Он несмело берет ее за руку и так же несмело сжимает пальцы.

– Если бы я мог выкупить тебя…

Он не продолжает, а Эмма не принуждает его к этому, позволяя ему гладить себя по запястью. Она терпит это, как и многое другое, и думает, что жизнь – дрянная штука, если заставляет обманывать хороших людей.

– Кто знает, – выдыхает она, непонятно зачем улыбаясь Пробусу. Она только что намекнула, что все может случиться? Да. Именно так.

Наверное, зря.

Они гуляют по городу еще очень долго, и Эмма позволяет Пробусу рассказывать о своем детстве, а сама делает вид, что слушает, и нетерпеливо поглядывает на заходящее солнце, думая, когда же наступит правильный момент для ее просьбы. Но Белла не посвящена в ее планы, а потому возникает совершенно неожиданно и тараторит, не успев поздороваться:

– Тебя продали?!

Она отпихивает Пробуса в сторону, жестом велит ему отойти, хватает Эмму под руку и нашептывает ей на ухо, не останавливая шаг:

– Хотела тебе посочувствовать, но как же здорово, что мы сможем видеться чаще!

Эмма говорит: «Да», и думает, что ее бы все устроило, абсолютно все, не лишайся она Регины. Целых два месяца та не будет выходить из лудуса… Стоит все же спросить у Беллы про проход в подземелья, она ведь так и не рассказала.

Белла косится на плетущегося позади Пробуса и вполголоса спрашивает Эмму:

– Что ты такого натворила? Аурус почти никогда не продает своих гладиаторов. А на тебя он делал такие ставки…

Эмма сглатывает. Она не рассказала правду Робину, а Белле стоит? Аурусу, она, конечно, не донесет, но, может, сумеет надавить на него? Нет, нет, нельзя. Это ведь не только ее тайна! Она принадлежит и Регине.

– Меня застали не в том месте, не в тот час, – уклончиво объясняет она.

Белла понимающе кивает. У нее сегодня чуть завиты волосы, и кудряшки забавно падают на лицо, делая его слишком взрослым. Старается для Ауруса?

– Видно, совсем-совсем не то место было, – с нажимом повторяет она, и настает очередь Эммы кивать.

Совсем-совсем.

Белла провожает ее почти до самого лудуса, в который раз косится на стоящего в отдалении Пробуса и многообещающе шепчет, обнимая Эмму:

– Когда тебя заберут, мы познакомим тебя с нашим лидером.

У Эммы замирает сердце, будто ее пообещали представить самому Одину.

Лидер повстанцев… Она давно догадалась, что Лилит – всего лишь его правая рука. На слишком многие вопросы она не может дать ответа или отвечает слишком уклончиво. Что ж, переезд в домус Суллы обещает и хорошие вещи. Жаль, что их так мало.

Белла упархивает, маша на прощание рукой: в ее корзине еще много цветов, которые она наверняка намерена распродать за сегодня. Эмма смотрит ей вслед и едва слышит Пробуса, который говорит, подойдя ближе:

– За тобой приедут завтра.

Эмма вздрагивает, не оборачиваясь, и не спрашивает, как он успел узнать. Может, всегда знал, просто молчал.

Завтра!

Значит, сегодня – последняя возможность.

И она умоляюще смотрит на Пробуса.

– Помоги мне, – срывается с ее губ едва слышно.

Пробус удивленно вскидывает брови.

– Что?

Эмма порывисто хватает его за руку.

– Мне нужно в домус. Увидеться с Региной.

Сердце стучит, едва ли не пробивая ребра. Эмоции захлестывают с головой, изливаются в кровь и заставляют ее бурлить.

– С управляющей? – уточняет Пробус и, дождавшись кивка, пожимает плечами: – Мне велено следить за тобой.

У него извиняющийся тон, что только на руку. Значит, он хотел бы помочь.

– Следи! – с жаром соглашается Эмма. – Но мне нужно… передать ей кое-что… для одного человека…

Она придумывает на ходу и чувствует, как лицо пылает от вранья и страха за то, что вранье будет раскрыто. Но нельзя не пытаться! Нельзя не пробовать! Иначе останется только прорываться с боем, и вряд ли это как-то ей поможет.

Пробус оглядывается, будто проверяя, не подслушивает их кто-либо, потом снова смотрит на Эмму. Он колеблется, это видно по его глазам, и Эмма сильнее сжимает его руку. Может быть, она сумела бы даже заплакать, но Пробусу это не требуется.

– Это для того, кого ты любишь? – глухо спрашивает он, и Эмма выдыхает с чистым сердцем:

– Да!

Она понимает, что ему больно такое слышать. Она понимает, что поступает некрасиво. Но у нее нет выбора. И она обязательно загладит свою вину, она придумает, как именно!

Пробус, наконец, соглашается. Эмме безумно хочется его обнять, но она боится, что это снова расценят как-то не так, поэтому она ограничивается очередным пожатием его руки и пылким «спасибо». Пробус кивает.

– Ночью, – сразу предупреждает он, и Эмма это полностью устраивает. Тем более что ночь вот-вот наступит.

На ужине снова появляется Робин. Он весело смеется о чем-то с другими гладиаторами, и Эмме немного обидно, что все уже забыли о ее продаже. Но чего она ждала? Здесь у нее нет друзей: настоящих, которые будут долго переживать ее уход. Да и она… О ком она станет скучать больше всего?

О ней.

После того, как все расходятся по комнатам, Эмма нетерпеливо вертится на кровати, ожидая, пока лудус уснет, и мгновенно подскакивает, когда слышит шепот Пробуса:

– Эмма?

Он ждет ее в полутемной галерее и манит за собой, прикладывая палец к губам, призывая молчать. Эмма понятливо кивает и на цыпочках идет за ним. Уже на тренировочной арене Пробус вдруг останавливается, разворачивается и очень серьезно говорит:

– У тебя будет мало времени, Эмма. Любой раб может увидеть нас и донести.

– Конечно! – соглашается Эмма, предвкушающе дрожа.

Она просто хочет увидеться с Региной. Просто хочет признаться ей в любви.

Пробус вздыхает, качает головой и ведет Эмму дальше. Им несказанно везет, потому что навстречу попадается только один раб, да и тот не обращает на них внимания. Эмма видит, что Пробус напрягается, когда они встречаются с ним, но раб даже не поднимает глаза.

Здесь не любят соглядатаев. И Пробус – не исключение.

Возле комнаты Регины Пробус останавливается.

– Мало времени, Эмма, – повторяет он и, чуть помедлив, уходит, давая понять, что не станет подслушивать. Эмма смотрит ему вслед, потом встряхивается и ужом пробирается в комнату, почти не откидывая занавесь.

Взгляд выцепляет кинжал, который она уже однажды видела здесь. Он снова лежит на столе, будто так и надо, будто никому не будет дела до него при случае. Эмма смотрит на него, совсем недолго.

У нее есть другие дела и заботы. Какая ей разница, что хранится в этой комнате? Гораздо больше ее волнует, кто здесь живет.

Регина, расстилающая постель, стремительно поворачивается.

– Ты что здесь… – начинает она, но Эмма хватает ее в объятия и закрывает рот поцелуем, не давая вырваться. Регина пытается сопротивляться, однако недолго и вот уже целует Эмму в ответ не менее жарко. А потом все же шепчет ей в губы:

– Ты не должна была приходить.

– Должна, – таким же шепотом заверяет ее Эмма, дрожа от счастья держать ее в своих руках. – Я виновата. Из-за меня ты пострадала. Прости меня.

Она быстро целует Регину в уголок губ, а та выдыхает:

– Не надо, Эмма. Мы обе виноваты. Тут нечего обсуждать.

Она выворачивается из рук Эммы и отступает на шаг. Лицо ее напряжено, но в глазах не читается ничего, кроме радости. Она рада видеть Эмму, и пусть ее слова говорят совершенно о другом: Эмма уже научилась понимать, что к чему. Вот только встречу эту она себе представляла немного иначе.

– Не будь жестока, – просит она. – Обними меня.

Она протягивает руки, но не получает взамен ничего.

– Уходи, Эмма! – встревоженно шипит Регина, оглядываясь, будто боится, что кто-то может прятаться в ее комнате. – Уходи! Тебе мало того, что уже случилось? Тебе мало?!

Вот теперь ее глаза рассерженно поблескивают. Настроение у нее сменилось, Эмма ощущает это кожей. И аромат фазелийской розы будто бы стал острее.

Внутри поднимается волна протеста. Она рисковала, чтобы пробраться сюда! Поставила под удар другого человека! А Регина…