Сулла чуть наклоняется вперед.
– Тебе нравится моя жена?
Это еще один неожиданный вопрос. И снова Эмма теряет дар речи.
Как можно на это ответить?
Где-то далеко кричит птица, будто криком своим пытается отвлечь. Но у нее плохо получается.
Сулла хитро щурится.
– Так что же, Эмма? – повторяет он. – Что ты скажешь о моей жене? Тебе нравится, как она имеет тебя?
У него безмятежные глаза. Словно он интересуется, что Эмма ела на завтрак.
Существует ли правильный ответ на этот вопрос?
Как можно ответить «да» или «нет»?
Эмма не понимает.
Она молча смотрит на Суллу и молится Одину, что он избавил ее от этой неловкости.
Глаза Суллы все еще безмятежны. Все еще серы. Все еще почти пусты.
Эмма кривит губы, которые не может удержать на месте. Сейчас он подумает, что она смеется! Смеется над ним!
Но вот смех вырывается у самого Суллы, и Эмма невольно подхватывает его и эхом разносит по двору. Удивленно замолкает далекая птица, привыкшая в одиночестве нарушать тишину.
Господин и рабыня смеются вместе, и это совсем не то, чего ожидала от жизни здесь Эмма. Она смотрит на Суллу, боясь прекратить смеяться раньше, чем он, но ему, кажется, все равно. Он делает это с видимым удовольствием, словно очень давно не смеялся.
Они замолкают вместе, и Эмма, прислушиваясь к себе, находит какую-то неправильную симпатию к мужчине. Будто бы это могло чем-то сблизить их.
– Моя Лупа – своеобразная женщина, – вздыхает Сулла и качает головой, не размыкая соединенных за спиной рук. – Я так пока и не смог разгадать, что она нашла именно в тебе.
– Я тоже, господин, – торопливо отзывается Эмма, радуясь, что может ответить хотя бы на один вопрос.
Сулла одобрительно кивает. Сейчас он совсем не похож на того сурового римлянина, каким Эмма впервые увидела его на пиру у Ауруса. Здесь, дома, в простой одежде, в обычных сандалиях, он действительно ближе к Эмме, чем когда-либо.
Но она помнит, как он заносил плетку над плечами своих рабов.
И это не позволяет ей обмануться до конца.
– Положи оружие и доспехи на место, и пойдем в дом, – велит Сулла, и Эмма, разумеется, не может ослушаться его. Она как можно более торопливо стягивает нагрудник, невольно вздыхая, когда ветерок касается мокрых плеч и спины, стягивает наручи и наплечники, отстегивает юбку, состоящую из скрепленных кругом тяжелых кожаных пластин. Тесные сапоги до колена заменяются легкими сандалиями. Эмма кладет рядом с доспехами мечи и поворачивается к терпеливо ждущему Сулле.
– Отлично, – кивает тот.
Вдвоем они идут к дому, и Эмма все еще чувствует себя неловко. В лудусе она и помыслить не могла, чтобы вот так пройтись с Аурусом. Чтобы он заговорил с ней, задал вопросы и не потребовал ответы. Чтобы она могла с ним посмеяться. Как свободный человек.
Эмма знает, что нельзя себя так настраивать. Что ей же будет хуже. Но, во имя богов, как славно, как сладко не бояться, что тебя могут ударить за один косой взгляд! И за это вот Эмме кажется, что она уже почти любит и Лупу, и Суллу, и всех, кто живет в этом доме. Если бы Сулла выкупил Регину… Может быть, можно попросить Лупу? Ведь Регина когда-то была с ней…
При этой мысли, впрочем, Эмма мгновенно мрачнеет. Она не готова подкладывать Регину под Лупу, пусть даже так уже было. Нет-нет. Нужно придумать что-то другое.
Навстречу попадается Криспус. Он удивленно смотрит на Эмму, шагающую рядом с Суллой, но, конечно же, не говорит ни слова. Эмма закусывает губу и косится на Суллу. Он ее отпустит? Или придется до ночи ходить с ним рядом?
На Тускул наползает ночь, а вместе с ней и прохлада. До весны еще долго, но уже безумно хочется ощутить ее дыхание, подставить лицо горячему солнцу, омыть ладони в теплом дожде, вдохнуть запах цветущих деревьев и трав… Эмма вдруг отчетливо представляет свою весну, ту, что терпеливо ждет ее дома. А какая будет здесь?
Еще она понимает, что слишком давно не вспоминала отца и мать. Ей становится от этого не по себе. Будут прокляты те дети, что забыли о своих родителях.
В голову почему-то приходит Неро.
А что бывает с теми родителями, что забыли о своих детях?
Эмма думает: были ли родителями Неро рабы, которые умерли? Или Руфия нашла его где-то и приютила? Что случилось? Надо будет расспросить. Не самого Неро, конечно.
У самого входа Сулла останавливается вдруг и поворачивается.
– Будь с ней нежна.
Эмма не сразу понимает, о ком речь. А когда все же понимает, то бледнеет:
– Господин…
Почему он говорит с ней о Лупе? Почему спрашивает такие вещи?
Она снова теряется, потому что не видит правильного ответа. А Сулла пальцами ловит ее за подбородок, будто она пытается увильнуть.
– Иначе я найду способ тебя наказать.
Губы его растягиваются в улыбке: вежливой и довольно приятной. Эмме надо бы понять: он – хозяин. Но она бесстрашно заглядывает в его глаза, и видит, что они не пусты.
Он действительно хочет, чтобы она была нежна с его женой.
Это до невозможности странно. Это до безумия неправильно.
И все же Эмма каким-то чудом понимает, что движет Суллой.
Он женился на Лупе из-за денег. Он не любит ее так, как она, должно быть, того заслуживает. Возможно, он считает себя виноватым за то, что она делает.
И он хочет хоть как-то искупить свою вину.
Посредством Эммы.
Эмма вспоминает ту фразу, что кинула вчера Лупа, когда они шли из атриума. И говорит спокойно и твердо:
– Да, господин. Я буду.
Лупа несчастна. Это не значит, что Эмма должна жалеть ее. Но она жалеет.
У нее все еще доброе сердце.
Взгляд Суллы смягчается, он отпускает Эмму и кивает.
– Ты – хорошая девочка, – негромко говорит он. – Я думаю, мы подружимся.
Он кивает еще раз и уходит, не оборачиваясь. Эмма смотрит ему вслед. Сердце у нее бьется очень ровно. А внутри отчего-то не остается никаких подозрений по поводу этого дома.
Сулла может любить мужчин, но что-то есть у него к Лупе, что наполняет теплом и его самого, и окружающих. Эмма вспоминает лудус, Ауруса и его отношения с родными.
Пусть лучше так, как здесь. Пусть у Лупы нет любви, зато она и не пытается ее разыграть. Не пытается надавить. Не врет себе и мужу. Не спит со своим братом. А Сулла… Что ж, Эмма думает: он хороший человек. Пусть даже не кажется таким с первого взгляда.
Приходит вечер. В купальне, в которую Эмма наведывается каждый день – и эта привычка ей очень нравится, – никого нет. Вода не горячая, но достаточно теплая, чтобы блаженно расслабиться в ней, до того смыв с плеч и груди следы пота после тренировки. Эмма откидывается на бортик и прикрывает глаза.
Регина встает перед ней, как живая: голубая туника, распущенные по плечам волосы, карие глаза. Она улыбается и что-то говорит, но видно лишь шевеление губ. Эмма улыбается ей в ответ и протягивает руку, зовя к себе. И слышит:
– Как знала, что найду тебя здесь!
Эмма испуганно вскидывается ровно тогда, когда Лупа избавляется от одежды и быстро погружается в воду. Двух вдохов ей хватает, чтобы подобраться ближе и обвить мокрыми руками плечи Эммы.
– Ты скучала по мне?
Жаркий шепот тревожит губы, а следом язык пробирается между ними, толкается в горячую влажность рта, встречается с другим языком и сплетается в быстром танце.
Эмма научилась отвечать правильно. Она умеет отворачиваться от Регины и целовать Лупу так, чтобы та дрожала в ее руках, чтобы прижималась всем телом, чтобы терлась грудью о грудь. А после сегодняшних слов Суллы Эмма делает это с гораздо большим воодушевлением.
Она уже не считает это изменой Регине. Что-то словно переключается в ней, когда она оказывается с Лупой. Может быть, она научилась разделять любовь и плотские удовольствия. А может быть, ей не оставили выбора, и нужно было или привыкнуть, или сойти с ума.
Лупа седлает ее бедро и трется об него, не оставляя в покое губы Эммы, терзая их своими кусачими поцелуями. Эмма отвечает страстно, жадно, так, чтобы не осталось сомнений: она заинтересована в этом, она хочет этого. Руки ее скользят по спине Лупы сверху вниз, пальцы сжимают зад, ласкают его, как вода ласкает сами пальцы. Лупа охает, запрокидывая голову, не переставая двигать бедрами. Эмма как можно более преданно смотрит на нее снизу вверх, желая верить, что на этом их вечер кончится, что Лупа не захочет продолжить его в спальне. Она даже ведет языком по выгнутой шее Лупы и сильнее напрягает бедро, чтобы привести римлянку к желаемой развязке. Ее в который раз поражает, как быстро Лупа со всем управляется. Как же хорошо она знает свое тело!
