– Госпожа страдает от вашего равнодушия, – обиженно заговорила она, вспомнив о слезах Лейлы. – Оттого, что отправляясь на войну, вы обрекаете её на разлуку. Неужели вы будете настолько жестоки, что даже попрощаться к ней не зайдёте?
Сарнияр был вынужден признать, что немного перегнул палку.
– Я зайду к ней… завтра утром, – пообещал он.
– Отчего же утром, отчего не сейчас? – настойчиво спросила Гюльфем, глядя на него в упор и с нетерпением ожидая, что он ответит на это.
Сарнияр посмотрел на неё с удивлением.
– Мне кажется, милая, что ты выходишь за рамки приличий, задавая подобный вопрос. В чём дело, крошка? Болеешь душой за княжну? Или просто выслуживаешься перед ней?
– Мне так жаль её, – вздохнула Гюльфем. – Получив известие о смерти отца, она стала сама на себя не похожа. Ваше участие было бы для неё большим утешением. Если вы проведёте с ней последний вечер перед отъездом, приятные воспоминания о нём согреют ей душу в разлуке.
Неожиданно отбросив церемонии, он заключил девушку в объятия. От его прикосновения Гюльфем бросило в жар. Лоб её покрылся горячей испариной, по спине побежали то ли мурашки, то ли капельки пота. Она с трудом могла дышать, испытывая настоящий ужас от мысли, что одно его объятие способно довести её до такого жалкого состояния.
Он заметил это; от него ничего не ускользало. Его действия стали смелее: он зарылся пальцами в её шелковистые волосы, запрокинул ей голову, заставляя смотреть ему прямо в глаза, и шепнул:
– Я бы охотно согласился на твоё предложение при условии, что ты разделишь этот вечер с нами. Мне тоже хочется унести с собой приятные воспоминания, но только ты можешь дать их мне, моя прелесть. Вот только боюсь, что Лейла на это не согласится. Поэтому давай обойдёмся без неё.
– Но я не могу остаться здесь с вами, – возразила Гюльфем, вырываясь из его объятий. – Меня ведь ждёт госпожа.
– Хорошо, – согласился Сарнияр, отпуская её. – Иди, побудь с ней, пока она не заснёт, а потом возвращайся ко мне. Мы проведём незабываемую ночь, последствия которой заранее очевидны.
– Последствия? – растерянно повторила Гюльфем. – Каковыми же могут быть последствия?
– А ты как полагаешь? – лукаво прищурился он.
– Неужели вы имеете в виду мою беременность?
Сарнияр усмехнулся.
– Твоя беременность, крошка, не настолько очевидное последствие, как статус фаворитки престолонаследника со всеми вытекающими из него преимуществами.
У Гюльфем остановилось дыхание. Его голос продолжал долетать до неё, но слова звучали бессмысленно. Видимо, он понял, что они не доходят до неё и решил подкрепить их на деле, потому что она снова почувствовала его руки на своих плечах. Подняв её голову за подбородок, он приблизил свои губы к её губам и произнёс прерывающимся от страсти голосом:
– Обдумай, как следует моё предложение и возвращайся поскорей. Я не лягу спать, пока ты не вернёшься.
Он принялся целовать её с такой неторопливой основательностью, как будто хотел усмирить эту дикую пташку, постепенно приучая её к своим губам. Его пряные губы пьянили её, от нежных поцелуев в голове не осталось ни одной связной мысли. Гюльфем беспомощно обмякла в его объятиях, повиснув у него на руках, словно подстреленная куропатка.
Почувствовав, как она расслабилась, потеряв контроль над собой, он с жадностью погрузил свой горячий язык в глубину её рта. Тем временем его пальцы исследовали застёжку на платье девушки и, расстегнув верхние пуговицы, выпустили на волю её полные круглые груди, подобные спелым плодам с нежно-розовыми ягодками сосков.
– Ах, боже мой! – жалобно всхлипнула она, когда он сжал в ладонях оба полушария её груди и принялся наглаживать пальцами набухшие от его дразнящих касаний соски. – Вы хотите свести меня с ума, господин?
Он самодовольно ухмыльнулся.
– Когда мои уговоры не производят впечатления, я предпочитаю перейти к более эффективному воздействию.
Он наклонился поцеловать ей грудь, но девушка неожиданно отскочила в сторону и прикрыла свои сокровища обеими руками.
– В чём дело? – недовольно насупился он, шагнув к ней, но она отбежала от него на безопасное расстояние. – Хочешь поиграть со мной в кошки-мышки?
– Отпустите меня, – взмолилась Гюльфем, – я должна вернуться к своей госпоже.
– К чёрту твою госпожу! – вскипел Сарнияр. – Я не отпущу тебя, пока ты не покоришься мне.
– Вы обещали дать мне время подумать, – напомнила ему Гюльфем.
– Теперь уже поздно. Ты распалила меня своими прелестями, чертовка! Но я сдержу своё слово и сделаю тебя фавориткой, когда ворочусь из похода.
Гюльфем в отчаянии затрясла головой.
– Нет! Я не буду вашей фавориткой.
– Почему? – опешил он.
– Потому что это подлая измена…
– Эка важность! Все мужья заводят себе любовниц со времён Адама и Евы. Так уж устроен наш мир. Иди ко мне, малышка.
– Нет! – упрямо повторила Гюльфем. – Я говорила о своей измене. Если я соглашусь… но я не могу согласиться. Пусть другие предают, но я не предам. Я люблю свою госпожу, как родную сестру.
У Сарнияра лопнуло терпение.
– Как ты смеешь отказывать мне, своему повелителю? – прошипел он, угрожающе надвигаясь на неё. – А если я прикажу отрубить тебе голову?
У Гюльфем подкосились ноги, и она упала на колени.
– Воля ваша, сахиб, – пролепетала она, покрываясь испариной от страха. – Я готова принять смерть, если это неизбежная кара за мою преданность княжне.
Сердце Сарнияра дрогнуло, но он не привык отступать и, к тому же, сейчас им владела лишь похоть. Он легко завалил Гюльфем и подмял её под себя.
– Маленькая дурочка! – с нежностью прошептал он, разрывая на ней одежды. – Тебе следует всего лишь уступить мне, а потом ты сама поймёшь, что сопротивлялась напрасно. Ну, сознайся, тебе же нравится всё, что я делаю…
Гюльфем извивалась под ним как змея, и он шлёпнул её пару раз для острастки.
– Послушай, не зли меня! – взорвался Сарнияр. – Всё равно будет по-моему. Что может мне помешать? На всём свете не найдётся такой силы.
– Такая сила найдётся! – грянул у него за спиной чей-то грозный голос.
От неожиданности он выпустил девушку из объятий. Она вскочила на ноги и, прикрывшись лохмотьями изорванного платья, забилась в самый дальний угол комнаты.
Сарнияр заревел как разъярённый зверь.
– Кто посмел ворваться ко мне без стука и доклада?
– Один из немногих, кто имеет свободный доступ к вашей персоне, – ответил тот же голос.
Царевич вскинул голову, и его горящие чёрные глаза встретились с холодными серыми глазами Хусейна.
– Учитель! – пробормотал он в растерянности.
Хусейн протянул ему руку, помогая подняться на ноги.
– Видимо, я скверно учил вас, коль Аллах позволил мне пожать столь жалкие плоды моих трудов.
– Зачем вы явились ко мне в этот неурочный час? – с трудом сдерживая гнев, спросил царевич.
– Если бы я опоздал хоть на минуту, – спокойно ответил Хусейн, – вы совершили бы тяжкий грех против бога и своей совести, дитя моё.
Сарнияр рассмеялся ему в лицо.
– И в чём же, по-вашему, мой грех, Ходжа?
– Вы чуть не изнасиловали это несчастное создание.
– Это создание, к вашему сведению, – сквозь зубы прошипел царевич, – моя наложница.
– Нет, вы хотели сделать её своей наложницей. Против её воли, как я понимаю.
– У рабов нет своей воли. Эта женщина принадлежит моей жене, а, следовательно, и мне.
– Если мне не изменяет память, ещё вчера вы отказывались наложить руку на имущество вашей жены, – напомнил Хусейн.
– Я передумал, – властно заявил Сарнияр. – Наш брак заключён, и я намерен извлечь из него все возможные выгоды.
Хусейн снял свой расшитый серебром кафтан и набросил его на голые плечи Гюльфем, которая тряслась не так от холода, как от пережитого ужаса, скорчившись в углу опочивальни.
– Как твоё имя, дитя? – с участием спросил он, приглаживая её растрепавшиеся волосы.
– Гюльфем, – ответила она, выстукивая зубами дробь от страха. – Меня так нарекли, когда я приняла ислам за компанию с моей госпожой. А в Индии я звалась Радхой.