- Я тоже, - буркнул я. - И пива…

Есть совсем не хотелось, хотелось пить, в горле саднило.

- А Вы, Катенька? - елейным голосом спросил Малиновский. Две пары наших глаз уставились на нее. Она съежилась еще сильнее.

- Я тоже ничего, - пискнула она и откашлялась. - Есть не буду, - уточнила она. - Выпью стакан яблочного сока… За компанию!

- За компанию! - эхом отозвался Малиновский и кивнул официанту.

- Вам бутылку или в графин? - уточнил он. Малина заказал бутылку. Я обвел глазами помещение. Более мерзкой дыры сложно было себе вообразить. Гремела музыка, к потолку поднимались клубы сизого дыма. От этого дыма в горле саднило еще больше и я постоянно откашливался и сглатывал слюну, которой не было. По углам, вжимавшись в темноту, сидели парочки. Прямо передо мной одни взахлеб целовались, пожирая друг друга ртом. Я заставил себя смотреть в сторону.

Принесли напитки. Сделав большой глоток, меня чуть не вывернуло. Пиво было теплым и негазированным. Я сделал гримасу и отставил бокал в сторону.

- А здесь мило, - с елейной улыбкой произнес я, с ненавистью бросая взгляд на Ромку.

Он поспешно сказал:

- Итак, Катенька, вы что-то там про производство говорили?

Катенька заговорила, а я наблюдал за ней. При разговоре обнажались немного выступающие вперед зубы и металлическая проволока на ней. Я глотнул еще виски и у меня перед глазами все стало расплываться.

“Интересно”, - вдруг подумал я. “А проволока эта не мешает целоваться? Спросить, что ли? Мне кажется, она даже не знает, что такое поцелуй…”

Пушкарева рассказывала про оптимизацию производства, но я ее не слушал.

“Интересно”, - несло меня дальше, ” а какая она в постели? Господи, окстись, Жданов, какая постель? Наверное, она и раздевается при выключенном свете и сразу накрывается с головой!”

Я отпил еще виски и наконец согрелся. Приятное тепло разлилось по жилам. Пушкарева что-то рассказывала про субаренду в магазинах, а я раздумывал, какой же мне шаг предпринять, чтобы уложить ее в постель. С любой другой девушкой таких сложностей не возникало. Их и укладывать не нужно было, они сами укладывались в мою постель.

Очнулся я от пинка в бок.

- Очень интересно, Катя! - воскликнул Малина. - Правда, Андрей?

- Да, - подхватил я, - очень, очень интересно.

Мне уже встало все равно и я пошел вразнос. Я пододвинулся к Катьке и как бы невзначай положил руку под столом ей на колено и стал поглаживать, в то же время внимательно изучая остатки виски на дне бокала. Она вздрогнула и встрепенулась:

- Роман Дмитрич… А мы надолго здесь?

- Катенька, вы торопитесь? - откликнулся Ромка.

- Мне просто папе… Позвонить нужно.

“Ага, папе”, - ядовито думал я, разглядывая стакан, который только что наполнил чуть ли не до краев. “Зорькину своему небось побежит звонить…”

- Жданов, кончай бухать! - раздраженно рявкнул Малиновский, когда она отошла в сторону и достала телефон из сумочки. - Ты и так уже в дрова! Сейчас она позвонит Зорькину и тот - фьюить! И увезет ее в неизвестном направлении!

Я отпил залпом содержимое и занюхал рукавом.

- Спакуха, друг! Я уже в нужной кондиции! Сейчас я Катьку… Сам увезу в неизвестном направлении. Сейчас мы поедем куда-нибудь в уютное, тихое местечко…

Я попытался встать, опрокинув стул. Зал кафешки качнулся и поехал в сторону.

- Тьфу, бл…! - выругался Роман. - И это ты называешь кондицией? Да ты еле на ногах держишься!

- Я держусь на ногах, - кивнул я. - Вот, смотри, могу по одной линии пройти…

Я попытался пройти по воображаемой линии и чуть не рухнул на целующуюся парочку. Извинившись, решил, что будет безопаснее вернуться на место.

- Видел?

- Видел, видел… Ладно, Жданчик, я на тебя надеюсь! Держи себя в руках!

- Да держу я, держу себя в руках…

Я снова потянулся за бутылкой, но Малиновский ловким движением руки убрал ее.

- Катька! Она идет… Ну ладно, Жданыч, удачи, я пошел…

- Ромка! - взмолился я. - Ромка, не оставляй меня одного, пожалуйста… Наедине с Катькой, прошу тебя!

- Надо, Дрюнчик, надо! Сейчас или никогда! Ну, я в тебя верю, дружище! Пока!

И Ромка испарился.

Катерина плыла к столику, как в замедленном кино. Я подумал, что как истинный джентльмен должен отодвинуть стул, чтобы она села, но ноги были налитые свинцом и прилипли к полу.

Она села на краешек стула и улыбнулась:

- Вот…

В моем затуманенном алкоголе мозгу мелькнула мысль, что когда она улыбается, ее некрасивое личико становится даже хорошеньким. Но она опустила голову.

- А где? Роман Дмитрич… - через время прошелестела она и покраснела, как рак.

- Ромка? А Ромка… ушел. Ему друг позвонил и он сразу убежал… Катенька!

Мне вдруг стало жалко себя. Я чувствовал невероятную усталость, у меня разболелась голова и во рту по прежнему было ощущение наждачной бумаги. Расстегнув до половины пуговицы на рубашке, я уже не стесняясь подвинулся к ней и обнял ее за плечи. Она попыталась сбросить мою руку, но я схватил ее еще крепче.

- Катенька, - повторил я и вдруг заплакал. - Катенька, я подлец! Мне нечем платить людям зарплату! Дожились! Мой отец всегда находил деньги на зарплату, а я…

Я рыдал, уткнувшись ей в плечо, а она ласково гладила мою руку и нежно говорила:

- Ну что вы, Андрей Палыч… Вы не подлец, просто нужно немного подождать! Компания обязательно выберется из пропасти! Уже поступают первые поступления от продаж, вы увидите, все наладится… Ну же, Андрей Палыч!

Она меня уговаривала, как маленького, в голосе звучали решительные нотки, куда только подевалась ее угловатость и скованность. Я чувствовал тепло ее руки на своей руке, и почему-то мне не хотелось, чтобы она ее убирала. Всхлипнув еще раз, я поцеловал ее, и она снова покраснела. Я все не мог остановиться, и рыдал, уткнувшись ей в плечо, размазывая слезы кулаком. Наплакавшись вволю, я почувствовал невероятное облегчение от того, что часть своих проблем мне удалось переложить на чужие плечи и был полон решимости.

- Вставайте, Катенька, - сказал я и вскочил на ноги с намерением увезти ее “куда подальше”. Но стоило мне принять вертикальное положение, как зал начинал качаться, как палуба корабля и я снова плюхнулся на стул.

- Андрей Палыч… Вы… Вы… Вам совсем плохо, вы устали, вам надо отдохнуть! А давайте, я вас провожу, а?

Она ждала ответа, приоткрыв рот, за которым белели белоснежные зубки с металлической проволокой на них. Меня манил этот рот.

- Проводите, Катенька, пожалуй… Буду вам очень благодарен.

Я стал наклоняться ближе, ближе к ней и, кажется, даже прикоснулся к ним, но дальше все закрутилось в адской карусели, я ткнулся лбом в гладкую поверхность стола и отключился.

========== Наваждение ==========

***

Я приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Казалось, свет хлынул в них нестерпимым потоком. Тотчас голова отозвалась адской болью и дико захотелось пить. Пересохшим языком я попытался облизать не менее сухие губы. Сделав над собой невероятное усилие, я разлепил оба глаза и осмотрелся. Знакомый натяжной потолок персикового цвета, который мама заказала в Милане, перерыв всю Москву и окрестности в поисках нужного цвета, окно слева задернуто шторами шоколадного оттенка, из-за чего в комнате царил полумрак, но глаза все равно болели. Очевидно, я находился у себя в спальне. Но как я оказался в своей постели, я не имел ни малейшего понятия. И что было вчера, я ни черта не помнил. На наручных часах, которые все еще были у меня на руке, было 7-30. В памяти всплыло наше заседание в конферецзале, Катька, Малина, я, кажется мы выпили… Господи, должно быть, я хватнул лишнего вчера, попросту говоря, нажрался в хлам, а потом… потом как отрезало. Я ничего не помнил.