Кристиан был другим. Жажда жизни бурлила в нем так же, как в ней бурлила жажда крови. Она твердо решила, что никогда не причинит ему зла, хотя ее темная сущность вопила об обратном. Кристабель хотела его крови, как не хотела крови ни одного существа на свете. Она казалась ей священным нектаром, который был еще более желанен, так как был запретен. Но стоило ей заглянуть в его глаза, как она поняла, что не сможет поступить с ним жестоко.

Эти глаза заставили ее говорить то, за что сейчас было мучительно стыдно. Куда делись осторожность, предусмотрительность и рассудительность, которыми она всегда так гордилась? При разговоре с Кристианом у нее было ощущение, будто она шла по краю глубокой пропасти, и один неверный шаг мог убить ее. Теперь же, когда эмоции немного утихли, инстинкт твердил ей, что она в смертельной опасности. Она говорила себе, что, если будет такой же внимательной и осторожной, как обычно, то с ней ничего не случится. Но внутренний голос кричал об угрозе, призывая держаться подальше от этого парня и не попадаться ему на глаза. И в то же время она знала, что у нее нет сил бежать.

Быть может, она слишком устала влачить одинокое противоестественное существование в кромешной тьме ночи, за которой нет ничего, кроме пустоты, пропитанной запахами крови, разложения и смерти. Только кровь и тьма, только холод и одиночество. Но это были те нерушимые столпы, на которых зиждилась ее странная жизнь. За ними она всегда могла укрыться от всего мира. Эта мысль наполняла блаженным покоем, который был так нужен в ее вечных скитаниях. А теперь, впервые за много лет, к этому ощущению примешался страх. И это был один из самых сильных страхов – страх перед неизвестностью.

Но страх был смешан с обещанием какого-то неизведанного ощущения. Именно его уловила она в «Серебре и метале» накануне встречи с Кристианом. И теперь она знала, что оно исходило от него. В его мыслях она прочитала воспоминание о вечере в клубе, когда он сидел с друзьями, пил виски и наблюдал за ней. Значит, он и правда видел ее там. А она его нет. Как странно. Обычно все наоборот…

Одна мысль об этом ощущении наполняла душу сладостным восторгом. Из ледяной бесконечной тьмы, которая стала ее второй сущностью, въевшись во внутренности и кости, оно манило во тьму мягкую и бархатную, нежно окутывавшую, баюкавшую и нашептывавшую на ухо слова утешения. Оно вело к чему-то неизведанному, чего она всегда ждала, не надеясь, однако, обрести; к чему-то, о чем, сидя в церкви, мечтала втайне от самой себя при свете холодных звезд.

Сама судьба привела ее к этому прекрасному юноше, когда неведомый дух снова выманил ее, заставив поспешить в церковь. Определенно, вмешались какие-то сверхъестественные силы, а значит, что бы она ни делала, ничего уже не изменить. Значит, и бояться теперь бессмысленно.

Кристабель думала так, и сама смерть становилась не страшна. Ведь она была озарена светом, который мог растопить самый сильный холод и изгнать самую кромешную тьму. И пусть он спалит дотла, оставив лишь горстку пепла. Она, как никто другой, знала, что солнце может быть столь же опасно, сколь милостиво и прекрасно. В этом его отличие от вечно холодной и равнодушной луны, всегда готовой омыть кожу своим тусклым полусветом, не требуя ничего взамен. Свет солнца же мог ослепить и испепелить дотла. Таким светом были озарены его глаза. За этим светом крылось то самое ощущение. Едва уловимое, полузабытое, слишком человеческое…

В тот вечер Кристабель не пошла в церковь, сразу поспешив в «Серебро и метал». Она испытывала жажду, но так и не утолила ее. Она почувствовала, что у нее нет сил на то, чтобы расслабиться, улыбаться и мило болтать. Встревоженная и голодная, она ушла домой ни с чем, не дождавшись закрытия клуба. Дома голод дал о себе знать еще сильнее. Обычно она не спала до рассвета, даже если приходила домой среди ночи, – тогда она читала. Но в этот раз ей было не до книг. Только к утру она забылась тревожным сном. Ей снилось огненное солнце. Его пламеневшая ярость заставляла кожу пузыриться, покрывая ее бесчисленными ожогами, из которых шел пар. Давно она не видела во сне такие реалистичные кошмары.

И тогда она решила сбежать. Как только сумерки сменила тьма, она ушла в пригород. Там она пила кровь, не брезгуя ни животными, ни бродягами. Она чувствовала, что тела подростков, из которых она пила понемногу, уже не могут удовлетворить ее запредельную жажду. Она по-прежнему не убивала, но пила в огромных количествах. Она хотела насытиться, хотела пресыщения, хотела, чтоб ее тошнило от одной мысли о крови. Только тогда она могла вернуться в Мертвый квартал, не подвергая никого смертельной опасности.

Днем она спала в одном из склепов Поля невинности, а ночью выходила в пригород на охоту. Никакого заманивания жертвы, никакого флирта, никакой игры. Гурман и эстет внутри нее протестовали, а зверь, казалось, полностью пробудился и ликовал. Только ночь. Только жажда. Только охота. Только кровь. Ничего лишнего. Примитивная жажда и такое же примитивно грубое ее утоление без всяких изысков. Казалось, она мстила самой себе за все те элегантные ночи, когда она в облике прекрасной готичной нимфы знакомилась с юношами и, окутав их разум иллюзиями, наслаждалась каждой каплей их крови.

Наркотики и алкоголь в крови жертв делали Кристабель еще более ненасытной. Подобно пьянице, она ушла в запой и никак не могла остановиться. Раз за разом она почти полностью опустошала десяток тел, но на следующую ночь ей было нужно вдвое больше. Зверь внутри нее был разбужен. И она знала, что этого не произошло бы, если бы не встреча со странным мальчиком, пробудившим в ней неутолимую жажду. Одна-единственная встреча…

Почувствовав отвращение к себе и своей слабости, она остановилась. Отмывшись и отчистившись, лежа на своей широкой кровати с бокалом вина в руке, Кристабель Темпл снова стала воплощением аристократического декаданса. Но затишье длилось недолго. Мысли о его крови делали вино безвкусным. Зверь и не думал сдаваться. Она оделась и устремилась в пригород.

На город спускалась ночь. Она шла быстро, стараясь не смотреть по сторонам и не думать ни о чем. Миновав Переулок Ангелов, она вдруг почувствовала запах – самый сладкий, самый дурманящий, самый прекрасный запах, какой когда-либо вдыхала. Она знала, что таким манящим может быть только запах свежей крови…

Окутанная мраком, она ступила на Поле невинности – именно оттуда шел притягивающий аромат. Пройдя вдоль ряда могильных плит, она обнаружила поваленное дерево, на котором сидел Кристиан. Ее острое зрение сразу выхватило сверкавшее в его руках лезвие, которым он наносил себе неглубокие раны на запястье. Сочившиеся из них капли крови и издавали тот дурманивший запах, который она почуяла по дороге в пригород.

И тут ей открылась истина. Она так жаждала его крови только по одной причине – Кристиан любил ее, любил самой страстной, всепоглощающей, жертвенной любовью, на какую только было способно его пылкое сердце. Именно это чувство она уловила в «Серебре и метале». При встрече именно оно плескалось в самой глубине его глаз, но она не распознала его, потому что оно было забыто ею много лет назад. Так неожиданно подтвердилось давнее открытие – вкус крови зависит от чувств, которые испытывает жертва. Это знание определяло предпочтения Кристабель, заставляя выбирать не бездушную охоту на незнакомцев, а изящное соблазнение красивых юношей, в глазах которых читалось обожание.

Однако даже их кровь никогда так не пьянила ее одним своим запахом, ибо они испытывали влюбленность, а не любовь. Теперь она была уверена, что по сравнению с кровью Кристиана их кровь была водой. Они использовали ее не меньше, чем она их, видя в ней ту, кто могла бы скрасить их одиночество на ближайшую ночь. Кристиан же любил ее по-настоящему.