– Меня продали, Регина, – с отчаянием говорит она. – Ты понимаешь? Я не вернусь сюда.

Она хочет сказать: «Могу не вернуться», но язык не поворачивается.

Боги в который раз посмеялись над ней. Услышали ее мысли и сделали так, что она пожалела. Хотела ли она очутиться в доме Суллы, рядом с заговорщиками, таким образом? Конечно, нет! И, конечно, ей мало того времени, что отвел Пробус, учитывая, что все, как обычно, идет не так, как задумано.

Во взгляде Регины при словах Эммы промелькивает что-то, чему сложно подобрать определение. Она будто бы дергается навстречу, но тут же отступает обратно. Держит себя на расстоянии. И это тревожит Эмму. Не злит, нет, но сердце не на месте.

Она не опускает рук, однако уже понятно, что Регина не подойдет. Эмма поджимает губы и прерывисто вздыхает.

– Регина…

Регина тут же обрывает ее:

– И что ты хочешь, чтобы я сказала тебе напоследок?

У нее странное выражение лица. Она будто и хочет, и не хочет услышать ответ на свой вопрос.

Эмма криво улыбается.

– Поцелуй меня еще раз.

Она могла бы попросить о сотне, тысячи поцелуев, но и их будет мало. Ей всегда будет мало Регины. Как же поздно она это поняла!..

– Нет, – коротко отвечает Регина и скрещивает руки на груди, будто отстраняясь. Ее светло-зеленая туника кажется темнее из-за неяркого освещения. На запястье поблескивает браслет, от которого Эмма вдруг не может отвести глаза.

Дышать становится трудно.

Регина носит ее подарок.

Несмотря ни на что. Невзирая на жестокие слова, на бесконечные попытки оттолкнуть… Даже если она спит с Аурусом…

Она носит ее подарок.

И внезапно не остается сил, чтобы дальше молчать.

– Я люблю тебя, – первое в жизни признание Эммы получается обреченным и грустным. Да еще и Регина смотрит на нее так, будто услышала проклятие.

– Забери свои слова обратно! – тут же требует она. – Ты клялась, что не посмеешь этого сделать!

Она выглядит разъяренной и пятится, когда Эмма снова пытается подойти ближе.

– Не смей! – она выставляет руку. – Не приближайся!

У нее испуганные глаза и сбившееся дыхание. Она действительно боится – но чего?

Воздух пропитан напряжением. Он такой густой, что его можно кромсать мечом. Или кинжалом, который все еще лежит на столе возле зеркала: да куда ж он денется?

Эмма покорно останавливается. И повторяет:

– Я люблю тебя, Регина.

Во взгляде Регины – бесконечность падения и обреченность. Она размахивается и дает ей пощечину. Сильную, резкую, обжигающую. Эмма пошатывается и стискивает зубы. В чем она виновата на этот раз?

– Почему? – горько спрашивает она, не надеясь на ответ, но, видимо, Регине тоже нечего терять.

– Ты призналась мне в любви, а теперь исчезаешь! – в голосе Регины – все еще страх. И Эмма ставит себя на ее место. Кто-то уже бросил ее – вот так. Поклявшись в вечной верности и не сдержав слова. А что делает она? Идет по кругу? Повторяет то, что для Регины – самый большой страх? Но как теперь забрать слова обратно…

Она вздрагивает и протягивает руки, собираясь сказать, что все будет хорошо, что она все исправит, пусть только Регина даст ей время. Пусть только верит в нее. Но вместо этого говорит совершенно другое:

– Лилит сказала мне, что ты тоже с заговорщиками. Мы будем видеться. Я тебе обещаю.

Регина меняется в лице так быстро, что кажется, будто кожа вот-вот сползет с него. Она хватается за свое горло и открывает рот, а потом закрывает его, так и не выпустив из себя ни слова. Эмма думает, что все это относится к ней, но тут замечает, что взгляд Регины устремлен куда-то поверх ее плеча. И, разворачиваясь, Эмма уже знает, что увидит.

– Я все слышал, – глухо говорит Пробус с порога, рука его покоится за эфесе гладиуса. – Про заговорщиков.

Глаза его бегают, рот искривлен, взгляд, наполненный недоверием и отвращением, перескакивает с Эммы на Регину и обратно.

Воздух был густым? Теперь дышать и вовсе невозможно.

По спине скатывается липкий пот. В ушах стучит. В груди теснятся нарастающие удары барабанов: бум-бум-бум!

Регина издает непонятный звук. Эмма кидает на нее быстрый взгляд и видит, что лицо ее искажено презрением, маскирующим страх. По темным глазам невозможно ничего понять.

Регина спряталась за своими стенами и готовится уйти в отрицание.

Эмма понимает, что должна что-то сделать. Она опять все испортила. И вот теперь уже выпутаться из всего этого будет не так просто.

Она сглатывает и обращается к Пробусу:

– Ты все не так понял…

– Эмма, стой на месте! – перебивает ее мужчина и вскидывает руку. – Не подходи!

Он явно ошарашен услышанным.

Эмма покорно замирает. В голове хаотично носятся мысли, предположения, решения, но ничего не кажется правильным.

Аурус убьет их. Распнет на главной площади, а потом хозяева с кнутами будут искать других заговорщиков.

Эмма становится больно почти физически.

Она всех подставила. Подвела. И Регину.

Она подставила Регину.

Снова.

Пробус вдруг шагает вперед и приближается к Эмме, останавливаясь точно перед ней.

– Ты обманула меня, – горько говорит он. Хочет добавить что-то еще, но вместо этого с досадой машет рукой. Переводит взгляд на Регину и долго смотрит, будто пытается что-то отыскать в ней, в ее облике. Регина молчит, ее молчание тяжелее самой тяжелой ноши. Эмма стоит к ней спиной и боится поворачиваться.

Как же все исправить?..

– Пробус, – снова заговаривает она, и тот устремляет на нее взгляд. – Пробус, ты не должен…

– Я должен.

Рот Пробуса мученически искривляется. Он отворачивается, собираясь уйти.

Регина стоит, не шевелясь, словно превратилась в статую.

Время смерти приближается.

Эмма не знает, что делать. Ни одной дельной мысли в голове. Она догадывается только обогнать Пробуса и встать перед ним, заступая путь.

– Не надо, – умоляюще просит она его, готовая пообещать все, что угодно. – Пробус, пожалуйста…

Она переспит с ним. Пусть только попросит – она сделает все! Но он не должен выдавать Регину! Она не может это допустить!

В его взгляде решимость смешивается с жалостью и пониманием. Он качает головой.

– Это моя работа, Эмма. Если я не доложу Аурусу, а потом все это всплывет, мне не жить. Прошу тебя, пойми…

Он не успевает закончить до того, как Регина вонзает кинжал ему в спину.

А потом еще.

И еще.

Лезвие с тихим хлюпающим звуком выходит из плоти последний раз.

Эмма застывает, не в силах пошевелиться.

Светлые глаза Пробуса удивленно стекленеют. Вместе с хрипом срываются с губ кровавые пузыри. Он поднимает руку, пытаясь схватиться за Эмму, но не дотягивается и валится: сначала на колени, потом навзничь, нелепо вывернув конечности.

Время останавливается и больше никуда не бежит. Смерть пришла, забрала свою плату и ушла снова. Хотя, нет, не ушла. Караулит. Ждет. Она терпеливая.

И у нее тоже есть хозяин.

Эмма зажимает рот руками: чтобы не просочилось ни единого звука, ни единого всхлипа. И пятится, пятится, пока не натыкается бедром на край стола. Почти не больно, потому что почти ничего не чувствуется. Страх забивает собой все, до чего дотягивается.

Эмма пытается дышать, но получается плохо. Слезы близко, и приходится сдерживать их всеми возможными силами.

Пробус… мертв.

Совсем.

Окончательно.

Навсегда.

Это не укладывается в голове. Но это нужно туда уложить. И быстрее.

Регина неотрывно смотрит на неподвижного Пробуса. Грудь ее высоко вздымается и опадает под тонкой тканью туники. С лезвия кинжала сочными каплями падает на пол кровь.

Тихо.

Мертвая, мертвая тишина.

И только оглушительный стук сердца разрывает ее напополам.

Чье это сердце? Ее собственное? Или Регины?

Эмма убирает руки от лица и пытается сделать вдох. Получается плохо. Что-то черное ворочается в грудной клетке, когда она смотрит на мертвеца. Перед глазами возникает и пропадает, будто призрачный, помутневший янтарь.