Из лазарета спешно в нашу каюту. Всё засыпано стёклами от потолочного светильника и лопнувшего прямо в держателях графина, слетело всё, что было на полке, перекосило броняшку в разбитом иллюминаторе отчего занавеску пузырит и треплет прорывающийся в щель ветер. Клёпа на полу с распластанными крыльями, Дуся оглядывается на нас и пытается вылизывать ей голову, крови не видно, повреждений обнаружить не смогла, похоже просто сильное сотрясение мозга и шок. Господи, я ведь сразу почувствовала, что ей плохо, но видимо встряхнуло нас изрядно и кажется, о переборку приложило, что вылетело всё из головы. Но к счастью Клёпа жива, просто сознание словно выключилось, потянулась, чуть шевельнула искорки жизни, должна очнуться. Николай сгрёб её в охапку и качает словно младенца, надо дунуть ей в нос, дунули, никакого результата, у ног сидит Дуся и всей собачьей натурой тянется помочь, только вот чем тут помочь? Её саму отсюда выгнать надо, ведь лапы о стёкла изрежет! Полное ощущение, что Клёпа просто спит, но не разбудить. И времени с ней возиться катастрофически нет. Делать нечего, завернули её в одеяло вместе с подушкой, и с нею на руках идём на палубу. В чистеньком коридоре офицерских кают какие-то лужи, битое стекло…
На юте вмятина палубы и дыра на месте левой пушки, толпится народ, в середине накрытые холстиной тела, от крайнего в шпигаты натекает ручеёк, этого выловили из воды. Нужно поднять холстину, посмотреть самим, это тоже из обязанностей командира, хоть здесь распоряжается Отец Пафнутий. Так мерзко себя давно не чувствовала! У одного никаких видимых повреждений, у второго похоже снесло часть головы, всё залеплено кровью, у третьего вывернута под невозможным углом шея и нога. Если бы я не отвлеклась и контролировала заднюю полусферу, то смогла бы обнаружить этот снаряд и отвести его, так, что эти убитые на моей совести, такая добротная оплеуха, ишь магиня, а против человеческой глупости даже Боги бессильны. Но должна была учесть и такую дурацкую вероятность, ведь послала сигналить Артеньева, так чего ж расслабилась? Матросы гудят про "Победу", и это тоже надо прояснить:
— Так! А кто видел, что стреляли с "Победы"?! И где тут снаряд?
— Дык вот туточки, Ваш Вскбродь! — матросы расступаются, в отверстии шлюпбалки, словно специально для него сделанном вколочен снаряд главного калибра.
— Пётр Карлович! А как вы его вытаскивать думаете, не взорвётся? — из-за спин появляется фон Кнюпфер:
— Не должно, он видимо краем ударился, и у него взрыватель от деформации выбило, так, что можно хоть кувалдой выбивать, а если бы рванул, может всю корму бы нам разворотило…
— Хорошо! Возьмите это на контроль! Кто видел, что стреляли с "Победы"? — выступает какой-то помятый Феофан.
— Ваш Вскбродь! Я со старшим помощником был, сначала два выстрела, потом ещё раз пять стрельнули, рядом три раза попали и один сюда. — Вижу руки протягивает к Клёпе, передаю ему.
— Феофан! Возьми Клёпу, пристройтесь где-нибудь и Дусю уводи, Похоже её контузило сильно, пусть отлежится, у меня в каюте везде стёкла и дует, подумай!
— Сделаю! Ваш Вскбродь!
— Отец Пафнутий! Вы что скажете?
— Да, что тут скажешь? Сейчас обмоем, ночь отпевать буду, на берегу нужно гробы заказывать, в Артуре и похороним…
— А с "Победой" что думаете?! — У Николая уже возникла мысль, и она мне понравилась, но нужно было сейчас сбить волну негодования команды и, судя по последовавшей перед ответом паузе, батюшка это понял.
— А что с дураками сделаешь? Бог накажет!
— Согласен! Сейчас встанем к причалу, там места много. Утром на причале построение и прощание с погибшими. Берите, кого надо в помощь. Георгий Самуилович напишет заключение, тоже подпишете, мне к рапОрту надо приложить. Господ офицеров прибыть в кают-компанию, я пока в ней обоснуюсь, пока мою каюту в порядок не приведут. Всё больше вас не отвлекаю!
В кают-компании начали ставить задачи. Очень не хватало Сергея Николаевича, многие вопросы так удобно свалить на него, но он сейчас спит в лазарете, ему это важнее, а нам ещё рапОрты писать нужно. Приказали всем выдать по чарке, и утром ещё одну. Петру Карловичу поручили аккуратно вытащить снаряд и ни в коем случае не выкидывать, а положить в какой-нибудь ящик, чтобы переносить было удобно, и не взорвался чего доброго. Новицкому в первую очередь оценить все повреждения, и прикинуть, что и как делать, утром мы должны вернуться в строй. Боцману навести порядок, и как придём в порт подогнать в борту один из наших паровых катеров. Кстати, забыла упомянуть, что у нас на борту осталось только две шлюпки, а оба вельбота, паровые катера и офицерский катер мы оставили на берегу. Сейчас бы мы точно остались без спасательного вельбота, там как раз пушка пролетела, да и левый катер, скорее всего, зацепило бы. А так, даже левая шлюпка не пострадала, хотя сначала был доклад, что повредило и её. Надо будет подумать и наверно возьмём на место левой шлюпки паровой катер, тем более, что надо вес потерянного орудия компенсировать. Перед тем, как распустить офицеров, поблагодарили, поздравили с победой и подняли за это по рюмочке коньяка.
Ещё час после того, как отшвартовались у причала восточного бассейна, сидели писали рапОрты. К тому времени артиллеристы доложились по расходу снарядов, двадцать семь главного калибра и семьдесят четыре сорокопяток, за семь японских миноносцев очень неплохой размен, радостно гыгыкнули Тремлер с Левицким. Рассказали, что Фёдор Карлович буквально за секунды перед попаданием отошёл с левого крыла кормового мостика, иначе шансов у него не было, а так теперь счастливый ходит с забинтованной шишкой на голове. А Древков переживает, что его правому борту пострелять не удалось. Вообще, да! Меньше четырёх снарядов на каждый потопленный миноносец в ночном бою — это не "не плохо", это больше чем "отлично", о чём радостным канонирам и сказали. На причале дежурили брички из госпиталя, с ними послали Машеньке записку, что у нас всё хорошо и нет повода для волнений! До утра даже удалось пару часиков прикорнуть в каюте у Артеньева, Клёпа теперь уже кажется, просто спала в кресле неподалёку, Дуся всё никак не могла прийти в себя и даже спать нам дала, только положив нам на ноги свою большую тяжёлую голову. Не помешали поспать даже стоящий на борту грохот от ударов кувалд и криков работающих…
Утренние доклады искренне порадовали, а может и правда есть утреннее волшебство, не зря ведь "утро вечера мудренее". В нашей каюте уже навели порядок, правда, один иллюминатор пока заделали наглухо, а в остальном, убрали стекло, помыли, можно жить, даже вмятину в потолке практически выпрямили, выжав распорами и винтовыми домкратами. То есть долбили кувалдами по железу за стенкой, а мы дрыхли. Меньше получаса боя, а так вымотали. Дыру на месте пушки пока закрыли листом котельного железа. Шлюпбалки отрихтовали и они полностью работоспособны. С цепью баллера тоже удалось справиться, кусок трубы заменили, и переклепали цепь, рулевые крутили по всякому никаких претензий. Течи в корпусе не выявили, повреждённые трубы вентиляции тоже восстановили, как и смятую часть кормового мостика. Не успеют только пол настелить, но там положили куски оставшегося линолеума, получилось вполне прилично. Остальные мелочи ещё доделываются, а боцман уже местами даже покрасить успел.
Доктор доложил, что в госпиталь отправил только боцманмата Савенкова, заряжающего кормового орудия с переломом руки и переохлаждением, трое остальных раненых ехать в госпиталь наотрез отказались. Сергей Николаевича можно переводить в каюту, двое других встанут в строй в течение пары дней, старпому нужно будет поберечься ещё пару недель. Кроме этих четверых ещё двенадцать с мелкими ссадинами и ушибами могут продолжать службу, отстранён от вахты только кочегар, у которого ожог руки, схватился за горячую трубу, когда падал. С берега сообщили, что миноносцы за ночь вытащили из воды восемнадцать японских моряков и одного офицера, нашего матроса не нашли. "Аскольд" завёл пластырь и сам дошёл до недостроенного дока, там решают, как заделывать его пробоину в корме. "Цесаревич" дойти не сумел, но не из-за тяжести повреждений, а из-за осадки не может пройти фарватером, поэтому пока притоплен на мели у входа в порт, вроде будут заводить в гавань и делать кессон для ремонта.
