- Спасибо, Андрей Палыч, но я поеду на работу. Шнайдерову нужна будет веская причина, если никто из правления Зималетто не явится на встречу.

- Вы правы, Катенька. Я сейчас запру дверь и мы едем в офис.***

Я вел машину, искоса поглядывая на Катю. Она снова влезла в свою защитную броню и сидела, съежившись, на переднем сидении рядом. Я украдкой разглядывал ее точеный профиль и пытался понять, о чем она думает. Молчание становилось тягостным.

Я нарушил его первым.

- Катя, простите меня, пожалуйста. Я вел себя, как свинья. Я не должен был… Вас целовать. Вдобавок вчера нажрался, как последний алкаш! Вы меня простите?

Она посмотрела на меня с улыбкой. Не такой испуганной, как обычно, а прямой и открытой.

- Андрей Палыч… Извините, что отвечаю вопросом на вопрос… Почему Вы считаете, что не должны были целовать меня?

Я меньше всего ожидал такого вопроса и растерялся:

- Ну, не знаю, Кать… Мне кажется, вам неприятно. Вы падаете в обморок, краснеете, бледнеете… Признайтесь, что Вы, как всегда, просто не можете сказать “нет”? Нельзя так, Катенька! Это любой может так… Нужно уметь постоять за себя!

- Я умею говорить “нет”, Андрей Палыч… Я не могу вам отказать потому что я… Вас… Вы вчера были в очень плачевном виде, и мне стало вас жаль.

- Черт, ничего не помню! - засмеялся я. - Кать, а как я оказался в машине?

- Вас оттащили туда ребята из кафе… Персонал.

- А как я разделся?

- Я Вам помогла… Я часто папу раздеваю… Раздевала раньше, когда он приходил… Пья… уставший.

Во время этого разговора я видел только повернутый ко мне кусочек ее профиля, потому что Катька смотрела в окно, но я мог поклясться, что щеки ее пылали. Меня распирали противоречивые чувства. С одной стороны, я должен был испытывать чувство благодарности, и не более, как всегда. Но с другой стороны… Я, как последний идиот, лихорадочно размышлял, как бы отговорить ее от этой чертовой встречи со Шнайдеровым. Повод не находился. Да и какой тут мог быть повод, когда от этой встречи зависит, дадут ли нам еще кредиты другие банки? Шнайдеров очень влиятелен в своих банковских кругах, и если он хоть что-то пронюхает, все, туши свет! Активы Зималетто можно было выставлять на торги.

Тут еще одна проблема нарисовалась. Что я скажу Малине? Что провалил миссию и больше не представляю, как ее завершить, потому что влюбился в Катю? Да он меня на смех поднимет! Об этом я не признаюсь ему даже под пистолетом. Но и оправдываться нужно тоже как-то. Тут еще Кира… Надоела она мне своей ревностью…. хуже пареной репы. И хотя я понятия не имел, что такое “пареная репа”, подозревал, что это нечто очень гадкое.

Остаток дороги я ломал голову над этой дилеммой, да и Катерина молчала. Несколько раз я пытался заговорить, но всякий раз прикусывал язык. А когда мы зашли в лифт, мне пришла в голову гениальная, на мой взгляд, идея.

- Катенька, - вкрадчиво проворковал я. - А как вы относитесь к розыгрышам?

- Положительно, Андрей Палыч, - ответила она, слегка удивленная таким поворотом беседы. - То есть… Нет! Я не знаю, - жалобно добавила она, бессознательно прижавшись щекой к ткани моего пальто. - Один раз мой друг Зорькин уговорил меня подложить кнопку учительнице на стул, она все узнала, так я чуть со стыда не сгорела! Пришлось все рассказать вечером отцу, и он так расстроился, что маме даже пришлось “скорую” вызывать! Мне до сих пор стыдно об этом вспоминать, и Вы первый, кому я это рассказываю. Я имею ввиду, из посторонних… А Вы почему спрашиваете?

Упоминание о Зорькине вывело меня из себя, хоть в душе я и посмеялся над незадачливой Катькой, которая даже толком не могла в школе пошалить. Постаравшись взять себя в руки и подавив раздражение, вызванное упоминанием Зорькина, я сказал:

- Я бы хотел разыграть наших сотрудников. Что, если нам выйти из лифта под ручку, но на ресепшене вы как будто испугаетесь, и выдерните ее у меня? Ну, как будто мы вместе?

Она посмотрела на меня как на ненормального, наверное, решив, что у меня до сих пор пьяный бред.

- А зачем это Вам? То есть… Я хочу сказать… Это не очень хорошая идея, Андрей Палыч! Ведь узнает Кира Юрьевна, а Вам это совершенно ни к чему!

- Я ей скажу, что это неправда, что сотрудникам нечего делать, как сочинять разные бредни. Поверьте, Катя, я уже огребал от нее и по менее значительным поводам, половину из которых она сама же и придумала. Так что скандалом больше, скандалом меньше… Ну пожалуйста, Катенька! Наша жизнь такая скучная! Все эти переговоры, встречи, фирма катится к чертям! А тут такая мелочь! Вот увидите, все поговорят и забудут!

Мой расчет был прост. Я хотел, чтобы эта сплетня докатилась до Малины, и тогда не пришлось бы оправдываться за свое фиаско прошлого вечера.

К моему великому изумлению, она согласилась. То ли она поверила, что мне просто хочется пошалить, то ли по какой-то иной причине, но в мой карман пробралась теплая ладошка, и снова жаркая волна пробежала по телу. Лифт распахнулся на этаже, и две пары удивленных глаз устремились в дверной проем. Это были глаза Малины и Тропинкиной, распахнувшиеся до всех пределов, дозволенных природой и рот ее приоткрылся. Ромка, минутой раньше что-то втиравший Марии, чуть не рухнул под стол. Катерина ловким движением убрала руку из моего кармана и сделала вид, что поправляет что-то в сумке, висевшей у нее на боку. Гордо продефилировав мимо ресепшена практически прижавшись друг к другу, в моем кабинете Катька вдруг рассмеялась заливистым смехом, а я схватил помощницу в объятия и закружил по кабинету, но смутившись, поставил ее обратно.

- Кать, а нам удалось… Я имею ввиду, вы видели их лица?

- Видела! Но Кира Юрьевна… Боюсь, как бы нам эта шутка не вылезла боком.

- Нам? Вы боитесь Киру Юрьевну?

- Нет, но… лишние сплетни Вам ни к чему.

- Да какие сплетни, Кать? Увидите, я всех поставлю на место! А сейчас нам пора за работу! Арбайтен, как говорят у них… Давайте пальто.

Мы прошли в ее крошечную каморку, и я снова помог ей снять пальто. Ее близость волновала.

- Кать, - откашлялся я. - Спасибо Вам… За все. За вашу доброту, сердечность… И можно мне…

Я осекся на полуслове, услышав, как открылась дверь. На пороге стоял Малина, глаза его горели, как у кота. Судя по его виду, ему не терпелось узнать подробности.

- Андрей Палыч, - сказала Катя. - Не забывайте, что через пятнадцать минут мы должны выехать в банк.

- Ах, да, - спохватился я. - Пойду соберу документы.

Задом вытолкав Малину из каморки, я направил его загривок направление в сторону конференцзала. Плотно закрыв за собой дверь, я прошипел:

- Малина! Больше никогда не заставляй меня спать с Катериной, понял?

- Палыч! Но, судя по вашему сегодняшнему явлению, все прошло как нужно? Ну-ка расскажи, какая она в постели? Ооо, я так и представляю, полумрак, пламя свечей прыгает на стенах, и тут является Катрин в твоей футболке, которая обтягивает ее прелести, волосы ее распущенные, губки раскрыты в ожидании поцелуя… Она делает волосами вот так (он тряхнул головой, описав круг) а потом…

Я задохнулся. Видение, нарисованное Малиной, было слишком явным. Я прижал его к стенке локтем и просипел в лицо:

- Это тебя не касается, понял? Я свою миссию выполнил, и умываю руки. Пусть все катится ко всем чертям!

- Странный ты какой-то Ждан, - сказал он, морщась и потирая горло. - Однако ты просто так не спрыгнешь. Я тоже, знаешь, вчера даром времени не терял. Вот…

Он выудил из кармана несколько листов, сложенный вчетверо.

- Что это за филькина грамота?

- Это дальнейший твой план по совращению Пушкаревой. Результат надо закрепить! Иначе ты очень скоро потеряешь расположение девушки.