– Папа! – вырвалось у неё.
Джина встрепенулась.
– Значит, волнуешься? – с удовольствием констатировала она. – Значит, он тебе дорог. Прекрасно.
Джина скользнула за спину Деланея, взмахнула рукой. Из ниоткуда на её ладони появился нож – длинное чёрное матовое лезвие, шнуровка на рукояти, Вероника сама пользовалась такими. Джина обхватила рукой шею Деланея, он даже не пошевелился.
– Он всё равно уже не нужен, правда? – протянула она и сжала нож в руке. – Можно списать его со счетов, какая разница…
Красивое лицо исказилось гримасой. Джина размахнулась и вонзила нож в живот Деланея.
– Нет! – заорала Вероника и попыталась сорваться с места, но не смогла. – Нет! Пожалуйста! Папа!
Слёзы покатились по щекам – проклятое бессилие! Она пыталась снова и снова вырваться из оцепенения, но ничего не получалось; казалось, она бьётся раненой птицей внутри клетки из собственного тела. Джина оттолкнула Деланея, и он машинально прошёл на пару шагов вперёд, но сразу же упал на колени. Его руки зажимали рану на животе, багровые струйки скатывались по белым пальцам, и Веронике казалось, что она умрёт вместе с ним сейчас, если не сдвинется с места…
– Ника, ну же! Проснись! – заорал в ухо до боли знакомый голос.
Вероника резко села на кровати. Её трясло, сердце билось так, будто собиралось вылететь со скоростью пули. Она машинально оглянулась по сторонам и увидела Адена – совсем близко, словно он хотел обнять её, но не решался.
– Что случилось? – тихо спросил он.
Вероника покачала головой, подняла руку, останавливая вопросы. Закрыла глаза, глубоко вздохнула. Ещё раз, ещё. Багровые струйки на белых как мел пальцах всё ещё стояли перед глазами, и как бы сильно Вероника ни жмурилась, видение пропадать не собиралось. Она потёрла ладонью глаза, снова глубоко вздохнула. Кажется, все слёзы она выплакала там, на бескрайнем поле.
Сильные руки обхватили её, потянули вперёд, и Вероника неожиданно для себя оказалась в объятьях Адена. Он погладил её по голове, быстро коснулся губами лба и отстранился, как будто боялся, что зашёл слишком далеко. И рядом с ним оказалось так тепло, так спокойно, что Вероника, сама того не понимая, крепко прижалась к нему.
– Что тебе снилось? – послышался шёпот над ухом.
– Отец, – выдохнула Вероника. – Джина… Джина убила его. Я не знаю, насколько это реально. Я не знаю…
– Тише, – Аден накрыл ладонью её голову и заставил прижаться ещё крепче, если это было возможно. – Всё хорошо. У твоего отца недавно были жрецы, я видел из Мира грёз. Джина не могла похитить его в это время, поверь. Он живее всех живых… так, кажется, вы говорите?
Мягкое тепло разливалось по венам, и на этот раз Вероника поняла – это его Дар. Как же хорошо с ним! Как будто тепло не в теле, а в сердце, в душе. Там, где оно необходимо по-настоящему.
– Живее всех живых? – прошептала она.
– Да, – Аден кивнул. – Я понимаю, из-за его рассказов Джина могла показаться тебе всесильной… но это не так. Поверь. Твой отец не рассказал людям и половины того, что знает о ней на самом деле… но он рассказал мне.
– Почему?
Аден не отвечал. Вероника слышала, как тикают часики на её руке, внутри зудели ещё вопросы. Она не удержалась и отстранилась. Ладонь, накрывавшая её голову, скользнула на плечо, прикосновение, разгорячённое теплом Дара, обожгло обнажённую кожу – на ней была простая шёлковая майка, и от неосторожного движения соскользнула лямка. Вероника увидела растерянный взгляд Адена. Он был так близко, обнимал её, прижимал к себе, согревал своим теплом, и душевным, и теплом Дара. И Вероника неожиданно поняла, что до боли в сердце хочет его поцеловать. Прямо сейчас. Здесь. Плевать на все условности, на колоссальную пропасть между ними. Просто поцеловать. Стать ещё ближе, чем сейчас, настолько близко, насколько это вообще возможно…
Громко хлопнула дверь. Вероника и Аден одновременно вздрогнули, отскочили в разные стороны. Вероника оглянулась, увидела, что в дверях стояла растерянная Алина. У её ног лежал объёмный бумажный пакет, из него вывалились яркие упаковки.
– Я… я так не вовремя, что… – она прикрыла рот ладонью. – Ой. У меня даже слов нет.
– Всё в порядке, – еле слышно отозвалась Вероника. Она ощутила, как вспыхнул жар на её щеках, и отодвинулась от Адена ещё дальше. – Мы просто…
– Наверное, мне пора, да? – пробормотал бог огня и встал.
Вероника поднялась тоже. Стянула одеяло с кровати, завернулась в него, опустила взгляд в пол. Почему-то смотреть на Адена теперь было неуютно и странно.
– Проверь, пожалуйста, как там отец, – тихо попросила Вероника.
– Хорошо, – отозвался Аден.
Ощущение, что он всё ещё рядом, не пропало, но Алина с облегчением выдохнула и склонилась к пакетам. Вероника отбросила одеяло, в два огромных шага подскочила к подруге и крепко обняла её, едва та распрямилась.
– Ты запредельно вовремя, – выдохнула Вероника. – Я уже не знала, что и…
– Да ладно, – Алина ухмыльнулась. – Будем считать это местью за Петера. Ну или…
Она замялась, смутилась, её щёки порозовели. Вероника нетерпеливо сжимала кулаки за спиной, ожидая, что бывшая подруга заговорит, но та молчала. Как будто только на извинения за «не вовремя» её и хватило. Тишина становилась напряжённой, и Вероника уже подалась вперёд и собиралась было заговорить, как вдруг Алина ожила.
– Я это… всё же решилась прийти, вот, – она нервно усмехнулась и развела руками. – То есть… я хотела сказать… в общем…
– Проходи, – с облегчением выдохнула Вероника и широким жестом пригласила в комнату.
И пусть бывшая подруга плохо показала себя на соревнованиях. И пусть она не так хороша, как все вокруг думают, боги… Вероника считала, что если у тебя двое друзей, тебе стоит ценить их, несмотря ни на что. Особенно если от двоих остался всего один, а о смерти второго тебе десять ночей подряд напоминали кошмарные сны…
Уже через полчаса страшный сон отступил в тёмные углы комнаты – туда, куда не дотягивался свет тусклой настольной лампы, водруженной на стопку учебников. Устроились на полу – стянули одеяло с кровати Мэй, закутались в свои. Рядом устроили тарелку с чипсами, тарелку с пирожными и ещё целую гору вкусностей, принесённых из города, открыли окно, впустив ночную прохладу в комнату. Сидели рядом и болтали обо всём, что только можно было вспомнить – пусть и немного за два года, но всё же…
– Такое чувство, будто я вернулась в прошлое, – хмыкнула Алина, окинув взглядом стопку тетрадей на краю стола. – Помнишь, как мы сессию пересдавали? Ну, то есть я пересдавала, а ты пыталась меня чему-нибудь научить.
– Но ведь научила же? – улыбнулась Вероника.
Она прекрасно это помнила.
Соседка ей досталась что надо. В то время, как Вероника не вылезала из спортзала, всеми силами стремилась доказать себе, что справится без Дара, Алина наслаждалась свободой. У неё были строгие родители, не позволявшие дочери дышать без разрешения, и потому, оказавшись на Священной земле, Алина решила взять от жизни всё. Буквально. Короткие юбки и косметика, вечеринки до рассвета и встречи с мальчиками – ей было доступно всё, и никто не мог её за это наказать, родители остались за тысячи километров отсюда. И, как в басне, знакомой им обеим с детства, Алина оказалась не готова к суровой зиме – к сессии, которую Вероника в своё время тоже сдавала не без проблем, но хотя бы не завалила. Расплата оказалась мгновенной и безжалостной, как выстрел в голову – узнав, какие оценки внесли преподаватели в личное дело студентки Николаевой, куратор академии решила поднять вопрос об исключении. Спасло только вмешательство пары преподавателей, на занятиях которых Алина показала себя хорошо, и поручительство Вероники, как старшего товарища.
Вместе они провели две недели, не вылезая из комнаты. Только учёба, никаких поблажек, отдых и перекусы по расписанию, и то – завтракали, обедали и ужинали здесь же. И сейчас, глядя на настольную лампу, водруженную на стопку учебников, Вероника с неожиданной яркостью увидела именно эту картинку – завалы из учебников и конспектов, горку обёрток от шоколада, забытую ещё два дня назад, и Алину, растянувшуюся на одеяле с тетрадкой и ручкой. И сейчас всё так же, только обёртки давно выброшены, учебные материалы сложены в стол, а подруга с довольной улыбкой потягивает молочный коктейль. Вероника зажмурилась от удовольствия – всё рано или поздно возвращается на круги своя, и здорово, что приятные моменты тоже.
