– Ух! Еле догнал вас, – отдувался Клюев. – Бежите как на пожар. Мария Павловна, берете меня в провожатые? Надежней будет. Двое. Целая охрана.

– Опоздали. Я уже пришла.

– Ничего. Я теперь знаю, где вы живете. В гости приду. Можно?

– Пожалуйста, приходите. Чаем напою.

– Чай у меня и дома есть.

– А больше ничего не держим. Закон не позволяет. До свидания.

– До свидания, Мария Павловна. Спокойной ночи. Всего хорошего, – подал Чебыкин руку.

Мария Павловна прошла в подъезд.

– Леонид Иванович, разговор есть, – хотел Клюев выговориться, устал: дома – скандал; на работе тоже неприятности.

Чебыкин умел слушать, если с чем был не согласен, то делал это незаметно, ненавязчиво.

– Леонид Иванович, я всю жизнь проработал слесарем. Чего я добился в жизни? Богатым стал? Да ничего подобного. На книжке триста рублей лежит – вот все мое богатство. В работе я никогда последним не был. Да мне ничего и не надо. Только иной раз обидно делается: работал, работал, а добра не нажил. Все, выходит, проел. На брюхо работал.

Клюев одевался просто. Зимнее пальто он носил уже шестой год. Ворот рубашки расстегнут, шея открыта.

– Сергеевич, застегни рубашку. Холодно.

– Я холода не боюсь!

– Ты, Сергеевич, верно заметил, – тяжело вздохнул Чебыкин. – Мы, в основном, работаем на себя, чтобы сытым быть, одетым. …ну на большее денег не хватает. Но есть еще один момент – через труд человек утверждает себя в жизни. Конечно, много у нас в цехе ручного, рутинного труда. Что поделаешь. Позавчера я был на дробилке. Там – сущий ад. Пыль, грязь, холод. Как там люди работают? У нас в цехе еще хорошо, работать можно. Светло, тепло.

– Рабочий человек не ценится. Так, работяга.

– Ну, Сергеевич, ты зря это… Рабочий человек – это главная фигура на производстве. В капиталистических странах как делается: прогулял человек – сразу выгоняют, а мы боремся за человека, воспитываем его. Ну выгоним мы прогульщика. Он устроится на другое место, там будет прогуливать.

– Один раз ошибешься – весь год будут помнить, весь год будешь плохим. А, что там говорить!.. – Не затем Клюев начинал разговор, чтобы ругаться. – Не поймем мы друг друга никогда.

– Подожди. Почему не поймем? – хотел бы Чебыкин разобраться. – Может, действительно, я что-то не понимаю, бываю не прав. Так ты подскажи. Мы делаем одно общее дело – выпускаем щебень. Нам нечего делить, как ты считаешь?

– Я никак не считаю, – отмахнулся Клюев. – Я – человек маленький. Считай не считай, все равно по-моему не будет. Вот так!

– Ты, Сергеевич, зря обижаешься. Ты бы мог быть передовиком, если бы с дисциплиной подтянулся. В работе тебе нет равных. Мне иной раз тебя даже жалко.

– Что меня жалеть! Я не ребенок, – подобрел Клюев. – Виноват – наказывать. Наказание – самый действенный метод воспитания.

– А я считаю, наказание – крайняя мера.

– Крайне действенная. Человеку скоро на пенсию, а вы учить его собираетесь. Смех и грех!

– Учиться никогда не поздно.

– Сколько на нашей шее грамотеев сидит, – зло взяло Клюева. – Сидят в кабинете, палец о палец не ударят, а деньги получают. Надо так делать: отработал четыре часа на производстве материальных благ, заработал себе на хлеб, а остальное время чем хочешь, тем и занимайся. Хоть звезды считай.

– Конечно, есть у нас еще такие кабинетные деятели. Но не все же такие.

– А может, так оно и должно быть, так богу угодно, чтобы кто-то работал, а кто-то – паразитировал. «И жизнь хороша и жить хорошо…», – пропел Клюев.

– В жизни, конечно, всякое бывает.

– Да! Да! Так оно! До свидания.

– Спокойной ночи.

– Спокойней не бывает.

«Сейчас начнется, – думал Клюев. – Сучка! Из дома еще выгоняет. Я скоро уеду. Нужна ты мне. Милицию вызывает. Знал бы, что все так получится, так лучше бы на старухе какой женился. Нужна мне ее красота. Была бы баба».

8

В связи с реконструкцией дробилки, увеличения объема токарных работ, по приказу директора завода в ремонтный цех были откомандированы с завода на месяц три человека, знающие токарное дело. Среди откомандированных оказался и бывший токарь ремонтного цеха Сергей Глушко.

– На складе лучше работать, – говорил он. – Не надо всю смену стоять за станком. Нет работы – сидишь.

Глушко работал слесарем, токарное дело еще не забыл; в позапрошлом году перевелся на склад. Токарная работа начинается с заготовки материала. Надо найти сталь, завезти прокат в цех, распилить на механической ножовке и доставить к станку. На все это у Глушко ушло два часа. Он не торопился. В одиннадцатом часу приступил к работе.

– Сергей, фланец надо проточить. – Положил Чебыкин на станок чертеж. – Снять две десятки на диаметр. Слышишь? Сергей, надо фланец проточить!

– Началось! Сделай то, сделай другое. У меня есть работа. А всякие там ваши шабашки меня не интересуют.

Чебыкин опешил, он никак не ожидал услышать такое от Глушко.

– Подожди. Какие шабашки? Это шаблон. Из-за этого фланца у меня Дмитрий без работы.

– Хочешь, сам вставай за станок. – Глушко пошел курить.

Он сидел за столом у доски «Будни цеха», небрежно закинув ногу на ногу. Упрямый с ямочкой подбородок, волевые тонкие губы, широкие скулы человеком с характером. Чебыкин не то что говорить, смотреть на него не хотел, но отношения надо было выяснить, тут не до амбиций.

– Сергей, я бы не стал тебя просить проточить фланец, если бы было кому его отдать. Кроме того, я тебя, Сергей, знаю, ты работал у меня в смене. Парень ты неплохой. Девять минут проточить фланец, не больше. Не думал я, что ты может отказаться от работы.

Глушко отмалчивался.

– Сергей, ты находишься на работе, а не дома, и будь добр подчиняться! Я с тобой нервы трепать не собираюсь. Если еще такое повторится, я напишу на тебя начальнику цеха докладную. Пусть он сам с тобой разбирается. А если ты чем-нибудь недоволен, заходи в конторку, поговорим. Ты – на работе, а не дома! – Чебыкин сказал все и повторять не собирался.

Лаптев делился с Клюевым новостями:

– Вчера я в четыре часа ночи лег. Жену провожал. К сестре поехала. Проснулся полвосьмого, быстро соскочил с кровати, одел сына, бегом в садик, потом на работу. Успел все-таки.

– Ну как же, ты же у нас, Виктор, спортсмен. – Сидел Клюев на швеллере, курил, кольцами пуская дым.

– Раньше, до армии, я бегал, штангой занимался, а сейчас все забросил.

– Погоди, лет через пять ты и лыжи забросишь, – обещал Клюев – Увидишь. Я тоже раньше занимался зарядкой, бегал на лыжах. Где-то на чердаке у меня валяются гантели. Хорошие гантели, из нержавейки.

– На лыжах можно до пенсии бегать. Вон Петров из электроцеха… Ему за шестьдесят, а он все занимает призовые места в соревнованиях.

– Ты же не Петров, а Лаптев.

– Вчера одни шкаф поднимали на пятый этаж, – находил Лаптев случай этот презабавным. – Сижу на кухне, слышу: бух! Открываю дверь, – двое пьяным мужиков поднимают шкаф. Одна дверца у шкафа отломана, висит; сбоку большая царапина.

– Взял бы, да помог им. Лоб здоровый! Ладно, хватит болтать, надо работать. Тебя не останови, так целый час будешь болтать и о работе не вспомнишь.

– Работать, так работать!

Когда начинать работу, заканчивать – Виктор во всем полагался на Клюева, как более опытного, старшего товарища.

За стенкой, в кузнице, стучал молот: работали братья Тихомировы – Владислав и Федор. Владислав трудился в цехе уже шестой год. Федор в прошлом году пришел из армии. Оба рослые, косая сажень в плечах.

Федор штамповал болты. Владислав, заложив руки за спину, прохаживался по кузнице, внутренне готовясь к большой работе. Все было им продумано. Пора! Владислав осторожно разгреб лопатой кокс. В лицо пахнуло жаром. Теперь нельзя терять ни минуты: пока нагрет, податлив металл, квадрат, надо успевать его обрабатывать. Владислав взял клещи, захватил квадрат, заготовку, и рывком выдернул его из кокса.