Сарнияр остановился, дожидаясь старика. Выскользнув из спальни, врач плотно затворил дверь и сказал приглушённым голосом:

– Конечно, вы спасли ей жизнь, но вы же и довели её до критического состояния. Надеюсь, вы это понимаете?

Царевич удручённо кивнул, не в силах выдавить ни звука. В голове у него вертелись разные мысли, но ни одна из них не находила выражения в словах.

– Будет, несомненно, лучше, если вы проведёте остаток ночи у себя.

Сарнияр ничего не ответил, и Хаджи-хаким решил, что он не понимает намёков.

– Не трогайте эту бедняжку, – настоятельно потребовал он, – женщина с таким хрупким сложением создана… э-э… не для вас.

Сарнияр чувствовал, что он чего-то недоговаривает, но у него не было ни сил, ни желания продолжать этот неприятный разговор. На том они и расстались: Хаджи-хаким вернулся к княжне, а царевич побрёл в свои покои и улёгся в постель. День выдался напряжённый, и он заснул, чуть только его голова коснулась подушки.

Утром он заглянул к отцу и, несмотря на ранний час, застал у него Хусейна и Хаджи-хакима. Трое мужчин, активно жестикулируя, что-то горячо обсуждали до его появления, но едва он вошёл, сразу умолкли и поднялись с диванов. Отпустив обоих придворных взмахом руки, государь приблизился к сыну и с отеческой нежностью привлёк его к себе.

– Бедное моё дитя, – участливо заговорил он, покачивая лилейно-белым тюрбаном, – мне всё уже известно. Твоя жена вчера чуть не рассталась с жизнью. Хвала Аллаху, что всё обошлось…

– Аминь, – прервал его Сарнияр. – Но этот случай только укрепил моё решение отправиться на войну. Княжна Лейла не годится мне в жёны, она слишком хрупка для меня. Мне жаль, что ей пришлось принять нашу веру, но раз уж так случилось, пусть найдёт мужа себе под стать. Я хочу аннулировать наш брак.

Аль-Шукрейн всплеснул руками.

– Ты лишаешь себя громадного состояния!

– Я добуду себе такое же, ничем не хуже.

– Но это преподнесли тебе на блюдечке с золотой каёмочкой. Ты и пальцем о палец не ударил, чтобы его заслужить.

– Возможно, поэтому оно мне не особенно дорого.

– Щенок! – взорвался Аль-Шукрейн. – Что ты понимаешь в том, как добываются состояния? Воображаешь, что их качают из воздуха? Или надеешься отыскать пещеру Али-Бабы? В войну решил поиграть, дурачок? И с кем же ты собрался воевать? С Османами, которым принадлежит весь полуостров, включая и нашу страну? Ты не забыл, что она оставлена нам лишь потому, что удалена от побережья? И что мы платим за неё ежегодную дань султану Мюраду?

– Я хочу добиться централизации власти в Румайле.

– Ты у своего дяди Мусы заразился этой крамолой?

– Я заставлю турок признать наш суверенитет. А затем попытаюсь отвоевать у них портовые города, чтобы обеспечить нам свободный выход в море.

Аль-Шукрейн откинулся на спинку дивана и дрожащей рукой вытер пот с побагровевшего лица.

– А где ты возьмёшь средства на все эти рисковые предприятия? Тебе же известно, что наша казна почти пуста стараниями твоего дядюшки.

– Я начну с малого: разграбления посёлков и небольших городков на пути к побережью.

– Словом, ты затеял нешуточную эпопею. И не жаль тебе тратить на неё свою молодость? На войну с Османами может уйти целая жизнь.

– Нет, отец. Лучше провести её в походах, чем прожигать, расточая чужое состояние.

– Сынок, – вкрадчиво заговорил Аль-Шукрейн, – поверь, я вовсе не пытаюсь свернуть тебя с благородного пути. И мне бы тоже хотелось избавиться от османского ига и прогнать турок с нашего полуострова. Только я лучше тебя представляю всю сложность этой рискованной затеи. Ты ещё слишком молод и неопытен для того чтобы руководить крупными боевыми операциями. А главное, у тебя нет на них денег. Глупо начинать войну без средств, но стократ глупее искать, где бы их раздобыть, когда на тебя пролился золотой дождь из сундука магараджи.

– А ведь, и в самом деле, это золото мне бы очень пригодилось, – в раздумье проронил Сарнияр.

– И нужна для этого сущая безделица: признать законным свой брак с княжной Голконды.

– Наш брак не состоялся! – возмущённо вскричал Сарнияр.

– Ваш брак состоялся! Я прикажу вывесить простыни с вашего ложа на дворцовых воротах, чтобы все убедились в этом.

Сарнияр смерил отца гневным и презрительным взглядом.

– Я не могу признать своей женой женщину, – заявил он, – неспособную ублажить меня в постели.

– Пустяки, – отмахнулся Аль-Шукрейн, – для подобной цели найдутся другие женщины. Правда, твой дядя-мужеложец разогнал мой гарем за ненадобностью, сейчас во дворце не наберётся и десятка рабынь, годных на роль одалисок. Однако на деньги тестя ты сможешь закупить на невольничьих рынках с полсотни обольстительных гурий. Так что поверь, сынок, нет никакого смысла аннулировать твой брак с княжной. В конце концов, она невиновата в том, что ей в мужья достался юнец, придающий преувеличенное значение потребностям своей плоти.

Сарнияр терпеливо выслушал его длинную, но малоубедительную тираду.

– Значит, я не заслужил своего права иметь подходящую жену и полновесный брак? Вы хоть понимаете, какую жизнь мне уготовили? Я буду навечно привязан к женщине, которая не может отдавать мне свою любовь, не рискуя собой.

– Это твоя плата за богатство, сынок. И возможность осуществить свои планы. Хотя мне жаль вкладывать золото магараджи в твои прожекты, я всё же готов поддержать тебя, лишь бы сохранить твой брак.

– Но я не готов, – воскликнул Сарнияр, – принести себя в жертву даже ради осуществления своих планов. Зовите кадия, отец. Я хочу расторгнуть договор с магараджей как можно скорее, пока он ещё жив.

Аль-Шукрейн ещё долго убеждал своего сына одуматься, но тот упрямо стоял на своём. В конце концов, царь был вынужден позвать придворного законоведа. Кадий Саид появился в дверях почти одновременно с гонцом, который, судя по его измотанному виду и сильно запылившимся одеждам, приехал издалека.

– Государь! – простёрся ниц перед царём посланник. – Я прибыл к вам с дурной вестью, но не велите казнить меня.

– Говори, – молвил Аль-Шукрейн, царственно качнув тюрбаном.

– Мой повелитель, магараджа Голконды скончался в своей резиденции на острове Химер. Подписав известное вам соглашение, он отрешился от всего земного и отправился на этот остров, чтобы в тишине и уединении подготовиться к переходу в лучший мир. Смерть не заставила себя долго ждать и спустя две недели после его переезда унесла моего повелителя.

Сарнияр переменился в лице, а государь прошептал:

– Мир праху его!

– Если моя весть огорчила вас, – взмолился гонец, – прошу, не казните, помилуйте…

– Ты привёз мне копию завещания магараджи и крепости на владение его землями? – прямо спросил государь, не считая нужным прибегать к околичностям.

Гонец протянул ему запечатанный пакет с документами. Аль-Шукрейн бегло просмотрел их и вздохнул с большим облегчением.

– Ну вот, сынок, вы с женой вступили в права наследников. Прими мои поздравления.

В порыве радости, которой был не в силах скрыть, он потрепал гонца по плечу и даже смахнул с него несколько пылинок.

– Ну-ну, успокойся, дружочек, у меня и в мыслях такого нет – казнить тебя, можно сказать, душеприказчика моего покойного свата, исполнителя его последней воли. Саид, – обратился царь к кадию, – пусть эти бумаги хранятся у тебя.

Наблюдая за отцом из-под полуопущенных ресниц, Сарнияр подавленно прошептал:

– Подумать только, вчера я держал её жизнь в своих руках. Не примени я своих познаний в медицине, сегодня бы остался богатым и свободным вдовцом.

Глава 4

– Вы искали меня, царевич? – спросил Хаджи-хаким, распахивая двустворчатые двери на террасу с колоннадой.

Здесь Сарнияр любил просиживать долгими вечерами, наблюдая, как солнце уходит за линию горизонта. Иногда к нему присоединялся Рахим, и они вместе предавались мечтам и строили планы на будущее. Рахим не во всём одобрял царевича, но никогда не позволял себе спорить с ним, лишь изредка высказывая своё мнение. А когда Сарнияр сам просил его советов, он облекал их в такую форму, что не последовать им было просто невозможно.