Фрейя дала четкий ответ.

Нужно было просто ему поверить.

Комментарий к Диптих 18. Дельтион 1. Vale

Продолжение - 9 февраля.

========== Диптих 18. Дельтион 2 ==========

Мертвая тишина.

Мертвая.

Мертвая…

Это слово все крутится и крутится в голове у Эммы, и она все пытается уцепиться за него, но получается плохо. Тогда она садится на корточки и негнущимися пальцами трогает щеку Пробуса, будто это чему-то поможет.

– Он мертв, – бормочет она, а сердце выскакивает из горла вместе со звуками, и надо прикладывать усилия, чтобы отправить его обратно.

Она видела умерших и раньше.

Она видела, как убивали.

Но она никогда не видела, чтобы убивала Регина.

Она даже представить не могла, что…

– Я попала ему в сердце, – бесцветно говорит Регина. – Он не мучился.

Она подходит, наклоняется и одним движением вытирает кинжал о тунику мертвеца, оставляя на ней кровавые следы. Эмма ошарашенно следит за ней, пытаясь отыскать хоть какие-то эмоции. И не может. Просто не может. Сама ли не видит или Регина умело их прячет… Словно она уже не раз убивала. Будто для нее это – раз плюнуть.

Эмма медленно поднимается. В горле пересохло, больно даже сглатывать, потому что слюны попросту нет. Она снова смотрит на Пробуса, на то, как он уткнулся лицом в пол и не шевелится. Он и не должен шевелиться. Больше нет.

В домусе все еще тихо. Никто не спешит застать Эмму и Регину на месте преступления.

– Он бы не донес, – размыкает слепившиеся губы Эмма и обхватывает плечи руками, потому что внезапно становится холодно.

Она хочет верить в свои слова. Хочет верить в Пробуса.

– Он бы донес, – по-прежнему бесцветно отзывается Регина. – Потому что он тоже хотел жить, – она в упор смотрит на Эмму. – Как и я. Как и ты.

Кинжал в ее руках чуть подрагивает. Или это масляная лампа снова грозится потухнуть?

Эмма прерывисто вздыхает и боязливо оглядывается, проверяя, на месте ли занавесь.

На месте.

– Мы могли бы переубедить его, – бормочет она и только сейчас замечает, что брызги крови попали на Регину, ей на лицо. Эмма дергается, будто хочет подойти ближе, но остается стоять на месте.

И на лицо, и на руки, и на тунику. Регина вся в крови. Она могла не вытирать кинжал. Это ничего не дало.

Видно, взгляд Эммы заставляет Регину что-то заподозрить, потому что она подходит к зеркалу и всматривается в свое отражение: абсолютно безучастно. А потом говорит, не оборачиваясь:

– Или не могли.

– Но… – пытается возразить Эмма, и Регина тут же ее перебивает:

– О чем ты споришь, Эмма? Дело сделано.

В ее голосе явственно проступает раздражение. Краем туники она вытирает лицо, но кровь уже подсохла, и следы все равно остаются. Она смотрит на кувшин с водой, стоящий у стены, однако не двигается с места.

Эмма наблюдает за ней, не зная, что делать дальше. Первая дрожь, первый страх схлынули, и теперь надо решать, как поступить с телом. Ведь не оставлять же его тут!

Эмма пытается думать здраво, но получается плохо. Она знает только, что возьмет на себя вину, если дело до этого дойдет. Ей уже хуже не станет. Или станет? А, неважно! Главное – защитить Регину. Это единственное, что Эмма может сейчас. Это единственное, что она понимает.

Она заговорила про подпольщиков. Из-за нее Пробус чуть было не выдал их. Значит, ей и отвечать.

После принятие этого решения становится полегче. Эмма чуть приободряется и предлагает:

– Давай… вытащим его?

Она понятия не имеет, как сделать это так, чтобы никто не заметил. Да и они – две женщины. Утащат ли? Но волочь по полу…

Эмму перетряхивает от того, как равнодушно она размышляет о способе избавления от тела. Это ведь Пробус! Она хорошо к нему относилась! И он к ней! Однако что-то подсказывает: сейчас это просто труп, который может доставить им кучу неприятностей. Так же много, как при жизни.

Эмма вытирает рукой лоб. Тот абсолютно сухой. Смотрит на Регину, та в ответ смотрит на нее. И Эмма чувствует, как разливается тепло внутри от этого взгляда. Это неправильное тепло, о нем не нужно сейчас думать, но Эмма думает. Словно смерть Пробуса связала их сильнее. Такое возможно?

– Иди за Робином, – вдруг говорит Регина. Эмма вздрагивает, волшебство взглядов тут же исчезает.

– За Робином? – повторяет она недоуменно.

Регина кивает.

– Мы не вытащим его сами.

Она быстрым шагом подходит к постели и прячет под матрас кинжал, который все это время продолжает держать, будто боится отпустить. Эмма следит за ней, потом трясет головой.

– Иди ты, – предлагает она. – Я останусь. Вдруг кто-то зайдет…

Она все еще полна решимости взять вину на себя. В конце концов, так оно и есть.

Она виновата. Если бы она не пришла сюда, Регина не убила бы Пробуса.

Внутри все холодеет.

Регина… убила…

А Регина смотрит на нее как на больную.

– Я вся в крови, – медленно и размеренно говорит она, будто опасается, что иначе Эмма не поймет. – И это моя комната. Если кто-то зайдет…

Она делает паузу, по выражению лица отчетливо видно, что подобная мысль страшит ее не меньше, чем Эмму. Потом продолжает:

– Если кто-то зайдет, мне будет проще объяснить, что в моей комнате делает труп.

Она права. Конечно же, она права.

Эмма с усилием сглатывает, добиваясь того, что горло, наконец, смачивается слюной, и кивает.

Робин поможет. Он единственный, кому тут можно безоговорочно довериться.

Она все еще не хочет оставлять Регину, но и медлить нельзя. Время идет, скоро наступит утро, домус проснется. И тогда…

– Подожди, Эмма, – слышит она уже почти на пороге и оборачивается.

Регина торопливо подходит и порывисто обнимает ее, пряча лицо на правом плече. Эмма, не задумываясь, обнимает ее в ответ и целует в висок, не желая отнимать губ.

– Все будет хорошо, – бормочет Регина ей в шею. – Главное, ничего не бойся.

Она целует Эмму в губы и тут же отступает назад, однако Эмме кажется, что она успела это почувствовать.

Дрожь.

Регина боится.

Она боится оставаться одна.

Она боится, что кто-то узнает.

Она боится отпускать Эмму.

Но она пытается быть сильной.

И поэтому Эмма тоже должна такой быть.

И поэтому она порывисто обнимает Регину снова и снова целует: глубоко, жадно, так, как не думала целовать еще мгновение назад. Если Регина и теряется, то очень быстро приходит в себя, и вот уже они встречаются языками, и сплетаются ими так страстно, словно и нет никакого Пробуса на полу, и ничего им не грозит. Еще один вздох – и Эмма готова забыть обо всем, однако Регина разрывает поцелуй и бормочет:

– Иди же, скорее!

Ее грудь снова высоко вздымается, будто от волнения.

Или от желания.

Но разве может она сейчас желать чего-то плотского?

Когда Эмма бежит по галерее к Робину, то старается ни о чем не думать. Ей просто нужно скорее вернуться. К сожалению, мысли сами лезут в голову.

Если у Регины действительно есть заступник в виде Ауруса, тогда, получается, она убила Пробуса, чтобы не пострадала Эмма.

Эмма задыхается, когда понимание этого накрывает ее волной.

Может ли Регина так сильно любить ее, чтобы пойти на такое? Чтобы убить человека? Чтобы попытаться спасти ее?

Домус спит и не знает, как разрывает Эмму от ответной любви.

Она практически врывается в комнату к Робину и каким-то чудом умудряется не разбудить Мэриан и Роланда: не иначе, боги снова на ее стороне. Робин спит, положив руку под щеку, и Эмма, пытаясь отдышаться, склоняется над ним почти так же, как недавно склонялась над Региной. Вот только его она будит.

– Робин! Робин! – едва слышно зовет она, с опаской поглядывая на Мэриан на другой половине кровати, но женщина и не думает просыпаться. Эмма знает, что никто не дает ей спуску, что она работает наравне со всеми, должно быть, из-за этого сон ее так крепок.

Робин открывает сонные глаза.

– Что… Эмма??