Заброшенный сарай, который Сулла предложил для тренировок, находится в самой дальней части владений, и Эмма могла бы не выставлять людей в охрану, но нужно придерживаться уже ставшей привычной игры. Заговорщики вряд ли оценят, если она скажет, что хозяева не только не против их занятий, но и всячески поддерживают их деньгами и остальным. Так что двое новичков, недавно примкнувших к становящейся все больше группе, остаются снаружи сарая, чтобы свистом вовремя дать понять, если что-то пойдет не так, а остальные, сгрудившись возле Августа, старательно слушают его. Слушает и Эмма, стоящая чуть поодаль со сложенными на груди руками. Взгляд ее то и дело рассеянно скользит по свежему деревянному столбу, врытому по центру сарая, затем перебегает на другие столбы – чуть поменьше, – расставленные примерно на равном отдалении друг от друга. Оружие, выкованное Пауллусом, горкой лежит в углу. Август пока не раздает его, объясняя основы. Пристукивая своей деревяшкой, он бродит из стороны в сторону и вдохновленно рассказывает про приемы боя: самые простейшие. У Эммы это вызывает только улыбку, но она помалкивает, помня, что и сама когда-то училась так же. Может быть, знала лишь чуть больше. А может быть, только думала, что знала. В любом случае, на месте наставника Август смотрится лучше, чем в роли лидера повстанцев. Он больше не глядит на Эмму мрачно, словно та отобрала у него последний кусок хлеба. Очевидно, и сам понял, что для него это была больше забава, чем реальное дело. Эмма же планирует пойти гораздо дальше. И помощь Суллы ей в том пригодится.

Оставив Августа обучать новобранцев, она выходит из сарая, кивает вытянувшимся при виде нее новичкам, машет им рукой, мол, продолжайте присматривать, не отвлекайтесь, и отправляется на поиски Лилит. Свежий весенний ветер тревожит волосы, заплетенные в тугую косу. Горячая кровь бежит по жилам, наполняет силой конечности, заставляет чувствовать себя предельно живой и готовой к подвигам. Эмма останавливается и запрокидывает голову, подставляя лицо солнцу. Улыбка трогает ее губы, но тут же исчезает, едва Эмма вспоминает.

Скоро закончатся деньги, выделенные Суллой. Он уже заверил Эмму в очередном вложении, однако на этот раз придется придумать новую причину возникновения материальных благ. Во всяком случае, для Лилит. Ее Эмме совсем не хочется обманывать, но она дала Сулле слово, что не выдаст его, и планирует это слово сдержать. По крайней мере, так долго, как получится.

У самого входа в дом Эмма сталкивается с Дисом, и это не тот, кого она хотела бы сейчас видеть. В последнее время непонятный и не вполне приятный римлянин стал частым гостем у Суллы, и Эмма старается его избегать. До последнего времени получалось очень успешно. Сегодня же что-то пошло не так.

– Приветствую тебя, милая Эмма! – радостно восклицает Дис, раскидывая руки. Эмма замирает, надеясь, что он не будет ее обнимать, но Дис и не планирует это делать.

– Могу ли я кое-что тебе предложить? – он подвигается ближе к Эмме, опуская руки. От него пахнет чем-то металлическим и почему-то землей. Эмма невольно дергает носом и кивает, осматриваясь.

– Я слушаю, господин.

К счастью, хотя бы Дис не настаивает на том, чтобы она звала его по имени.

Римлянин довольно потирает руки.

– Как ты смотришь на то, чтобы получать деньги, минуя Суллу? – предлагает он бодро, и Эмма замирает снова, на этот раз чувствуя подступающий страх.

О чем Дис говорит? О том, что дает Сулле деньги, которые затем идут на пользу заговорщикам? То есть, Дис все же в курсе?

Эмма невольно усмехается.

Кто еще в Тускуле знает об этом? Может, уже и скрываться не надо? Может, все на их стороне?

– Я не понимаю, о чем ты, господин, – преувеличенно вежливо лжет она, опуская глаза в землю. Нет уверенности в том, что Дис ее не проверяет. Возможно, что по просьбе самого Суллы, а с ним Эмма портить отношения не собирается. По крайней мере, до тех пор, пока живет в его доме.

Дис хмыкает.

– Прекрасно понимаешь, – голос его становится вкрадчивым. Римлянин подступает еще ближе, так, что почти касается Эммы и наклоняется к ней, обдавая теплым дыханием.

– Ты – лидер заговорщиков, Эмма, – шепчет он ей на ухо, и от этого шепота – а вернее, от произнесенных слов – Эмму обдает холодом. Будто и впрямь бог подземного мира проявил к ней интерес.

Она давит в себе желание отшатнуться. И поднимает голову, встречаясь взглядом с насмешливыми глазами Диса, в глубине которых таится нетерпеливое ожидание ее ответа.

– Я не понимаю, о чем ты, господин, – с нажимом повторяет она.

В ней нет доверия к Дису. Она все еще плохо понимает, чего он хочет. Поучаствовать в будущем восстании? Поиграть в какие-то свои игры? Подставить ее? А потом выкупить для своих нужд?

Сулла тоже себе на уме, Эмма понимает, что его помощь заговорщикам таит в себе задел на предстоящее и возможность ускользнуть от гнева рабов в случае удачного восстания. Но если выбирать из двух зол, то Сулла кажется Эмме меньшим. Он – свое зло. Почти домашнее.

Эмма невольно улыбается этим своим мыслям, и Дис тут же спрашивает:

– Подумала о чем-то веселом, милая Эмма?

Выражение его лица не кажется очень довольным. Наверняка он ожидал от Эммы другой реакции. Не привык получать отказы.

– Нет, господин, – снова лжет Эмма. – Солнце пригрело. Приятно.

Дис закладывает руки за спину и, чуть помедлив, кивает.

– Приятно, – эхом повторяет он. Разглядывает Эмму какое-то время, затем резко разворачивается и уходит. Эмма с облегчением смотрит ему вслед. И подскакивает от неожиданности, когда слышит за спиной:

– Чего он от тебя хотел?

Подошедший Сулла хмурится. Он явно не слышал разговора.

Эмма качает головой.

– Давать деньги в обход тебя.

«Господин» оседает пылью в горле.

Она привыкла к Лупе. Привыкнет и к ее мужу.

Сулла хмурится снова. Сегодня он выглядит посвежевшим, выспавшимся. И даже будто постройневшим.

– Ты согласилась? – уточняет он: с виду небрежно, но Эмма понимает, что его на самом деле волнует этот вопрос. И улыбается, снова качая головой.

– Нет. Я не знаю его. Я не доверяю ему.

Она говорит искренне. И Сулла чувствует эту искренность. Лед в его взгляде постепенно тает. Римлянин подходит ближе.

– Я ценю это, – кивает он. – Можешь быть уверена.

Между ним и Эммой возникает молчание, но не обременительное. Скорее, они разделяют его, как… Нет, друзьями их Эмма, конечно, никогда не назовет, однако после стольких вечеров в саду и разделенного вина… Кто они друг для друга? Просто люди, волею богов сведенные вместе?

Эмма всматривается в лицо Суллы: некрасивое, но мужественное. Почему он любит мужчин? Почему не смог найти себе женщину, которая полюбит его в ответ и родит ему детей? А потом Эмма вспоминает, что не смогла найти себе мужчину, и воспоминание о Регине обжигает ее, небольно вытянув плетью вдоль спины. Эмма вздрагивает, выпрямляясь.

– Мне нужно идти, – бормочет она, и Сулла машет рукой.

– Ступай, ступай. У меня тоже дела.

Они расходятся в разные стороны и не оборачиваются, по крайней мере, Эмма точно. Она все еще ищет Лилит и находит ее на кухне, у Руфии. Старушка привычно хлопочет у очага, колдуя над любимой похлебкой Лупы, и радостно приветствует Эмму:

– Проголодалась, деточка? Давай, съешь что-нибудь вкусненькое!

Она подсовывает не слишком сопротивляющейся Эмме лепешку, покрытую запеченным сыром и зеленью, и чашу свежего молока. Потом ласково гладит Эмму по голове.

– Ешь, ешь. Набирайся сил.

Когда Руфия возвращается к своей похлебке, Эмма бросает взгляд на Лилит и кивком головы дает ей понять, что хочет переговорить. Лилит усмехается и смотрит на лепешку. Эмма усмехается в ответ и съедает ее за три укуса, заставив Лилит восхищенно приподнять брови и беззвучно похлопать в ладоши. Допив молоко, Эмма поднимается, благодарит Руфию и торопливо уходит с кухни, пока ее не накормили чем-нибудь еще. Лилит идет следом и заговаривает только тогда, когда они оказываются в той нише, в которой состоялся их первый разговор в доме Суллы.