– О, Эмма, хочешь сверху?

Она похотливо улыбается и передает Эмме игрушку, привольно раскидываясь на кровати.

Эмма ничего не хочет. Но она затягивает на себе ремешки и почти привычным жестом проверяет, достаточно ли влажна Лупа. В ответ на это Лупа выгибает спину и шире разводит ноги, словно призывая не медлить. Она не предлагает масла, чтобы облегчить вход, и Эмма немного опасается, что сделает больно, однако когда фаллос входит в Лупу, не ощущается ничего, что могло бы замедлить его продвижение. Эмма старается быть аккуратной и не спешить, но Лупа торопит ее:

– Быстрее!

Приходится ускориться. Перед глазами невольно всплывают картинки из прошлого, из той ночи, когда Регина лежала под Эммой и дарила совершенно другие ощущения. Эмма старается вызвать их к жизни. Тщетно. К счастью, Лупа, как и обычно, кончает быстро и не пытается на этот раз доставить удовольствие Эмме.

– Обними меня, – говорит она, поворачиваясь спиной, и добавляет: – А его не снимай.

Эмма, уже приготовившаяся избавиться от обузы, убирает руки от ремешков и осторожно ложится позади Лупы, с трудом пристраивая фаллос. Ей кажется, что это будет неудобно – спать с ним, – однако римлянка не протестует. Эмма обнимает ее, пытаясь улечься так, чтобы чужие волосы не лезли в лицо, но получается плохо. Тогда она просто замирает, надеясь, что сон придет быстро и будет благостным. Впервые за два дня хочется помолиться Одину, и Эмма делает это: в доме Суллы нет молельни, и это поразительно. Лилит говорила, что здесь считают, будто молиться богам можно в любом помещении. Что ж, вот оно – любое помещение.

Эмма благодарит Одина за то, что он приглядывает за ней, и просит его еще об одной услуге: присмотреть за Региной.

Вестей из лудуса нет: ни плохих, ни хороших, что само по себе уже является хорошей новостью. Эмма безмерно хочет встретиться с Беллой, но пока что никто не отпускал ее на прогулки, а здесь Белле делать нечего. Интересно, где состоится встреча заговорщиков? Не забыть рассказать им про Завоевателя.

За своими мыслями Эмма не замечает, как погружается в сон.

И Регина там протягивает ей навстречу руки.

========== Диптих 20. Дельтион 1. In infinitum ==========

In infinitum

до бесконечности

Сулла разрешает Лилит тренировать Эмму, и если это разрешение и волнует как-то Лупу, то она этого не показывает. Эмма не чувствует изменений в отношении к ней и потихоньку расслабляется. Да и в этом месте невозможно не расслабиться! Эмма никогда бы не подумала, что рабы и хозяева могут казаться… семьей, что ли… Это невероятное, невозможное слово, слишком далекое от всех представлений Эммы о рабстве, но в доме Суллы все именно так. Да, это очень странная семья, в которой один может выпороть другого, однако мало-помалу Эмма убеждается, что рабы и сами стараются не допускать таких ситуаций, за которые их можно было бы наказать. И создается впечатление, что они хотят избавиться от своего хозяина гораздо меньше, чем рабы Ауруса. Но почему же тогда подпольщики появились именно тут?

Спустя пару дней, когда Эмма идет на рынок вместе с Лилит, она спрашивает ее об этом. Рядом с ними нет соглядатая, нет вообще никого, кто сторожил бы, и это настолько близко к свободе, что Эмма впервые за долгое время дышит полной грудью. Она понимает, прекрасно понимает, что, конечно, никакая это не свобода, и что если она прямо сейчас попытается сбежать, то ее найдут и вернут обратно, но все равно это так удивительно, что не хватает слов описать это удивление.

Лилит выбирает свежую зелень – Руфия наказала принести лучшую – и говорит, не оборачиваясь:

– Хозяин у нас неплохой, но он остается хозяином. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Эмма понимает. Как понимает и то, что выбрала не самое удачное место для подобных обсуждений, а потому замолкает и довольно долго помогает Лилит набрать в корзину то, что заказала Руфия. Невольно вспоминается похожая прогулка на рынок с Региной, и Эмма нежно улыбается своим воспоминаниям.

Она скучает. Скучает по улыбке Регины, по ее рукам, по ее голосу. Она многое отдала бы, чтобы прямо сейчас выслушать от нее все, что угодно, лишь бы только она говорила и говорила, а Эмма бы слушала и не могла бы наслушаться.

Она думала, что будет тяжелее. Но, видимо, стремление к конечной цели облегчает ситуацию. Их разлука не навсегда, Эмма верит, что однажды вернется, а пока что пусть все уляжется, утрясется.

Вестей из лудуса по-прежнему нет: ни плохих, ни хороших. И Эмма чувствует себя спокойно. Пробус не тревожит ее ни во снах, ни в мыслях. Она все еще считает, что можно было поступить иначе, однако и последствия были бы совершенно другими. Вряд ли лучше. Для нее так точно.

Она чешет плечо и натыкается пальцами на клеймо.

– Слушай, – спрашивает она у Лилит, – а Сулла не будет ставить мне свое клеймо?

Лилит косится на нее.

– А ты хочешь?

Эмма недоуменно хмурится.

– Кто меня спросит?

Лилит хмыкает и ничего не говорит. Эмма какое-то время ждет от нее ответа, потом задает следующий вопрос:

– Считаешь, сколько времени Завоевателю потребуется на самом деле, чтобы добраться до Рима?

Конечно, она давно рассказала Лилит об услышанном в атриуме и почти не сомневается, что это добралось и до других заговорщиков.

Лилит выбирает специи, долго и придирчиво, словно не слыша Эмму, а та изнывает от нетерпения. Ей безумно хочется прямо сейчас оказаться в кругу заговорщиков, посмотреть на них, явить им себя. Да, она уже знает, кто они, но знать вот так, издалека, одно, а стать одной из них, встать рядом плечом к плечу, совсем другое.

Лилит расплачивается, поднимает корзину, предварительно забросив туда мешочки со специями, и кивает Эмме, словно говоря, чтобы она шла следом. Они пробираются через толпу галдящих горожан, в которой Эмма невольно выискивает знакомое лицо, и уже у выхода с рынка Лилит негромко говорит:

– Возможно, он уже где-то здесь.

Эмма невольно замедляет шаг, будто ожидает, что Завоеватель вот-вот выйдет из-за угла.

– Здесь? – повторяет она, понижая голос.

Лилит кивает, не оборачиваясь, и невозмутимо идет вперед.

– Здесь, – повторяет Эмма, трепеща. – В Тускуле.

– Может, и в Тускуле, – отзывается Лилит. – Речь ведь шла только об армии. Это не значит, что Завоеватель сам ведет ее в бой.

Эмма слушает и не может осознать до конца. В ее понятии командир всегда впереди армии. Но может ли так случиться, что он будет… далеко впереди? Слишком далеко?

Нет никакого шанса прямо сейчас столкнуться с Завоевателем, разумом Эмма это понимает, но сердце продолжает трепетать и на что-то надеяться. Словно само возможное присутствие Завоевателя в Тускуле решит сразу все проблемы. Эмма всматривается в лица проходящих мимо мужчин и с трудом заставляет себя перестать это делать.

Завоевателя здесь нет.

Лилит просто так сказала это. Чтобы поддержать разговор.

Эмма глубоко вздыхает, приноравливаясь к шагу Лилит.

Они уже тренировались несколько раз, в полной амуниции, с настоящим оружием. Эмма пока проигрывает, но сдаваться не собирается. В голове у нее сидит правда, по которой получается, что она не выиграла тот бой, и это заставляет ее стискивать зубы и идти вперед. Хоть чего-то она должна добиться в этой жизни, чтобы быть достойной Регины, чтобы показать ей, что она может на нее рассчитывать.

– Смотри, – Лилит останавливает вдруг Эмму, схватив ее за плечо.

Мимо них, тяжело чеканя шаг, проходит небольшой отряд солдат. Они движутся по направлению к порту. Рядом с восторженным улюлюканьем бегут мальчишки, одному из которых перепадает солдатский хлеб.

Эмма провожает их долгим взглядом.

Началось?

Куда они? В Рим?

Значит ли это, что скоро подпольщики перестанут быть подпольщиками?!

Эмма сгорает от нетерпения, даже все мысли о Регине не волнуют ее сейчас так, как волнуют эти солдаты и то, что может последовать за ними. Она поворачивается к Лилит и шепчет, едва удерживая себя от того, чтобы закричать в полный голос: