведут лишь от здания к зданию и не выводят за пределы города. А сейчас, получается, что выход есть! Нужно лишь приложить усилия, чтобы восстановить его!

Она почти любит Августа, когда переводит на него взгляд и спрашивает:

– Откуда это у тебя?

Август хмыкает, напуская на себя равнодушный вид.

– Оттуда, где этого уже нет.

Видно, что он собой доволен.

Эмма быстро и порывисто обнимает его, а потом возвращает внимание карте, жадно изучает ее, пытается запомнить на случай, если карту отберут или она каким-то образом испортится. Ей так радостно и волнительно, что она напрочь забывает о жаре, от которой по-прежнему изнемогает город.

– Пауллус говорил, что у него есть друзья с кирками, – бормочет она, водя пальцем по извилистым ходам. – Надо попросить их.

– Разумно, – соглашается Август. – Быстро, конечно, с этим справиться не получится, но начало будет положено.

Эмма снова и снова всматривается в едва заметные линии, изучает повороты и изгибы, смотрит на Тускул под другим углом. И как жаль, что нет возможности воспользоваться новыми знаниями прямо сейчас! Руки дрожат от несправедливости, но с другой стороны – ей снова везет. Им снова везет. Боги на их стороне, теперь нет никаких сомнений!

Эмма думает, что Одину непременно стоит принести жертву. Беда только в том, что самые лучшие жертвы ему – человеческие. Преступника вешают головой вниз и протыкают копьем так же, как сделал это с собой Всеотец. Эмма не сторонник таких жертв. Хотя если выбирать между человеком и собакой – животным Одина, – то…

Эмма встряхивает головой, бережно сворачивает карту так, чтобы можно было без проблем убрать ее в нагрудную повязку, и поворачивается к Августу.

– Есть успехи в тренировках?

Поездка в Рим отняла довольно много времени, и кое-что от взгляда Эммы ускользнуло. Теперь она хочет знать, ведь количество заговорщиков увеличилось. Пока что это не пугает, однако сто людей – это не десять. Хватит ли Эммы и Лилит на них всех?

Август морщится и неопределенно машет рукой.

– Они не гладиаторы, – ворчит он недовольно. – Тут уж ничего не поделаешь. Но некоторые прям хороши, хороши…

Он поглаживает подбородок, глядя куда-то в сторону, и добавляет:

– В сущности, нам же не нужна армия. Нам просто нужно, чтобы они умели держать меч.

Эмма не уверена в правильности заключений Августа. Да, они рассчитывают на то, что солдаты Тускула отправятся на бой с армией Завоевателя, но ведь в городе всяко кто-то останется. Те же самые гладиаторы: некоторые из них – и Эмма в этом уверена – с радостью станут защищать хозяев. Сколько нужно плохо обученных рабов против отлично натренированного воина?

– Они должны хорошо уметь держать меч, – отрезает Эмма. – Сделай все возможное. Выжми из них все соки.

В голосе ее слышится металл, который не ускользает от внимания Августа. Наставник щурится, очевидно, пытаясь понять, не почудилось ли ему, затем смеется.

– Ты думаешь, это так просто?

Эмма встает, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

– Это должно быть просто для тех, кто хочет выбраться отсюда, – твердо говорит она. – Спасибо за карту, Август. И я знаю, что ты сделаешь все возможное.

Она кладет руку ему на плечо и слегка сжимает пальцы, таким образом выказывая свое уважение и одобрение. Август похлопывает ее ладонь своей и кивает. Эмма заводит за ухо выбившийся из косы локон и вдруг понимает, что прошло уже довольно много времени, а Лупа до сих пор ее не ищет. Что-то случилось?

Встревоженная, Эмма торопится к лектике и на полпути видит ту, встречи с которой не ищет слишком давно. Сердце останавливается ровно на один удар, затем ускоряет ритм.

Регина стоит напротив, сжимая в руках корзину. Взгляд ее направлен на Эмму и ни на мгновение не отвлекается на людей, снующих рядом.

Эмма делает глубокий вдох.

А потом еще один.

И замирает.

Она не забыла, что хочет вытащить Регину из Тускула. Что хочет дать ей свободу – с собой или без себя. И это, и то, что лежит в нагруднике, позволяет Эмме решительно шагнуть к Регине и шепнуть ей:

– Приходи сегодня ночью на собрание. Пожалуйста.

На душе легко.

Эмма знает, что время настало. Три месяца – достаточный срок, чтобы улеглось все, чему стоило улечься. Сама Эмма больше не испытывает ни обиды, ни злости, ни чего-либо еще плохого. Она не стала бы разыскивать Регину сегодня, чтобы позвать ее, но кто-то из богов столкнул их друг с другом, и нельзя игнорировать этот знак.

Эмма знает, что оттолкнула Регину тогда, после боя. Знает, что Регина вправе поступить точно так же сейчас. Но, во имя Одина, долго они будут вот так бодаться? У них одна цель, они стремятся в одном направлении! Эмма уже давно не требует от Регины любви, она смирилась, что ее собственное чувство будет одиноко тлеть в сердце. Однако то, что она по-прежнему испытывает к ней… оно не позволяет просто забыть Регину. Просто бросить ее на растерзание тем волкам, которые оставили после себя шрамы, отдающиеся болью до сих пор.

Эмма не искала встреч с Региной с самого марта. Ей нечего было предложить, ей нельзя было просить что-то взамен. Она отдавала себя тренировкам, лидерству, Лупе, Лилит… Всему, что только могло успокоить ее. И вот сегодня Август с его картой… И эта встреча…

Радость медленно затапливает все внутри. Эмма счастлива от удачи, свалившейся на голову, и хочет поделиться ею.

Ответное молчание длится совсем недолго, и Регина, к удивлению Эммы, торопливо кивает.

– Я приду, – шепчет она в ответ, и призрак улыбки касается ее губ. – Я… обязательно приду, Эмма.

Словно все эти месяцы она только и ждала, когда ее позовут.

Эмма тоже улыбается: светло и чисто. И не может удержать себя от того, чтобы порывисто взять Регину за руку и сжать ее пальцы. Они стоят так близко, никто ведь не увидит.

– Прости меня, – говорит она искренне. – Мне нужно было время… чтобы все понять.

Ей нужно было время, чтобы уложить все, что не хотело укладываться. Шторм должен был утихнуть окончательно. И сейчас, в это мгновение, Эмма понимает, что прошлое осталось в прошлом: то прошлое, что у них на двоих с Региной. Что бы там ни было, они, кажется, наконец, отбились от всего, что заставляло их кусать друг друга. Эмма видит это в глазах Регины, глядящих на нее с тихой нежностью. Чувствует в себе. Чувствует в них обеих.

Регина ничего не отвечает, но Эмме это и не нужно. Она отпускает ее, и та уходит, не оглядываясь, но теперь это не рождает в Эмме обид. Она смотрит ей вслед, затем спохватывается и зачем-то поворачивается, хотя бежать ей в ту же сторону, куда ушла Регина.

Сердце замирает в невольном страхе.

В паре шагов от Эммы стоит Лупа, и руки ее скрещены на груди. Лицо спокойно, как и глаза, но Эмма кожей чувствует: не все в порядке.

Все не в порядке.

Лупа видела их с Региной.

В голове моментально всплывает Кора, и Эмма сжимает кулаки, готовясь защищаться, однако Лупа подходит ближе, окидывает Эмму внимательным взором и небрежно произносит:

– Ты хочешь эту рабыню?

Мальчишка за ней усердно работает опахалом. Видно, что он совсем вымотался.

Эмма от неожиданности не успевает ответить, а Лупа продолжает: