Утром, за завтраком, рядом с Эммой садится Робин, и она радуется ему, потому что в последнее время они совсем не видятся: Робин почти всегда в домусе и тренируется самостоятельно на большой арене – еще одно милостивое дозволение Ауруса. Или ограничение, трудно понять.

– Как ты? – участливо спрашивает приятель, и Эмма криво усмехается, не зная, что ответить.

– Не очень, – пожимает она плечами.

Стоит ли рассказать ему? Он, наверное, поймет. А вдруг расскажет Мэриан? А та – кому-то еще?

Пока Эмма колеблется, Робин берет ее за руку и сжимает пальцы своими: грубыми и мозолистыми.

– Я верю, ты еще вернешься сюда, – убежденно говорит он.

Мимо проходит соглядатай и очень пристально смотрит на их соединенные руки. Эмма провожает его злым взглядом и, склонившись к Робину, торопливо шепчет:

– Ты не знаешь, как я могу заставить Ауруса передумать?

Она готова на это. Ей потребовалась целая бессонная ночь, чтобы понять: ради возможности остаться с Региной она пойдет на любое унижение, которое потребует Аурус. Она даже может переспать с Галлом! Или с кем-то еще!

При последней мысли Эмма морщится, но она поклялась Одину, что примет любое условие, если ей посчастливится добиться от Ауруса прежнего мирного расположения к себе. Однако ни один соглядатай не согласился отвести ее к хозяину, как бы сильно Эмма ни просила. Вчера она находилась в таком отчаянии, что готова была просить милости у Коры или даже у Ласерты, но сегодня поняла, что есть еще один вариант. И вот он, сидит рядом с ней.

Вот только Робин, к великому разочарованию Эммы, удрученно качает головой.

– Насколько я знаю, деньги за тебя уже внесены Суллой. Вряд ли Аурус пойдет на ухудшение отношений.

Эмма кивает, а внутри у нее все переворачивается и падает.

Это конец.

Пламя досады, обиды вспыхивает было и тут же тухнет.

Эмма отворачивается.

Может, попробовать прорваться силой? Упасть на колени? Молить о прощении?

Перед глазами стоит улыбающееся лицо Регины. Эмма не может ее подвести, но не получится ли так, что своими мольбами она лишь наведет Ауруса на мысль об ужесточении наказания для рабыни?

Эмма кусает нижнюю губу, лихорадочно размышляя.

Велик, велик соблазн сделать вид, что идет за Робином, а в домусе оторваться от охраны и броситься в бег, метнуться в таблинум и претворить в жизнь задуманное. Но она подведет Робина, подведет соглядатая и, возможно, Регину, не говоря уж о себе. Так кому будет лучше? Разве не проще пока что смириться?

Эмма только и делает, что смиряется. Вот только разума ей пока хватает, чтобы, продираясь сквозь злость и безумное желание действий, понимать: одна она не способна ни на что. Только приблизить свою смерть.

Робин остается с ней до конца завтрака и вдохновленно рассказывает про своего мальчугана. Эмма слушает его рассеянно, вполуха, и ковыряется во вчерашней вареной рыбе, которую по какому-то недоразумению им подали еще и сегодня, а после, решив не тренироваться, идет к воротам, где ждет ее Пробус. Вернее, он не ждет, но рад видеть и немедленно соглашается сопроводить ее в прогулке по городу. Он отпускает второго соглядатая, учтиво распахивает перед Эммой ворота, и они выходят на улицу, пригретую солнцем.

Чего ждет Эмма от этой прогулки? Нет, она не собирается пытаться убежать. Или встретиться с Беллой. Ей просто надо размять ноги. Подумать. Еще раз убедиться, что она поступает правильно в сложившейся ситуации.

Пробус шагает рядом и постоянно смотрит на Эмму, будто ждет, что она спросит его о чем-то или же сам хочет спросить, но не решается. Эмма игнорирует его какое-то время, наслаждаясь внезапной пустотой в голове, потом резко останавливается и заступает ему путь.

– Что? – грубовато спрашивает она, смело заглядывая в его светлые глаза. – Ты что-то хочешь сказать?

Вокруг них много народу. Они еще не добрались до рынка, но уже слышны крики торговцев, а те люди, что обходят их, многочисленные покупатели. Все они заняты своими делами, им нет дела до гладиатора и соглядатая, но Пробус отчего-то смущается, подхватывает Эмму под локоть и отводит ее в сторону, в узкий проход между домами, где ожесточенно чешется бродячая собака. А потом говорит:

– Тебя купил Сулла…

Словно новость сообщает.

Эмма усмехается и вздергивает подбородок.

– Не Сулла, – уточняет она. – Лупа.

Она не знает, почему хочет сделать Пробусу больно. Может, оттого, что он кажется слабее ее, даже несмотря на всю амуницию. Он слаб не физически, и Эмма чувствует это, понимая, что занимает место Ласерты или Паэтуса. Мерзкое, отвратительное ощущение. Но оно ей нравится.

Пробус теряется и кашляет, потирая двумя пальцами щетину на подбородке. Его светлые кучерявые волосы лежат небрежно, словно он только что усиленно ерошил их.

Эмма смотрит на него и думает: а если бы она стремилась переспать с ним, Аурус поступил бы так же, как поступил? Или ему было бы наплевать? Что если он печется только о Регине?

Дурная мысль закрадывается в голову. Эмма морщится.

Регина может спать с хозяином. И именно поэтому Аурус не назначил ей практически никакого наказания. Именно поэтому Кора потащила их к нему, чтобы супругу было больно и неприятно, чтобы показать ему, что собственный гладиатор его предал. Но почему же в таком случае Аурус увлекся Беллой? И почему Регина молчала? Что стоило ей сказать? Эмма была уверена, что все дело в ней самой.

От этих мыслей захватывает дух, и Эмма, ведомая чувством нахлынувшей злости, подходит к Пробусу и, ухватив его руками за щеки, приподнимается на цыпочки и крепко целует в губы: словно бы для того, чтобы проверить себя. Она ничего не чувствует при поцелуе, просто касание губ, а вот Пробус, кажется, принимается волноваться еще больше. Он неловко кладет Эмме руки на плечи и сжимает пальцы, чтобы она не убежала, а в момент, когда Эмма отстраняется, продолжает тянуться за ней губами.

Эмма отпускает его.

Нет.

Она любит Регину.

И будет любить ее всегда.

Ничего не выйдет. Ни с Пробусом, ни с кем-то другим.

Эмма рада, что получилось именно так. Она не планировала проверять, но результат убедил ее окончательно: нужно увидеться с Региной. Сегодня. Потому что неизвестно, что будет завтра.

Пробус открывает глаза, понимает, что выглядит глупо, и торопливо отступает, отпуская плечи Эммы. Щеки его покрывает густой румянец, обычно несвойственный мужчинам. Он хватает ртом воздух, будто собирается что-нибудь сказать, и отводит взгляд. Тогда вместо него говорит Эмма:

– Прости, – и это звучит для нее просто и спокойно. – Я хотела оставить тебе что-нибудь на память о себе. Если мы больше не увидимся после того, как Сулла заберет меня.

Она лжет и знает об этом. Ей просто нужно увидеть Регину. А Пробус может это устроить. И Эмме совсем нетрудно поцеловать его снова, если придется.

Пробус устремляет на нее грустный взгляд. Эмма принимается было его жалеть, но спешно прогоняет это неверное чувство.

Жалость не несет в себе ничего полезного, Регина была права. Легко кого-то пожалеть, трудно действительно ему помочь.

– Значит, это поцелуй на прощание? Задел на будущее? – робко улыбается Пробус, и Эмма слышит в его голосе надежду. Как сделать так, чтобы не слишком обманывать его ожидания, но и не настроить против себя?

Эмма медленно качает головой.

– Мне хотелось бы, но…

Она делает вид, что ей очень грустно, и добавляет:

– Но мое сердце несвободно…

Она отводит на мгновение взгляд, усмиряя сердце и гадая, во что выльется ее опасная игра. А если Пробус догадается, о ком она? Что он сделает тогда?

Но Пробус всего лишь выглядит несчастным, хоть и силится улыбаться. Он совершенно очевидно влюблен в нее, и в другое время Эмме было бы не по себе от собственных действий и обмана, однако сейчас ей нужно повидаться с Региной. Очень нужно.

– Я знаю, – вдруг говорит Пробус и в ответ на удивленный взгляд Эммы поясняет: – Сердца таких девушек, как ты, никогда не бывают свободны для таких парней, как я…