— Корри тоже в порядке. Хотя немного похудела. Мы просто ждём, когда она проснётся.

— А как мои родители? Как вообще все?

— Они в порядке. Всё в порядке.

— С твоими родителями всё хорошо, — заговорил мужчина. Я до сих пор не знала, кто это. — Нам всем пришлось пережить несколько трудных недель, но с твоими родителями всё хорошо.

— Несколько трудных недель? — переспросила я.

Разговор шёл напряжённым шёпотом, мы постоянно поглядывали в сторону грузовиков.

— Мы кое-кого потеряли, несколько человек.

— Что вы хотите сказать, что значит — «потеряли»? — Я чуть не подавилась этим словом.

— Их выбрал какой-то парень, — сказал мужчина.

— Да о чём вы?

— Они привели какого-то австралийца из города, какого-то бывшего чолки. Он выбирал людей для допроса, и большинство из них не вернулись после того, как он с ними поговорил.

— И куда они...

— Мы не знаем. Нам же не сообщают. Мы просто молимся и надеемся, что не на расстрел.

— И кого он выбрал?

— Сначала всех, кто состоял в армейском резерве, — этих он знал. Потом полицейских и Берта Хигни, ещё пару ваших учителей. Всех, кто хоть чем-то руководил, понимаешь, о чём я? Он знал многих из них. Забирал по пять человек в день, и хорошо, если хоть трое возвращались вечером.

— Наверное, на территории ярмарки есть доносчики... — сказала я.

— Таких, как этот тип, нет. Кое-кто подлизывается к солдатам, но они ничего подобного не делают. Они не помогают выбирать... ну, понятно, да? Не как этот выродок.

В голосе мужчины звучал гнев, и он под конец заговорил намного громче. Я на мгновение попятилась в тень, но никто не пришёл. Я знала, что вскоре мне придётся уйти, но хотелось, чтобы миссис Маккензи сказала что-нибудь ещё. Она выглядела такой исхудавшей, такой усталой и измотанной.

— А как родные Ли? — спросила я. — А родные Фай? Гомера? А семья Робин?

Миссис Маккензи лишь кивнула.

— С ними всё в порядке, — ответил мужчина.

— Что вы должны здесь делать? — спросила я.

— Подготовить всё. Через несколько дней сюда приедут колонисты. Так что вам, ребята, надо быть поосторожнее. Сейчас кругом разослали рабочие группы. Мы ожидаем вскоре сотню колонистов.

Мне стало совсем плохо. Нас окружали со всех сторон. И может быть, очень скоро мне придётся принять немыслимое, невыносимое: мы до конца жизни превратимся в рабов. Будущее, которое не является будущим, жизнь, которая вовсе и не жизнь. Но у меня не было времени размышлять. Только время действовать.

— Мне пора уходить, миссис Макка, — сказала я.

К моему ужасу, она внезапно разрыдалась, отвернувшись и склонившись над рабочим столом, и снова уронила шуруповёрт. Миссис Маккензи и рыдала, и кричала одновременно. Меня как будто шарахнуло током в двести сорок вольт. Волосы встали дыбом. В испуге я быстро попятилась назад, торопясь добраться до дальнего края кучи тюков, и нырнула за них. Я слышала, как открылась дверца грузовика и кто-то из солдат вошёл в сарай.

— Что тут происходит? — спросил он.

— Не знаю, — ответил мужчина. Он говорил вполне убедительно, таким тоном, словно ему на всё наплевать. — Она просто расплакалась, и всё. Наверное, всё дело в этом чёртовом шведском карбюраторе. Эти штуки кого угодно до слёз доведут.

Я чуть не рассмеялась, скорчившись в темноте.

Какое-то время ничего не происходило. Слышны были только рыдания миссис Маккензи, но они стали тише. Я слышала, как она всхлипывает, пытаясь набрать воздуха в лёгкие, совладать с собой.

— Ну же, милая! — произнёс мужчина.

Я услышала другие шаги, вроде бы шаги солдата. Они удалялись и наконец затихли в стороне дома.

— Возвращайся к своим, Элли, всё в порядке, — сказал мужчина так, как будто разговаривал с миссис Маккензи.

Мне ничего не оставалось, как довериться ему, и я ушла, ничего больше не сказав, проскользнула вокруг угла сарая, мимо бака с водой в буш. Я приветствовала деревья так, словно они мои лучшие друзья, моя семья. Какое-то время я пряталась за одним из них, обхватив ствол, восстанавливая дыхание. А потом поспешила вверх по склону, к ребятам.

Всего через два дня мы увидели первых колонистов. Дождь полил снова, и мы спрятались в жилище стригалей, затаившись там, слушая, как трещат и бормочут что-то старые деревянные балки и завывает ветер. Дождь колотил по оцинкованному железу так, точно мы попали под обстрел. Мы по очереди несли вахту все двадцать четыре часа, но погода стала такой плохой, что рабочие группы не возвращались. Мы пошли осмотреть то, что они сделали: в доме было чисто, прибрано, постели застелены. Всё было готово к встрече чужаков, пришельцев, которые собирались явиться сюда и захватить чужое имущество. Меня это испугало и расстроило, я попыталась представить, как эти люди спят в кроватях Холмсов, едят в их кухне, ходят по их загонам и бросают семена в землю Холмсов. Похоже, с нашей фермой вскоре произойдёт то же самое.

Через два дня дождь прекратился, хотя небо всё ещё скрывали тучи, воздух оставался холодным, а земля мокрой и грязной. Мы решили снова, как только удастся, пойти в дом Криса, на тот случай, если он всё-таки там. Поэтому в сумерках, несмотря на холод и мерзкую погоду, мы собрали вещички и направились прямиком через загоны. Дороги были слишком опасны, тем более столь ранним вечером, но мы знали, что сможем пересечь Виррави и оказаться на Мелдон-Марш-роуд без особых проблем — так мы окажемся достаточно близко к дому Лангов.

Какое-то время мы двигались молча. То, что нам пришлось ещё два дня просидеть в неподвижности, не улучшало настроения. Но на открытом воздухе было хорошо: приятно снова дышать полной грудью. Пройдя пару километров, я расслабилась. Какое-то время я держалась за руку Ли, но в темноте стало трудно так идти: для поддержания равновесия требовались обе руки, поскольку мы то и дело спотыкались. Так что я отпустила руку Ли и предоставила его самому себе. Мы с Робин принялись болтать о фильмах, которые когда-то видели: что нам понравилось, а что не слишком. Мне ужасно хотелось снова посмотреть какое-нибудь кино, хотелось увидеть большой экран в темноте, а на нём прекрасных людей в красивой одежде, и чтобы они говорили друг другу умные и романтические слова. Конечно, в других частях мира продолжают снимать фильмы, и люди продолжают их смотреть, но очень уж трудно было представить это.

Мы обошли вокруг Виррави и выбрались на Мелдон-Марш-роуд. Время уже перевалило за десять вечера, и мы решили, что на дороге нам ничто не грозит. Так приятно было просто идти по ней. Однако километра за два до дома Криса мы вдруг увидели жилище, в котором горел свет. Это стало потрясением — только теперь мы поняли, что в сельские дома вернулось электричество. Мы остановились и молча уставились на окна. Но свет не показался нам добрым знаком. Хотя это, конечно, должно было успокаивать — мы же видели нечто похожее прежде. Но жизнь-то стала совсем другой... Мы уже привыкли жить, как дикие зверьки, привыкли по ночам рыскать в темноте, пользуясь зарослями как прикрытием. А если на всех фермерских землях поселятся колонисты и всё снова будет ярко освещено, если они начнут творить здесь собственный мир, по своим правилам, нам придётся уходить всё дальше и дальше, зарываться в пещеры и трещины между камнями.

По-прежнему не говоря ни слова, мы двинулись к этому дому. Мы словно превратились в летевших на огонь ночных мотыльков. Дом не был мне знаком, но выглядел он уютным, был выстроен из кирпича, с большими широкими окнами и по меньшей мере тремя дымовыми трубами. Вокруг росли тенистые деревья, в аккуратном саду бордюры из кирпича были выложены геометрическим узором. Это напомнило мне о недавнем падении: я споткнулась об один из них, и тут же моё колено пронзила боль, которой я не испытывала уже несколько дней. Но я тут же восстановила равновесие и, когда оперлась на ушибленную ногу, решила, что всё в порядке.