– Нет, – глядя Паэтусу прямо в глаза.

Это глупо, наверное.

Это наверняка глупо.

Его лицо темнеет, желваки на скулах принимаются бегать из стороны в сторону. Эмма знает, что он едва удерживается от того, чтобы ударить ее, и только страх перед отцом останавливает его.

Трус. Паэтус – трус. Как могла она не разглядеть в нем этого сразу?

– Пошла вон, – выдыхает, наконец, Паэтус, и Эмма торопится выполнить его приказ. Она обходит его, стараясь держаться подальше, но Паэтус больше не смотрит на нее. Уходя, Эмма слышит его удаляющиеся торопливые шаги и надеется, что он побежал не за Региной, что та успела уйти как можно дальше. Возникает порыв вернуться и проследить, чтобы с Региной все было в порядке, и Эмма уже почти разворачивается, когда видит Ауруса в конце галереи. Тот, к несчастью, тоже замечает ее и машет рукой, призывая подойти.

– Ты долго шла, – с явным неудовольствием произносит он, когда Эмма склоняется перед ним в поклоне. – Где ты была?

– В молельне, – говорит Эмма правду, уже успев выучить, что в Риме к богам относятся с большим вниманием, чем на севере. Тут не считается странным проводить дни и ночи за молитвами.

– Ладно, – буркает Аурус и потирает руки. Оглядывается, словно ищет чего-то.

Эмма молча смотрит на него в нетерпеливом ожидании. Она все еще хочет найти Регину и убедиться, что Паэтус не выместил на ней злобу, но приходится стоять на месте. Это невыносимо.

– Завтра праздник Непобедимого Солнца, – говорит наконец Аурус. – Ты слышала о нем?

– Да, господин.

– Отлично, – кивает Аурус. Немного медлит и кидает нарочито небрежно:

– Будут небольшие игры в его честь. Ты участвуешь.

Ах, вот о чем толковал Паэтус! Напрягшаяся было Эмма расслабляется. Игры – это неплохо. И как знак свыше тоже. Может быть, помутневший янтарь – это случайность?

И Лилит! Белла же говорила, что на этих играх будет Лилит. Наверняка их поставят в пару.

– Хорошо, господин, – покорно отзывается Эмма, пока внутри у нее бушует предвкушающее пламя.

Нужно потренироваться как следует. И продумать те вопросы, что она хочет задать.

Это однозначно хороший знак. Настроение Эммы улучшается, она всеми силами удерживается от того, чтобы начать улыбаться, потому что не хочется оправдываться перед Аурусом, но тот, видимо, все же что-то замечает.

– Приятно видеть, как повышают твой настрой мои слова, – одобрительно кивает он и добавляет: – А через пару дней приедет Лупа.

Словно стена вырастает прямо перед глазами, и не хватает самой малости, чтобы успеть остановиться.

Ошеломленная Эмма понимает: она успела забыть, что Лупа не потеряла к ней интерес. Больше нет ни страха, ни отвращения, только тупая, ноющая усталость от невозможности выбирать.

Эмма четко знает, кого хочет.

И это не Лупа.

Но ее никто не спрашивает.

Аурус внимательно изучает Эмму. Очевидно, ему не нравится ее молчание, потому что он спрашивает:

– Что-то не так, Эмма? Ты же знаешь, что можешь мне сказать. Я не накажу.

Он имеет в виду, все ли в порядке у Эммы с Лупой? Наверное, да.

Эмма глубоко вдыхает и задерживает дыхание.

А что, если это – знак от Фрейи?

Что будет, если сказать хозяину, что его гладиатор больше не хочет быть чужой игрушкой для сладострастных утех? Не подберут ли ей нового партнера? Что если он окажется мужчиной?

Эмму передергивает. Она почему-то думает о Науте или Паэтусе, и эти мысли не доставляют ей радости.

Лучше Лупа.

Может, однажды Эмма окажется в ее доме и сумеет переговорить с теми, кто готовит побег. Да, стоит попробовать все так и устроить.

– Она не делает мне больно, – медленно отвечает Эмма и добавляет: – Лучше она, чем мужчина.

Стоит выжать из этого максимум полезного. В конце концов, можно ведь и притвориться. Эмма умеет. Она постарается. Расположение Лупы, судя по словам Робина, может много стоить. И не только в плохом смысле.

Взгляд Ауруса проясняется. Он явно доволен тем, что слышит. Он похлопывает Эмму по плечу и разрешает ей идти по своим делам. Эмма кланяется и отступает, следя за уходящим господином, а потом бежит, сломя голову, в комнату Регины и с облегчением видит ее за вышиванием.

Слава Одину! Паэтус отправился по своим делам.

Регина удивленно смотрит, как Эмма останавливается на пороге.

– Что-то случилось? – спрашивает она.

Эмма счастливо улыбается.

– Ты случилась.

У нее немного кружится голова. Она делает пару шагов вперед и опускается на одно колено перед Региной, чей взгляд тут же становится встревоженным.

– Что ты делаешь, Эмма? – шепчет рабыня, склонившись. – Тебя не должны видеть так!

Эмма ничего не отвечает и быстро целует ее в так удобно подставленные губы. Она ведь может теперь целовать ее? После всего, что ей уже позволили.

Может.

Регина невольно отвечает ей, а потом отталкивает с недовольным вздохом.

– Кора не зря вчера появилась в молельне, – качает она головой и прижимает вышивку к груди, словно пытается защититься.

Эмма поднимается и кивает, отступая на безопасное расстояние для того, кто захочет войти сюда в неподходящий момент.

– Я тоже думала об этом. Иначе что она забыла там в столь поздний час?

Может, поделиться подозрениями по поводу Мэриан? Или не стоит ее подставлять? Все же Регина управляющая.

– Сказала, что снова болят ноги, – бормочет Регина, заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь. Эмма следит за ее пальцами и ловит себя на мысли, что хочет, чтобы они касались ее – где угодно. Приходится как следует тряхнуть головой, чтобы выбросить подобные мысли. Позже. Она подумает об этом позже.

– Болят ноги, но она все равно пришла сама, а не послала раба?

Эмма скептически приподнимает брови.

Регина неуловимо улыбается.

– Я рада, что мы пришли к одному и тому же выводу.

Она делает пару стежков, потом добавляет:

– Все это к лучшему, наверное. Боги ясно дали понять, что ничего у нас не выйдет.

Сердце замирает в груди. Становится холодно.

Эмма не готова отпустить все это. Да и что ей отпускать? Она так и не получила желаемое! Потому что кому-то из богов стало скучно, и он вмешался?!

– Нет-нет, – нетерпимо мотает Эмма головой. – Не говори так. Я принесла сегодня жертву Фрейе, и все знаки, посланные ею, были хорошими.

Она лжет – но для пользы дела. Нельзя просто взять и закончить все. Они даже не начали толком!

Регина смотрит на Эмму чуть устало.

– Это всего лишь секс, – вздыхает она. – Найди себе кого-нибудь другого.

Эмма не верит своим ушам.

Найти кого-то другого?! Да как!..

Словно вопрос не только в сексе, но ведь это не так! Просто Эмма хочет Регину – и никого больше.

Она снова падает к ногам Регины и хватается за ее колени, заглядывает в глаза, наколовшись на иглу и едва заметив это. Регина напрягается, ее взгляд, метнувшись к выходу, возвращается к Эмме.

– Встань, – шепчет она просяще, но Эмма не слышит ее. Вернее, не слушает.

– Забудь про богов, – шепчет она в ответ: горячо, срываясь, нервничая. – Ты ведь тоже хочешь меня.

Регина смотрит на нее странно блестящими глазами и не говорит ни слова. Но и встать не пытается.

Эмма сильнее сжимает ее колени, сдерживая свои порывы. И говорит, говорит:

– Ты сказала – никаких отношений. Их не будет. Чего ты боишься? Я найду место для нас. Выберу подходящее время. Никто не узнает, я клянусь!

Она не узнает себя и слегка стыдится собственной настойчивости. Но потерять то, от чего ты был так близок… Нет, она не готова. Не сейчас. Это всего лишь плотское желание, но оно позволяет жить, и дышать, и надеяться. Позволяет ощущать себя свободной. И – что уж там скрывать – Эмме попросту нравится, что она чувствует. Ей нравится испытывать возбуждение, ей нравится целовать Регину и трогать ее – везде. Ей нравится, как Регина вздыхает, как смотрит на нее в моменты близости. Всякий раз Эмма видит в ее глазах что-то такое, чему не подобрать названия, но эти взгляды будто связывают их прочнее. Словно между ними может быть не только страсть.