Впрочем, мало что осталось правильного в этом мире.

– Непозволительная беспечность, – качает головой Эмма, имея в виду Суллу. Аурус бы не разрешил своим гладиаторам сражаться настоящим оружием без присмотра наставника. Впрочем, у Суллы ведь нет наставника. И лудуса нет.

Вернувшаяся Лилит снова пожимает плечами.

– Это дело хозяев. Да и если хоть один меч пропадет, накажут всех. Никто к этому не стремится, я тем более.

Эмма поднимает голову.

– Такое уже бывало?

Она ждет, что Лилит расскажет, но та лишь коротко бросает:

– Да, – и без предупреждения идет в атаку.

Эмма думает, что забыла, как это делается. Ей кажется, что трех дней беспечного безделья хватило, чтобы после первого же удара выпустить меч из рук. Но тело помнит, пальцы крепко сжимают эфес, а ноги пружинисто отбрасывают Эмму прочь от замаха Лилит. Удар приходится в пустоту, Лилит пошатывается и сразу же отходит, вставая в оборонительную стойку.

Эмма не спешит нападать. Она чуть подбрасывает правой рукой меч, не сводя глаз с Лилит, и шагает в сторону. Взгляд Лилит дергается следом.

Эмма возвращается.

Взгляд Лилит тоже.

Улыбка наползает на губы Эммы. Немного жаль, что ноги не босые: Эмма привыкла тренироваться босиком. Но ничего. Справится.

Эйфория мало-помалу просачивается в кровь, заражает дыхание, придает зоркости глазам. Эмма соскучилась по боям. Она не считает себя отменным бойцом, но после стольких месяцев в лудусе, после давления со стороны Ауруса, после того, годового, боя…

Лилит снова делает выпад. Острие гладиуса пропарывает ткань туники Эммы, оставляя дыру в боку, почти не задев при этом кожу. Эмма, спохватившись, отскакивает, но уже поздно.

Лилит опускает меч.

– Плохой из тебя гладиатор, – улыбается она.

Эмма согласно кивает.

Плохой.

Но на арене она бы не задумалась.

– На арене было бы иначе.

Лилит трясет головой.

– Нельзя разделять арену и не-арену, – поучительно говорит она. – Нужно быть готовой всегда.

Она прокручивает меч, подкидывает его и ловит за спиной, продолжая:

– Если ты выходишь в настоящий бой, будучи готова только к подставному, не жди многого.

Она наставляет острие гладиуса прямиком на Эмму.

– Именно поэтому Сулла разрешает пользоваться настоящим оружием. Чтобы его гладиаторы всегда были готовы.

Эмма отбивает мечом меч Лилит и отступает на шаг.

– Я не гладиатор Суллы, – буркает она.

– Его, – не соглашается Лилит и подступает – ровно на тот же самый шаг. – Ты ведь не хочешь остаться только личным рабом Лупы?

Ее меч описывает идеально быструю, идеально стальную дугу и опускается на меч Эммы: в этот раз та готова и разозлена. Она отталкивает чужое оружие и, нагнувшись, проскальзывает под занесенным щитом, оказываясь сбоку от Лилит, и ногой пихает ее со всей силы. Лилит ахает и разворачивается, продолжая пытаться щитом достать до Эммы, но злость и досада все еще помогают той быть ловчее, быть быстрее.

Она знает, что гладиатор из нее не так уж и хорош. Иначе она не проиграла бы Галлу. Ее бы не ранила та рыжая. Но ей неприятно слышать это от другого человека.

– Но я победила тебя! – выдыхает Эмма, ускользая от Лилит и ее меча, готового продрать тунику и с другой стороны. Лилит смеется, ее дыхание чуть сбито. Она обходит Эмму слева направо, и взгляд ее внимателен и напряжен, будто смех ей не принадлежит.

– Победила, – не отрицает она. – Тебе были созданы все условия. Я боюсь огня.

Эмма замирает в растерянности, а Лилит, пользуясь моментом, бросается к ней и одним точным ударом выбивает меч из правой руки. Тот, звеня, отлетает, Эмма быстро перебрасывает из левой второй меч и уклоняется от толчка щитом.

Выходит, ее победа была нечестной? Кто знал об этом еще? Почему Лилит не сказала раньше? Пожалела ее?!

Злость накатывает приливом, заставляет Эмму ринуться вперед, нагнувшись. Лилит хороша, но все же недостаточно быстра. Она раскидывает руки вместо того, чтобы прикрыться щитом, и Эмма головой врезается ей в грудь, сбивая с ног. Лилит падает, Эмма падает на нее сверху и тут же приставляет гладиус к горлу.

– Замри! – командует она, и Лилит замирает, болезненно морщась. Дыхание со свистом срывается с ее губ. Эмма склоняется к ней.

– Это правда? – пытливо спрашивает она. – Про огонь? Ты действительно его боишься?

Лилит кивает, хоть ей и очевидно неудобно делать это из того положения, в котором она находится. Эмма нехотя убирает меч от ее шеи и распрямляется.

Видимо, Аурус, как ни убеждал остальных, сам в ее силы слабо верил.

Эмме обидно.

Еще более обидно ей оттого, что она понимает: это правда. Не вышел из нее гладиатор. И зачем только Аурус затеял все это? Будь она мужчиной…

Эмма резко отталкивается от Лилит и поднимается, отряхивая колени. Лилит, продолжая морщиться, следует за ней и встает, почти не разгибаясь.

– Хороший удар, – выдыхает она, потирая живот.

Эмма вручает ей меч и бросает, отходя за вторым:

– Плохой удар. Не выйдет из меня бойца, тут ты права.

Обидно. Досадно. Но она переживет. Тем более что в лудус ей нужно вернуться совсем не за тем, чтобы выйти снова на песок.

– Дура ты, – необидно говорит Лилит, забирая оружие. – У тебя есть, к чему стремиться. Ты неплохой боец. Просто, мне кажется, Август не делал на тебя ставку из-за того, что ты женщина.

Вот тут она права. И Эмма кивает, не видя смысла скрывать.

– Он не любит женщин.

– Я так и подумала, – бормочет Лилит. Она относит оружие и возвращается, потирая живот. Эмме на мгновение становится неудобно. Но всего лишь на мгновение.

– Слушай, – говорит Лилит. – Я могу тебя потренировать, если хочешь. Нормально. С настоящим оружием. В тяжелых доспехах. Чтобы на арену ты выходила полностью готовая: ко мне или к кому-то еще. Я могу попросить Суллу разрешить это.

Эмма задумчиво смотрит на нее. Зачем Лилит это нужно? Или ей скучно? И почему Сулла обязательно разрешит ей?

Эмме хочется, чтобы поскорее наступил день, когда соберутся заговорщики, но он все не наступает, а заниматься чем-то необходимо. Помимо Лупы, бесцельного брождения по территории и безумно вкусных ужинов у Руфии.

– Не вижу смысла, – вздыхает она все же.

Лилит нетерпеливо трясет головой.

– Ну что ты! – восклицает она. Подступает к Эмме, кладет руки ей на плечи, крепко сжимает пальцы и пытливо заглядывает в глаза.

– Ты можешь стать великолепным бойцом, Эмма, – убежденно говорит она. – Отпусти себя. Почувствуй себя.

Эмма не может себя отпустить. Она не знает, как это делается. И она не хочет это делать. По крайней мере, не сейчас.

– Что мне с того? – уныло спрашивает она, и Лилит широко улыбается ей, склоняясь к самым губам.

– Ты же хочешь Регину? – голос ее звучит вкрадчиво. – Робин получил ее за свои умения. За свои победы.

Это откровение вдруг ошеломляет Эмму, хоть оно и не ново. Лилит отстраняется, а Эмма смотрит на ее губы, с которых только что слетали слова, и повторяет эти слова про себя.

Она может получить Регину.

Она может получить ее и без побед, не так ли?

На кончиках пальцев концентрируется ощущение, от которого Эмме становится слишком хорошо. В какой-то момент она ловит себя на мысли, что жалеет об отсутствии Лупы.

– У тебя лицо горит, – внезапно отмечает Лилит. Эмма вздрагивает и прижимает к щекам холодные ладони. Действительно, горит.

– Из-за тренировки, – лжет она, и Лилит кивает, хотя обеим – Эмма понимает это прекрасно – ясно: тренировка длилась слишком мало, чтобы по-настоящему устать.

Лупа приезжает к вечеру, когда Эмма успевает сойти с ума от мыслей о Регине и о том, что она могла бы сделать с ней. Руки то и дело тянутся забраться под тунику, но всякий раз Эмма одергивает себя. И правильно делает: Лупа утаскивает ее в спальню сразу же, как находит, а находит она быстро.

– Смотри, – радуется она, протягивая Эмме какой-то сверток из ткани. – Я сразу подумала о тебе, когда увидела! Примерь!