— И сколько ей осталось? — снова садясь рядом с ней, спросил Эльтон.

— Может, неделя или две. Не больше.

— Ты так и не придумала, как их лечить?

— «Придумала»? — фыркнула Алина. — Тут нужно не придумывать, а пробовать снова и снова.

— И ты пробуешь?

— А ты сомневаешься?

Что-то в ее фразе зацепило Эльтона, но он не подал виду.

— Оборотень упоминал ведьму. Люди подтвердили, что в округе много колдуний. Быть может, одна из них наслала болезнь?

— Может, тогда тебе стоит поймать волка и расспросить его как следует?

Тон ее был столь саркастичным, что Лавеллет не выдержал и вскрикнул:

— Что с тобой, Алина?! Я же пытаюсь помочь!

— Чем? Своими домыслами?! — вскипела следом Алина и резко умолкла. Она вязла руки Эльтона в свои и прижала к груди.

На синем платье, что она носила, был вырез, и пальцы Лавеллета коснулись ее теплой кожи. Сердце на мгновение замерло и ускорило бег.

— Прости меня, — сказала принцесса. — Я забываю, что ты делаешь для меня. Забываю, как ты любишь меня, — голос ее дрогнул, — и как я люблю тебя.

Эльтон тяжело сглотнул.

— Я тоже, — сказал он. — Тоже иногда забываю.

— Давай помолимся вместе, мой рыцарь. За эту девочку и всех больных, и за твою удачу на завтрашней охоте.

Он молча склонил голову, закрыл глаза и начал молиться про себя. О бедной маленькой Лиуте, о каждом горожанине… и о том, чтобы Он вразумил Алину. Чтобы донес до нее — надо возвращаться в столицу. Целый мир нуждается в ней. Эльтон чувствовал — грядет что-то страшное. С неотвратимостью заката на Америю опускалась тень, и лишь новая Белая королева способна стать светом в наступающем мраке.

Новая Белая королева. От этих слов Алину, кажется, тошнило еще больше, чем от «единственной надежды Америи».

Он закончил молиться и подождал, пока закончит принцесса. Когда она подняла глаза, он улыбнулся, и она погладила его по щеке.

— Я так соскучилась по твоей улыбке.

— Как и я по твоей. Но мы прибыли в Скорбные земли — здесь мало улыбаются.

— Ты перестал гораздо раньше.

— После Баргезара трудно оставаться прежним, — признался Эльтон. — Я никогда не видел столько чудовищ и столько мертвецов. Не видел, как людям выпускают внутренности и разбивают черепа, как их сжигают в общей куче. А потом я приехал сюда, Алина — и здесь трупов и чудовищ в тысячу раз больше.

— В столице мы о таком не думали, правда? Кажется, это было целую вечность назад…

Эльтон увидел, как блеснули глаза принцессы при упоминании дома. Она тоже скучает по Кроунгарду. Она хочет вернуться — надо лишь убедить ее в том, насколько это необходимо!

— Но мы были детьми, — сказала Алина. — Мы думаем, что Кроунгард полон света, потому что там осталось много воспоминаний. На самом деле он всегда был гнилым, проклятым местом.

— Думаю, что это зависит от людей, которые в нем живут, — сказал Эльтон и осторожно добавил: — Или правят.

— Быть может, ты прав. Но я не желаю сидеть в золотой клетке.

— У нас есть желания и есть долг, — говорил он. — Мы сами выбираем, что ставить выше, но мы же не одни в этом мире! Мы должны…

— Мы должны быть счастливы, Эльтон! Господь завещал нам это.

— Ты права. Исполнять свой долг не значит быть счастливым.

— Потому я и хочу отринуть его, стать свободной в новом мире.

Все тепло от близости к Алине, от совместной молитвы прокисло в душе у Эльтона и стало ядом.

«Она даже не понимает, что говорит обо мне! Пока она отвергает свой долг, я следую своему! Мы пытаемся освободить ее, а меня заковываем в тысячу цепей!»

— Простите, принцесса, — Лавеллет поднялся. От гнева и обиды он едва мог вдохнуть. — Я должен выспаться. Завтра тяжелый день.

— Ты снова будешь рисковать жизнью ради меня, — поднимаясь следом, сказала Алина.

— Да, моя госпожа.

— Спасибо тебе, — она взяла его за плечи и мягко поцеловала в лоб. — Ты мой герой, сир Лавеллет.

— Это честь, — кивнул Эльтон и вышел из комнаты.

«Честь, и долг, и тысяча цепей, что душат меня. Неужели ты не видишь, Алина? Или тебе наплевать?

Я полюбил тебя за твою доброту, как ты можешь быть такой жестокой?!»

Лавеллет ворвался в свою комнату и упал на кровать, не раздеваясь. Он молча страдал от теснящей грудь боли, пока сон не успокоил его.

* * *

Утром небо затянули тучи, и стал накрапывать мелкий дождь. Так что, когда Эльтон, Фредегер и десяток гвардейцев зашли в тайгу, вокруг словно настала ночь.

— Хоть факел зажигай, — пробурчал пузатый гвардеец по прозвищу Бочка Меда. — Далеко хоть идти?

— Лиги полторы, — ответил Эльтон. — Если он не встретит нас раньше.

Фредегер сплюнул в сторону Острозубой.

— Думаете, сир, оборотни сами нападут на нас? — спросил он.

— Оборотень там только один, Фред.

— У него правда стальные зубы? — утирая влажную от пота шею, спросил Бочка.

— Я видел своими глазами.

— У страха глаза велики, — буркнул Бык, лысый привратник с тупым лицом.

Лавеллет предпочел не отвечать. Они шагали вдоль речки. Уже знакомые места — Эльтон даже увидел собственные следы в грязи у заболоченной поляны.

— И давно ты в слугах у принцессы, паренек? — спросил седовласый охотник, которого Фред тоже позвал с собой.

Старик держал в руках тисовый лук, но Эльтон не был уверен, что он сможет его натянуть — охотник выглядел совсем дряхлым.

— Я не слуга, а ее телохранитель, и я рыцарь. Так что обращайся ко мне «сир».

— Простите, сир, — сказал старик.

— Если ты ее телохранитель, сир, — буркнул Бык, — чего ж тут по лесу шляешься?

— По ее приказу.

— Что за приказы такие: в проклятом лесу оборотней убивать. От этого что, хворь исчезнет? — раздался голос Бочки. — Инквизиции это дело, не наше.

— Во-во. Крутят там чего-то знатные опять, — хмурился Бык, распинывая мох под ногами. — А мы только головами рискуем.

— В отличии от меня, ты пошел сюда ради денег! — отрезал Лавеллет. — Так что не жалуйся на жизнь!

— Каких денег? — Бык, и не он один, повернулся к Фредегеру.

Фред рассмеялся:

— Ах, сир рыцарь, все-таки выдали вы меня! Про деньги я им не сказал, чтобы, ну, не потратили раньше времени. Одна таверна в городе еще работает, пропили бы, — игнорируя насупленные взгляды гвардейцев, говорил Фред. — Да и не все вернутся… после поделим.

— Я дал ему сорок серебряных марок, — сказал Лавеллет. — И обещал заплатить отдельно сверху. Так что проследите, чтобы…

— Ты предал Оглана! — разнеслось по лесу, и все остановились, как вкопанные.

— Что это? Что это? — вертелся Бочка Меда.

— Мальчишка предал Оглана! — гулял меж деревьев рокочущий крик. — Моя стая уничтожит твою!

— Иди сюда, шавка! — вскрикнул Бык, потрясая копьем. — Покажи свою сучью стаю!

Отвечая ему, отовсюду раздался вой. В черной чаще замелькали быстрые тени, и земля вдруг стала источать туман — он поднимался все выше, делая тьму непроглядной.

— Держитесь вместе! — проревел Фредегер, обнажая меч.

Люди встали спина к спине, выставив оружие. Старый охотник наложил стрелу.

Из тумана, раздвигая низкие ветви, вышло чудовище. Человек с волчьей головой, покрытый черной шерстью, с янтарными глазами. Длинные когтистые лапы почти касались земли. Глубоко вдохнув, оборотень оскалился и зарычал.

Старый охотник в мгновение ока натянул тетиву и выстрелил. Стрела пробила горло чудовища, и оно рухнуло, будто поваленный ствол.

— Волкар! — сказал старик, выхватывая следующую стрелу. — Тварь анимантов. Это не оборотни, братцы, это дарминорские гниды!

В следующий миг из тумана вылетела другая стрела и воткнулась в грудь охотника. Он поднял лук, но силы покинули его, и оружие выпало из обмякших рук. Его последние слова заглушил яростный рык, и стая Оглана со всех сторон набросилась на людей.

Эльтон ударил копьем и пронзил волчью грудь. Рычание сменил скулеж. Еще один волк тут же бросился на него. Челюсти сомкнулись на руке, и даже сквозь кольчугу Эльтон почувствовал их силу. Он пытался сбросить волка, когда еще один кинулся на спину и уронил его наземь. Оба волка, рыча, заскрежетали зубами по латному воротнику, пытаясь добраться до шеи.