– Для этого нужно время, а его-то у бедняги почти не осталось. Кроме того, всё уже решено и подписано. Ты не можешь отказаться от этой девушки, сынок. Она приняла ислам, чтобы выйти за тебя, хотя была воспитана в индуистской вере.

– Как же я буду править страной, жители которой поклоняются не единому богу, как мы, а целому пантеону богов?

Аль-Шукрейн с досадой отмахнулся.

– Моголы не задавались подобным вопросом, когда покоряли Индию, а ты как-никак наполовину Могол. Пока твоя жена не умрёт, будешь править Голкондой дистанционно.

– Я даже не разглядел её лица, – сдаваясь, посетовал Сарнияр. – В молельне царил полумрак.

– Княжна Лейла не так хороша, как её приданое, но в ней нет ничего отталкивающего, – заверил его отец.

– Она такая тощая. Я боюсь переломать ей кости, когда оседлаю эту доходягу в постели.

– Ну, сынок, – озорно улыбнулся царь, – позволь ей стать наездницей или избери другой способ, чтобы не причинить ей ущерба.

Сарнияр замолчал, исчерпав весь запас красноречия.

– Я хочу познакомиться поближе с моей женой, – произнёс он после продолжительной паузы.

Аль-Шукрейн вздохнул с неимоверным облегчением.

– Конечно, сынок. Я распоряжусь, чтобы тебя проводили к ней.

Он кликнул слуг, и когда те явились на его зов, ободряюще подтолкнул сына к двери.

– Ступай, дитя моё, и будь на высоте, не урони нашу фамильную честь.

Cарнияр раскраснелся от его слов, но покорно двинулся вслед за слугами, освещавшими ему дорогу смолистыми факелами. Они долго блуждали по извилистым коридорам, пока не остановились у двери, украшенной свадебным венком. Прежде, чем открыть дверь, царевич прижался ухом к створке и услышал тоненький девичий голосок, звуки которого пробудили в нём нечто похожее на сострадание.

– Не такой я представляла свою свадьбу, Гюль. Венчание тайком, в потёмках, как будто мы совершали что-то недостойное. А мой жених, похоже, узнал о свадьбе в самый последний момент, когда всё уже закончилось.

– Может, здесь так заведено, – ответил низкий гортанный голос. – Не печальтесь из-за этого, госпожа, главное, что жених пришёлся вам по сердцу.

– Он такой большой и сильный. Я трепещу перед ним, Гюльфем.

– Неужели он не вызывает у вас ничего, кроме страха?

– О нет! Я трепещу не от страха.

– А от чего же тогда?

– От мысли, что его сильные мускулистые руки обовьют мой стан. Как ты думаешь, он скоро придёт?

– Думаю, скоро. Как только его отец прочистит ему мозги, он сразу же явится, уверяю вас.

Сарнияр с треском распахнул дверь. Обе женщины вскрикнули от испуга.

На смятой постели, полускрытой складками потёртых временем атласных драпировок, затканных поблёкшими золотыми узорами, сидела худенькая, почти бесплотная девушка, которую он видел в мечети. Она показалась ему такой невзрачной, что его взгляд не задержался на ней и машинально переместился на служанку, стоявшую за спиной госпожи.

То была женщина вполне в его вкусе, рослая, пухлая, с высокой грудью и пышными бёдрами, полноту которых особенно подчёркивал повязанный на талии шёлковый пояс с бахромой. Густые косы цвета воронова крыла обрамляли её румяное личико, привлекавшее своим неброским природным очарованием. Цветущий вид служанки воспламенил воображение царевича, и он мысленно поменял её местами с княжной. Какая ирония судьбы! Почему ему в жёны достался вялый сухофрукт, когда на той же ветке спелый, сочный, соблазнительный персик так и просится в рот?

– Приветствую тебя, жена! – произнёс Сарнияр, стараясь не косить глазом в сторону «персика». – Прошу, встань и поцелуй своего супруга.

Бледные щёки Лейлы покрылись болезненным румянцем. Она поднялась на носочки и с трудом дотянулась костлявыми руками до его широких плеч.

– Пожалуй, нам лучше сразу улечься в постель, – хмыкнул царевич. – Иначе тебе придётся целовать меня в подвешенном состоянии.

Зардевшись от смущения, Лейла шепнула горничной:

– Ступай к себе, Гюльфем.

Служанка поспешила к двери, оглядываясь на Сарнияра, привлекательная внешность которого произвела на неё неотразимое впечатление. Он тоже проводил её глазами, сожалея о её уходе.

Закрыв за собой дверь, Гюльфем прижалась к ней спиной и попыталась привести в порядок сумбурные мысли. Она готова была поклясться, что молодой новобрачный заинтересовался её персоной. Гюльфем гнала от себя эти крамольные мысли, но они всё равно назойливо лезли ей в голову.

– Это оттого что моя бедная госпожа совсем неказиста на вид, – решила она, вздыхая. – Но мне незачем тревожиться. Он обязательно оценит её скромность и неискушённость.

Внушая себе надежду, что госпожа может привлечь этими качествами молодого мужа, она даже помыслить не могла, что от её скромности и неискушённости у него сводило скулы. Сарнияр привык иметь дело со страстными зажигательными гуриями из презренного дома (прим. автора: восточный бордель), которых возили ему в поместье из близлежащего города. А вот скромную неискушённую девственницу он держал в своих объятиях впервые.

Предварительно разогрев её ласками, Сарнияр устроился удобнее, зажал лицо Лейлы в ладонях и шепнул:

– Ты готова принять меня в своё лоно, жена?

Она ничего не ответила, и он решительно двинулся на штурм. Услышав сдавленный всхлип, Сарнияр ослабил атаку и с тревогой посмотрел на жену. Заметив, как посинело её лицо, он почти разжал объятия и переместился набок, чтобы не давить на неё своим весом. Он готов был пойти на попятную, но Лейла вдруг стиснула ему руку и чуть слышно прошептала:

– Нет, продолжай… Я потерплю.

– Ты уверена? – спросил он, сам уже ни в чём не уверенный.

Она кивнула, и он возобновил слабые, беспорядочные толчки, с трудом втискиваясь в её тело. Накрыв ладонями маленькие грудки, он ощутил, как сердце у него под рукой то бешено стучит, то замирает.

Он выскользнул из её обмякшего тела и в панике схватил жену за плечи.

– У тебя нарушен сердечный ритм? Отвечай!

Она безмолвно повисла у него на руках, словно тряпичная кукла.

– Эй! Сюда! На помощь! Госпожа умирает! – закричал Сарнияр.

Дверь тотчас распахнулась, и в комнату вбежала Гюльфем.

– Ах, боже мой! – запричитала она. – Мы так надеялись, что это больше никогда не повторится! Какое несчастье! Какое несчастье!

Сарнияр поспешно натянул шальвары, но юркие глазки Гюльфем уже успели разглядеть его мощное и всё ещё готовое к бою орудие.

– Держите ей голову! – верещала Гюльфем. – Не так, лицом вниз! Ах, боже мой, боже мой!

Оба бестолково суетились над безжизненным телом новобрачной, слишком взволнованные, чтобы оказать ей действенную помощь.

– Не дышит, – всполошилась Гюльфем, приложив зеркало к губам Лейлы. – И сердце не бьётся! – прибавила она, прижав ладонь к её груди.

Мягко отстранив девушку, царевич склонился над женой, разжал ей челюсти и принялся за искусственное дыхание.

– Дыши, чёрт тебя побери, дыши! – ругался он в кратких промежутках между попытками вдохнуть в неё жизнь.

– Я позову врача, – сдавленно произнесла Гюльфем.

Сарнияр не обратил никакого внимания ни на слова перепуганной служанки, ни на её спешный уход. Он был занят слишком важным делом – спасением своей умирающей жены. От искусственного дыхания он перешёл к непрямому массажу сердца, и его старания завершились полным успехом. Лейла открыла глаза, в которых еле теплилась жизнь. Когда появился придворный лекарь Хаджи-хаким, её бледные щёчки уже слегка порозовели. Прощупав её пульс, старик немедленно влил ей в рот укрепляющую настойку.

– Ну, как она, доктор? – спросил Сарнияр, не отходя от него ни на шаг.

– Что я могу сказать, – развёл руками Хаджи-хаким, – она жива лишь благодаря вам. Вы спасли ей жизнь.

Лейла посмотрела на мужа с таким выражением на лице, от которого ему стало совсем не по себе. Ничего не ответив врачу, он направился к выходу, попутно наказав Гюльфем присматривать за госпожой.

– Ваше высочество! – окликнул его Хаджи-хаким.